Прав ли Бушков, или Тающий ледяной трон. Художественно-историческое исследование

Седьмой пункт отправлял на архипелаг за «подрыв промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения и кооперации». Наряду с девятым – «разрушение или повреждение… взрывом или поджогом…», и четырнадцатым – «сознательное неисполнение определённых обязанностей или умышленно небрежное их исполнение» он мог покарать лагерным сроком за любую человеческую ошибку, оплошность, производственную неудачу, невыполнение плана. Злодеяния, описанные в этих пунктах, кратко именовались «вредительство», «диверсия» и «саботаж», иначе называемый «экономической контрреволюцией» (см. выше). Как вы сами можете догадаться, в те славные годы в СССР не было недостатка во вредителях, диверсантах и саботажниках.

Но никакой из пунктов не давал ГУЛАГу такого обильного и устойчивого пополнения, как десятый – «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти», «а равно и распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания»! Анекдот, неосторожная шутка, частная беседа – всё подпадало под определение «пропаганды и агитации». А если ещё учесть, что «литературой того же содержания» могло быть признано обычное частное письмо, то становится понятным, почему родное рабоче-крестьянское государство могло не слишком заботится о сбережении рабочей силы в лагерях.

Этот пункт знаменит ещё и тем, что жизнь порой рождала просто уникальные случаи его применения.

Помню, мой покойный отец всё рассказывал историю о том, как после присоединения Западной Белоруссии один из его односельчан, бойкий, задиристый мужичок, заспорил о чём-то с проходившими через деревню красноармейцами. Спор коснулся политики, и закончилось дело тем, что мужик сказал примерно следующее: «Что вы мне всё талдычите – Сталин, Сталин!.. У меня штаны может лучше, чем у вашего Сталина…» 58—10, КРА (контрреволюционная агитация), 10 лет.

«Пастух в сердцах выругал корову за непослушание «колхозной б…». (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. См. примеч. 76.) 58—10.

«Глухонемой плотник – и тот получает срок за контрреволюционную агитацию!.. Он стелет в клубе полы. Из большого зала всё вынесли, нигде ни гвоздика, ни крючка. Свой пиджак и фуражку он, пока работает, набрасывает на бюст Ленина». (Там же.) 58—10, 10 лет.

«Портной, откладывая иголку, вколол её, чтоб не потерялась, в газету на стене и попал в глаз Кагановичу». (Там же.) Ну, тут уже не агитация. Тут случай куда более серьёзный, а потому 58—8 (террор). По этому пункту посадили народу не так много, как по другим, но всё же достаточно.

По каждому из пунктов суд, военный трибунал, коллегия ОГПУ, особое совещание (ОСО) могли влепить несчастному расстрел или срок до 10 лет, а после войны и все 25.

Знаменитые сталинские указы о военизации железных дорог, о производственных прогулах, о хищениях и воровстве (от 7 августа 1932г. – «семь восьмых», от 4 июня 1947г. – «четыре шестых») и прочие, и прочие, по которым тоже была посажена уйма народу, мы здесь критике подвергать не будем. Каждый понимает, что без наведения элементарного порядка в народном хозяйстве государство существовать не может.

***

Чтобы проводить в жизнь политику террора (не того, за который полагалась 58—8, а общественно полезного) нужна была соответствующая служба и особо подготовленные люди в ней, те самые, с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками. Революция уничтожила старую государственную систему, а вместе с ней всякие монархические символы, воинские знаки отличия, аристократические титулы, чины и звания и много чего ещё. Но по какому-то странному капризу органы пролетарской диктатуры, унаследовавшие функции царской жандармерии, почти сразу переняли от неё привязанность к голубому цвету (помните у Лермонтова о жандармах: «…вы, мундиры голубые…). Не были ещё возвращены ни воинские звания царских времён, ни погоны, ни дореволюционные наименования государственных должностей и учреждений, но голубой цвет уже был символом советской тайной полиции. Надо сказать, в те времена словом «голубые» ещё не называли гомосексуалистов мужского пола, и представители «вооружённого отряда партии» с гордостью носили фуражки с голубым верхом, а позже – хотя бы голубые канты на фуражках, галифе и брюках и погоны с голубыми просветами. И никому даже в голову не приходило над ними смеяться. Пусть бы попробовали!..

