– Это не у меня!
– У соседей?
За стеной послышалось зычное рычание. Там была ванная, в которую утащили Артурика.
– Что это? – спросила Вита
– Артурик! Ему плохо!
– Напился?
– Накурился.
Вита одарила меня небесным взором.
– Резать будешь?
– Я… Я боюсь!
– Чего?
– Торт…
За стеной опять раздался зловещий рык. И смех Севки с Толяном.
– Ты меня сегодня удивляешь, Тер-тер! Я тебя не узнаю! Напился?
– Нет…
– Накурился?
– Нет…
– А чего тогда?
– Влюбился… – просто выдохнул я.
– Тююю! В кого?
– В тебя…
Хотел сказать я… Но не сказал. Не смог. Не сумел. Это слово застряло у меня в горле…
Оно так и торчит там по сей день. Горькой колючкой.
Не озвученное.
Не произнесенное.
Оно встало плотиной. И иногда мне кажется, что именно из-за этого я не в силах объясняться с женщинами. Бушующий поток переполняющих меня чувств бьется в эту стену и не может пробить ее. И меня накрывает с головой. И я тону. Захлебываюсь. И вижу только эти небесные глаза с опаленными ресницами.
В общем, я промолчал…
– Ой, короче! – Вита взяла у меня из рук нож и вонзила его в зебрин бок. За стеной раненым бизоном заревел Артурик.
Кому-то в этот момент было плохо, кто-то смеялся, я был на седьмом небе от счастья, а Вита резала полосатый торт. Коричневые и белые полоски. И мне вспомнился анекдот. Дурацкий, конечно, и совсем не смешной. После марш-броска на гору прапорщик построил солдат на вершине. Окинул взглядом городок внизу и философски произнес:
– Видите, товарищи солдаты, у одних домов крыши красные, а у других зеленые… Так и люди – рождаются и умирают… Смирно. Направо. Шагом арш!
Я наслаждался каждым движением Виталии. Моему восторгу не было предела. Как же божественно она раскроила торт огромным ножом. Просто, как попало! В крошку! Без всяких измерений, изысков и предрассудков.
– Все! – она попробовала кусочек. – Ну, ничё так! Для первого раза. По маминому рецепту делала. На память. Могла чего-то и забыть. Попробуешь?
И она протянула мне небольшой кусочек от «Зебры».
Вы, наверно, подумаете, что она его пересолила или передержала в духовке, или соды пересыпала, или, ну, чего там еще в комедиях бывает? А я вам скажу, что ничего подобного! Было вкусно. И не потому, что это был пирог, сделанный руками любимой девушки! Просто было вкусно. И я так и сказал.
– Вкусно!
– А я волновалась! Ну и хорошо! Поможешь поднос в комнату отнести, а то чего мы тут как дураки вдвоем стоим!
И она шифоновым облаком пошла в комнату. Без челки, бровей и с ресницами спиралькой. Любимая…
Но об этом я ей так и не сказал…
А после весело проведенного вечера наша компания разбилась по парам. Почти вся. И Вита стала встречаться с Севой. А я остался один. Я ни с кем не стал встречаться. Я был тихонько влюбленный помешанный.
С тех пор мы регулярно стали устраивать массовые гуляния нашей маленькой бандой. Иногда у кого-нибудь дома. С музыкой, полумраком и глинтвейном. А иногда просто бродили по улицам и паркам. Дурачились, шутили, веселились. А я, наверно, громче и безудержнее всех. Аж до колик в животе.
Но горькая колючка всегда оставалась в моем горле.
В конце восьмого класса я попал в больницу. Чего-то не то было с моей печенью. Последствия банальной желтухи. В палате нас было четверо. Я, дедушка-ветеран и два студента из Китая. Иностранные гости сутки напролет сидели на балконе и собирали кубик Рубика. Придумывали алгоритмы и записывали их в тетрадку. А еще тихонько щебетали на своем языке. Чем, кстати сказать, очень досаждали ветерану, который или спал, или постоянно ворчал.
– Что? Чего вы говорите? Не понял! – он был немного глуховат, и ему казалось, что китайцы обращаются к нему, а он все никак не может понять, чего они от него хотят.
– Громче говорите! А? Не понял! – кричал дедушка, а студенты от этого начинали говорить еще тише.
– Вот же, басурмане! Никак не пойму, чего они от меня хотят! Внучек! – обращался он ко мне. – Чего они говорят?
– Они не вам, дедушка! – пытался я его успокоить.
Но он заводился еще больше.
– Да как же не мне! Я же слышу, что мне! У меня со слухом все хорошо. Только я все никак не могу понять…. Может, им надо чего, а они стесняются.
– Они на китайском говорят, дедушка!
– Ты мне это брось голову морочить! Скажешь тоже! Что же, я не слышу, по-твоему, на каком они говорят? Сам ты китайский!