Крах династии

– Ты кто такой, и как сюда попал? – строго спросил он, переводя взгляд с меня на стрельца.

– Это царев любимый слуга, – сообщил он, крепко сжимая в кулаке невесть как попавшую в руку ефимку, – ты, Анисим, поговори с ним, может, на чем и столкуетесь. Он мужик надежный, не подведет.

Такая аттестация явно стоила суммы, зажатой в его кулаке, потому стрелец, выполнив свой долг с чистой совестью, удалился, Мы же с Анисимом остались с глазу на глаз.

– Чего разбудил? – без прежней враждебности спросил он. – По делу или так?

– По делу. Хочешь заработать?

– Так кто же не хочет, все хотят, но не у всех получается, – рассудительно заметил сторож. Видимо, как человек свободной профессии, он был склонен к философским обобщениям, что в данный момент мне было на руку. Общаться с ограниченным педантом было бы значительно сложнее.

– Мне нужны два франкских пистолета и малогабаритный самострел. Плачу черным налом, – объявил я. Естественно, это было сказано на понятном языке.

– Нет, так дела не делаются, – задумчиво сказал сторож. – У нас сам знаешь, какой здесь товар, можно сказать, редкой ценности, а ты только говоришь, что нужно тебе, а не спрашиваешь, что нужно мне.

– А что тебе нужно?

– Сначала выпить, а уже потом будем разговоры разговаривать. Может, я тебе все и так отдам. Здесь, сам погляди, всякого оружия навалом.

Оружия в палате действительно было много, причем, в основном, дорогого, иноземного. Пришлось опять идти по знакомым стрельцам добывать выпивку. Впрочем, мне это и самому было кстати, – помянуть отца Алексия.

С Анисимом мне повезло. Я с его помощью не только подобрал себе компактное оружие, но и нашел ночлег и дружеское участие. Он даже согласился завтра днем сходить к кожевнику, узнать, в какую церковь отнесли тело отца Алексия и, если я не успею освободиться, проследить, чтобы его достойно похоронили. Возможно, я был не прав, но на участие в погребальном обряде патриархата у меня надежды не было. Большие чиновники умеют только брать, а не заботиться о своих менее удачливых собратьях.

Короче говоря, после затянувшихся поминок мы с Анисимом проснулись на соседних лавках. Было еще рано, но впереди меня ждали большие дела, и пришлось заставить себя встать. Скоро должны были открыться городские ворота, и мы с Прозоровым договорились вместе ждать вестей от специально назначенных им нарочных.

Разбойничий приказ еще не открылся, а мы с Ваней Кнутом уже были готовы к ратным подвигам. Мой оруженосец держал под седлами наших коней, моего донца и свою лошадку. Осиротевшую кобылу священника мы оставили в царской конюшне.

Я с нетерпением ждал, когда явится мой новый напарник, но его все не было. О том, куда девался дьяк, не знал никто из служащих приказа. Я уже начал волноваться, не случилось ли с ним чего-нибудь плохого. Утро кончалось, богомольный народ разошелся по домам после заутренних служб, а дьяка все не было. Наконец, ближе к обеду Прозоров все-таки явился. Вместо того, чтобы извиниться за опоздание, он небрежно кивнул, в упор не заметив стоящего рядом со мной Ваню.

– Что ты так поздно? – спросил я, чувствуя, что невольно начинаю раздражаться.

Дьяк удивленно на меня посмотрел, видимо, не представляя, что ему кто-то может осмелиться сделать замечание. Видимо поговорка, что начальство не опаздывает, а задерживается, имеет очень глубокие исторические корни. Другое дело, что Прозоров был не моим начальником, и таких деятелей, как он, я видел в одном тесном и скорбном месте в тапочках белого цвета.

– Смотри, паскуда, если убийца уйдет по твоей вине, – негромко сказал я, наклонившись к его волосатому уху, – то я спущу с тебя шкуру!

Сделал я это не столько потому, что был зол на бессмысленную потерю времени, сколько в профилактических целях, показать, кто в этом деле главный. Иначе даже угроза собственной жизни не смогла бы заставить чиновника выполнить свои служебные обязанности.

– Да ты знаешь, с кем говоришь! – набрав в легкие воздух, даже как-то раздулся от уязвленной гордости дьяк, но я так свирепо наступил ему на ногу, что бедолага в прямом смысле взвыл, напугав своих подчиненных.

– Ты что, меня не понял? Не знаешь, что я друг царя? – тихо, но с нескрываемой угрозой спросил я. – Хочешь повисеть на дыбе? Я тебе это устрою!

– О чем ты? – тотчас сник и даже как-то съежился Прозоров. – Все в порядке, ни о чем не беспокойся, мое слово верное!

– Стрельцов на городских воротах предупредили? – перешел я к конкретной части операции.

– Все сделали в лучшем виде, ни о чем не беспокойся. Как только убийцу увидят, сразу же задержат.

– Стражникам сказали, что он очень опасен?

– Конечно, все сделал, как надо.

Мне оставалось только поверить на слово, но лицо у дьяка было какое-то ненадежное. Прямо-таки наше современное лицо, лик, так называемого, госслужащего: сытый, равнодушный и лживый. Такой, если что и захочет хорошо сделать, все равно перепутает.

– Рассказывай подробно, что приказал и кому! – потребовали.

– Чего рассказывать-то, – обиженно ответил он, неприметно отстраняясь от меня, – Ваське Бешеному приказал, он должен был на все ворота передать.

– То есть как это ты Ваське приказал! Приказал, и все? Даже не проверил?

– Мне что, нужно было самому по заставам ездить? – искренне удивился Прозоров.

– Хорошо, тогда зови этого Ваську! Будем разбираться!

Пришел Васька Бешеный, человек с маленькими злыми глазами, волчьей челюстью и отвисшими, как у брылястой собаки, мясистыми губами.

– Ты передал мой приказ на заставы? – спросил его дьяк.

– Передал.

– Вот видишь, а ты не верил! – повернул ко мне довольное лицо Прозоров.

– А что ты передал? – спросил я. Бешеный вызывал у меня еще меньшее доверие, чем его начальник.

– Все передал, – так же кратко ответил он.

– А что именно?

– Чего?

– Что ты передал?

– Что было приказано, то и передал.

– А что тебе было приказано? – упорствовал я.

Бешеный недоуменно посмотрел на дьяка, не понимая, что я от него, собственно, хочу.

– Чего приказано? – уточнил он.

– Отвечай, пес смердящий! – закричал я, окончательно потеряв терпение.

В маленьких глазах мелькнуло холодное бешенство, челюсть еще дальше выдвинулась вперед, но я устоял, выдержал взгляд и шепотом пообещал:

– Говори, тварь, а то запорю.

Я уже готов был сорваться и для наглядности поднес к его лицу кулак с зажатым в нем кнутом. Лед в глазах мгновенно растаял, они стали мягче, добрее, веки приветливо заморгали белесыми ресницами.

– Велел смотреть в оба! – приятным голосом сообщил он.