Советская тайная полиция произошла от легендарной ВЧК времён Гражданской войны – Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, занявшей красивое здание страхового общества «Россия» на Лубянской площади в Москве. С тех пор слова «Лубянка», «Госстрах», «Госужас» стали нарицательными. И стоявший во главе ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский, «рыцарь революции», «Железный Феликс» в дальнейшем почитался в органах госбезопасности вроде то ли крёстного отца, то ли отца-основателя. Тайная служба несколько раз меняла своё название, то сокращала, то вновь расширяла свои функции, подгребая под себя и «рабоче-крестьянскую милицию» и много чего ещё, даже ГУШОСДОР (тогдашнее ГАИ) и пожарную охрану. С 1930 и до 1943 г. важнейшей её частью оставался ГУЛАГ – Главное управление лагерей, игравшее, как уже было отмечено, огромную роль в социалистической экономике. В разное время от него отпочковывались мощные отраслевые и даже территориальные конторы, такие, как ГУЛЖДС (Главное управление лагерей железнодорожного строительства), ГУЛГМП (Главное управление лагерей горно-металлургической промышленности), Управление лагерей по строительству куйбышевских заводов, ГУСДС (Главное управление строительства на Дальнем Севере, впоследствии – «трест Дальстрой») и многие другие. Тайная полиция сперва именовалась Главным политическим управлением (ГПУ), затем Объединённым государственным политическим управлением (ОГПУ – в народе О, Господи, Помоги Убежать! А наоборот – Убежишь, Поймаем, Голову Оторвём!), затем Народным комиссариатом внутренних дел (НКВД – Не знаю, Когда Вернусь Домой), позже – Народным комиссариатом государственной безопасности (НКГБ), потом опять НКВД, потом опять НКГБ, потом Министерством государственной безопасности (МГБ), в послесталинские времена Министерством внутренних дел (МВД) и до самого падения советской власти – Комитетом государственной безопасности (КГБ). Утратив многие права и функции, одряхлев и растеряв зубы, служба дожила и до нынешних печальных времён под всем известной аббревиатурой ФСБ.

В армии и на флоте боевой дух поддерживали представители контрразведки, в военные времена получившей название СМЕРШ (СМЕРть Шпионам – это не шутка, так и называли!). Большинство в этой организации составляли вовсе не таманцевы и алёхины из «Августа 44-го», а многочисленные офицеры особых отделов и отдельные особисты, обеспечивавшие при помощи постоянного надзора верноподданное поведение военнослужащих. Даже в те периоды, когда контрразведка организационно не входила в состав НКВД-НКГБ, они были сообщающимися сосудами, обменивавшимися информацией, методами, кадрами. (Собственно, «Контрразведка СМЕРШ» и возникла из Управления особых отделов НКВД во главе с Абакумовым, и в НКГБ впоследствии вместе с Абакумовым возвратилась, причём Абакумов поднялся до министра ГБ.) Арестованные СМЕРШем, как правило, передавались далее для окончательной обработки в «материнскую» организацию. В экстренных случаях тайная полиция тоже не отказывала военной контрразведке в помощи, и даже боевые генералы плакали тогда, как дети.

