срывается снег с высот,
приметам всем назло, вопреки,
и нету еще весны.
И снова неясно, что впереди,
по жизни опять несёт,
как будто по руслу горной реки —
швыряя на валуны.
Но слишком опасен ила кисель,
порогов ещё не счесть.
и пусть неприятностям нет конца,
сомнение верх берёт,
но есть ещё, кажется, в жизни цель
и силы как будто есть,
и надо вытереть кровь с лица
и к берегу чалить плот.
Ты выйдешь на берег. Ты будешь ждать,
не зная совсем о том,
что, словно радист, услышавший SOS,
бросает сразу дела,
ты мне помогла, если падал – встать,
и плыть, если плот – вверх дном,
и если плутал или шёл вразнос,
Полярной звездой была.
* * *
Окно в наличниках. Уют. В горшке – герань.
Здесь по утрам всегда встают в такую рань.
И свет не гаснет допоздна в хибаре той…
Не дай, Господь, другим познать беды такой!
Несёт вдова ведро с водой, ей смотрят вслед.
Но как нелепо быть вдовой – ей двадцать лет!
Вздохнут соседи: «Да, дела, судьбы изгиб».
Она любимого ждала, а он погиб.
Не знал никто на той войне, где завтра фронт.
Она была лишь так – вчерне, сплошной экспромт.
Там снова калаши частят, в крови сугроб…
Его собрали по частям в свинцовый гроб.
За сына отомстил отец – Дауар-бек.
Теперь в глазах её свинец застыл навек.
И вот идет она – одна сквозь птичий грай,
не замечая, что весна, что снова май.
И лишь глаза – как будто крик, как будто стон.
В избе ее такой же лик глядит с икон.
* * *
Здесь, в иван-чаевой столице,
я открываю створки ставен —
и зелень лунная сочится,
как будто капельницу ставит.
Здесь тишина другой эпохи,
она дарована нам свыше.
Наверно, при царе Горохе