В разное время тайную полицию возглавляли разные личности. И работавший под их руководством контингент по своему социальному и национальному составу, деловым качествам и степени преданности Верховному Вождю сильно различался в разные эпохи. К 1937 году у приводов мясорубки всё ещё стояли люди, начавшие свою карьеру при Дзержинском или при его преемнике Менжинском. Сами лидеры ВЧК-ОГПУ, бывшие польские дворяне-националисты, называвшие себя социалистами, соратники Пилсудского (см. первую главу), волею случая ставшие большевиками, естественно, подбирали себе в сотрудники родственных по духу особей. Потому состав руководства органов госбезопасности во времена Менжинского и Ягоды правильнее было бы назвать сбродом. Русские, евреи, латыши, поляки, происхождения буржуазного, дворянского и купеческого, бывшие анархисты, эсеры, бундовцы и даже белогвардейцы, иные с пристрастием к белому порошку, они до поры до времени кое-как справлялись с внутри- и внешнеполитическими задачами, возлагавшимися на них партией и лично товарищем Сталиным. Но мнили о себе уж слишком много, полагали, что без них служба не сможет функционировать. Да и возлагаемые на службу задачи постепенно усложнялись и ужесточались. Так что пришлось товарищу Сталину ОГПУ преобразовать в НКВД, а состав его значительно обновить. На смену товарищу Ягоде пришёл товарищ Ежов, который сначала отправил в лубянский подвал самого Ягоду, а потом взялся и за его соратников. Партийно-государственный аппарат, обновлявший страну при помощи террора, в ходе этого небывалого обновления обновлялся и сам. Сталин и Ежов поступали явно не по-джентльменски, запихивая в мясорубку верных ленинцев, героев Гражданской войны, заслуженных дзержинцев и менжинцев – всех тех, кто до того полагал себя неприкосновенным. Девиз был – бей левых, пока не поправеют, бей правых, пока не полевеют. Устал махать слева направо – лупи центристов. Отныне никто уже не мог чувствовать себя в безопасности. Шнек и ножи мясорубки весело крутились, проталкивая и измельчая кандидатов и членов ЦК, маршалов и командармов, комкоров и комбригов, наркомов и партийных секретарей, комиссаров ГБ и простых вертухаев, рабочих и колхозников, писателей и режиссёров, инженеров и учёных, разведчиков и дипломатов, воровских авторитетов и недобитых социалистов всех мастей.

Для этой работы железный карлик Ежов подходил как нельзя лучше. Он искренне считал, что только ему, да ещё самому товарищу Сталину доподлинно известно, кто враг, а кто нет. Был он хроническим алкоголиком и своими проспиртованными мозгами не мог просчитывать игру на два хода вперёд, а то сразу понял бы, что он сам есть фигура временная, причём крайне недолговечная. Для довершения его омерзительного портрета остаётся сказать, что он был к тому же голубым в современном смысле этого слова.

Призванный Сталиным прекратить невиданные нарушения социалистической законности Лаврентий Павлович Берия быстренько отправил в ту же мясорубку Ежова и его ближайших подручных, а для посаженных ими устроил невиданных размеров реабилитацию. Есть такая странная книга – на обложке вверху большими золотыми буквами А. БУШКОВ, а внизу маленькими Е. Прудникова и название: «Берия. Последний рыцарь Сталина». Надо полагать, г. Бушков выступает то ли в качестве соавтора, то ли отца-вдохновителя. Как восхищаются авторы гуманизмом нового руководства тайной полиции, той огромной работой, которая была проделана Берия и его командой! «Дело в том, что реабилитация – процесс не простой. (Ну, это всем известно. У нас только посадить просто, как два пальца… – С. Ю.) Это при Хрущёве всё проводилось «тройками» – такими же, как и в тридцать седьмом, только с обратным знаком. Выезжала такая тройка в лагерь, вызывала зеков, говорила с ними и писала справку. (В самом деле, просто разгул беззакония! – С. Ю.) Но если всё проводить по правилам, то каждое дело должно быть фактически расследовано заново. (Представьте себе, вот влепили какому-нибудь болтуну, допустим, пять лет по 58—10 за то, что обругал корову «колхозной б…». Как же его, мерзавца, реабилитировать, не расследовав дела заново? А вдруг он ещё к тому же аргентинский шпион? – С. Ю.) Всё это требует времени – а время идёт, и кадров – а с кадрами плохо…» (Е. Прудникова. Берия. Последний рыцарь Сталина. См. примеч. 77.) И вот по прошествии времени товарищ Берия, переведя дух и утерев пот с лысины, отчитался перед историей о реабилитации чуть ли не половины посаженных при Ежове. (По крайней мере, г-жа Прудникова за эту цифру ручается, я сам не считал.) Ну, разве это не достойно восхищения?

Нет, госпожа Прудникова и господин Бушков, я этого вашего восхищения разделить не могу. Просто скажу, что невиданная реабилитация сравнима была с произошедшими при Ежове невиданными посадками.

И вообще, за что народ любил товарища Сталина? Правильно. За доброту. «Ещё в тридцать шестом году, когда… к Сталину стеклось достаточно информации о заговорах, он, тем не менее, старательно готовил оттепель. Да, именно так. Оттепель. Первую… Сначала были пересмотрены дела многих социально чуждых элементов, высланных из Ленинграда после убийства Кирова, – и немало людей реабилитировано. Потом Вышинский пробил в Политбюро (несомненно, с подачи Сталина) так называемое постановление о снятии судимости с колхозников, репрессированных по печально известному „закону о трёх колосках“ (вышеупомянутый указ от 7 августа 1932 г. – „семь восьмых“ – С. Ю.). В течение семи месяцев почти восемьсот тысяч человек в одночасье лишились судимости и были восстановлены в правах. Вслед за тем из разряда „лишенцев“ вывели казачество». (А. Бушков. Сталин. Ледяной трон. См. примеч. 78.) Поняли, в чём суть? Мудрость повелителя заключается не в том, чтобы творить добро. От добра добра не жди. От добра и сытости народ начинает баловать. Чтобы народ оценил повелителя по достоинству, тот должен сначала натворить много зла, а потом это зло исправить. Вот тогда народная любовь не будет знать границ!

Да и что кричать о невиданных реабилитациях? Лагеря-то мало что потеряли. Система-то продолжала работать и во времена реабилитаций. Пока через одни ворота выпускали, через другие контингент продолжал исправно прибывать…

Но вернёмся к нашим баранам. Берия укрепился у руля госбезопасности надолго. Фигура это неоднозначная, и я ещё уделю ей внимание впоследствии, здесь же замечу только, что товарищу Берии суждено было проводить в последний путь самого товарища Сталина. К тому времени Берия поднялся до члена Политбюро, секретаря ЦК, курирующего в числе прочего органы госбезопасности. Есть немалые основания полагать, что товарищ Сталин запланировал на 1953 г. мероприятие, аналогичное проведённому в 1937-м. Звеньями одной цепи представляются мне отстранение от власти Молотова, смерть Жданова, «ленинградское дело», арест министра госбезопасности Абакумова, раскрутка абакумовским подручным Рюминым дичайшего дела врачей… Думается, весь этот гадкий клубок нарочно запутан Вождём в лучших традициях подковёрной схватки за власть, когда уничтожается один враг, в его гибели обвиняется другой, или даже некая национально-профессиональная группа, следующий враг обвиняется в том, что не разглядел вовремя исходящую от неё опасность и не предотвратил гибели первого и т. д. до бесконечности. Похоже, врагами товарища Сталина сделались к тому времени все окружающие. И похоже, что титан изнемог в борьбе, и что враги оказались сильнее… Но обо всём этом – после. А пока скажу лишь, что на примере Абакумова, а впоследствии и самого Берии подтвердилась тенденция периодического обновления состава нашей голубой организации, невозможность существования славных органов госбезопасности без регулярного кровопускания, учиняемого им для их же пользы и во имя победы дела Ленина-Сталина в мировом масштабе.