Президент и Петренко степенно поднялись на второй этаж. Министр иностранных дел легко толкнул Жарова в бок:
– Смотри и Патриарх здесь.
– Патриарх? – с недоверием переспросил Жаров.
– Ага, – Петренко ткнул пальцем в крупную фигуру у противоположной стены.
Георгий Константинович сощурил свои близорукие глаза и свистнул:
– Так он уже три года никуда не выезжал. В крепости веры своей сидит. Из Донского монастыря ни ногой.
– В том —то, все и дело, – быстро отозвался Петренко, – кто бы мог подумать. И его дернули. Значит все очень серьезно. Патриарха за здорово живешь и не вытянешь. Здесь дело не миллиардное, а триллионное.
– Действительно, – медленно протянул Жаров, – серьезными деньгами запахло. Артистов звали? Патриарх любит плясунов.
– Что вы! Артистов нельзя, – возмутился Петренко, – среди артистов легко могли оказаться ренегаты, супостаты, лжефальсификаторы истории, оппортунисты, правые уклонисты и так называемые рок-музыканты.
– Не всех вычистили? – горько усмехнулся Жаров.
– Всех не переловишь. Они живучие, умело маскируются. Вот на прошлом корпоративе в нашем министерстве корейская стриптизерша как заорет: «Да здравствуют общечеловеческие ценности». Хорошо, что сразу пристрелили провокаторшу.
Жаров тяжело вздохнул. Терли ноги тестины удачливые сапоги, нудно ломило виски. Президента России знобило, ему становилось хуже и хуже.
Тем временем Президент и Петренко подошли к Патриарху. Владыка церкви стоял, широко расставив ноги в высоких блестящих сапогах. Кроме обычного боевого камуфляжа на гагачьем меху на нем была папаха серого каракуля, боевая портупея и скромный орден «Отечество» первой и единственной степени. В руках Патриарх держал золотой посох с острым концом, в который был вмонтирован парализатор.
– Владыка, – склонились одновременно Петренко и Жаров.
– О, – стремительно обернулся к ним Патриарх, – вот она надежа России. Пророки новой эры. Ее меч и защита. Ослябя и Пересвет. Во имя господа нашего! Аллилуйя нах!
– Владыка, – поинтересовался Жаров, – вам не кажется, что сегодня не лучший день для визитов?
– Кажется, кажется, сын мой, – сладко заявил Патриарх, – сегодня день противостояния добра и зла. День перелома, если победим гниду в себе, то жить будем вечно. И царствие божие на Земли узрим при жизни своей чудной. Но все зависит от нас. Сможет испытать свою становую душу – победим. А не сможем – сгинем во мраке мерзком без единого следа. Аллилуйя нах!
Жаров и Петренко понимающе переглянулись.
– А что Владыка, и вас спонсоры замучили? – съерничал министр иностранных дел, – от дел оторвали. Павлинов кормить не дают?
– Фу тебе, – громко прикрикнул на него Патриарх, – не ради выгоды церкви, а только ради Руси Святой я здесь. А вызван порывом души, но направлен перстом господа нашего принявшего смерть мученическую в снегах Голгофы. Покайся! Покайся упырь —атлантист за свои богомерзкие слова! Иначе не станет тебе выхода к свету! Если меркантильные интересы выше судьбы страны родной ставишь.
– Каюсь, уже осознал мерзость свою, – Петренко постучал пальцем по посоху церковника, – а это вам владыка зачем? Птичек кормить?
– Нерадивых учить, – и Патриарх автоматически замахнулся и собрался ударить Петренко по голове, но вовремя спохватился, – брысь нехристь с пластилиновой головой. Ой, уйди от силы моей извечной! Силы русской! Молись богу за чудесное спасение свое! А не имя его очерняй пакостными разговорами! Брысь! Во имя господа нашего!
Жаров сумрачно молчал, рассматривая все пребывавших и пребывавших чиновников государства российского.
Петренко не унимался. Он осторожно подергал за край вышитой золотом и стразами хламиды Патриарха:
– Так это все же золото? А стразы от Сваровски? От слова своровать? А батюшка?
– Убери руки говнюк, – угрожающе прорычал, Патриарх – грохнул бы тебя, да не хочу о паскудину мараться. И запомни, что вот за такие вопросы святого Василиса Кетарийского ослепили, а потом наказали в известное место. И зазубри, что батюшки объедки на паперти собирают. А я таким откатами рулю, что тебе щенок и не снилось. На живых деньгах сплю. А потому, я не батюшка, а владыка. Просек червь. Аллилуйя нах!
Петренко весело рассмеялся:
– Так – то так Владыка. Но и вас европейские деньги заели?
– Ты Петренко, не пацан, что ли? Не с улицы Ленинградской? – строго сказал Патриарх, – А вообще я, что хочу то и ворочу. На то я и есть Патриарх. Во имя господа нашего! Заткнись мудознатец! Аллилуйя нах!
В ответ Петренко церемонно поклонился, нечаянно толкнул Жаров и пошел в зал заседаний.
– А ты чего уставился на меня, – грозно спросил у Президента рассвирепевший не на шутку Патриарх.
– Владыка, – снова поклонился Георгий Константинович, – благослови. Благослови меня. Господи.
– Э, поклон спины не ломит, – употребил древнюю мудрость Патриарх, – ты чего хочешь то? Аллилуйя нах! Член, что-ли не стоит или секретарь не дает?
– Владыка, я ведь крещенный, – торопливо сказал Президент.
– А это и видно, – пропел Патриарх, – как оглашенный себя ведешь. Даже креста не носишь. От исповеди, сколько лет уклоняешься? А зачем у святой церкви отобрал откаты с продажи огненной воды и сигарет, запретил кокаином вразнос торговать? Или денег тебе, демократу, мало? Аллилуйя нах!
– Да что вы напраслину наводите, а Владыка? – сглотнул президент России.
Патриарх сурово посмотрел на Жарова:
– А то, что ты не должен был допустить даже этого. Чтобы православные страдали и мучились от извергов иноземных. Всегда ты на посту должен быть. И всегда должен мочь сразиться с нехристями. А не выпрашивать у Патриарха веся Руси виагры дозу малую! Во имя господа нашего! Аллилуйя нах!
– Так я Владыка всегда на посту стою, – невинными глазами Жаров посмотрел на Патриарха.
– Мало, мало, старания, – сладострастно пропел церковник, – мало лести мне. Делом докажи привязанность свою единому богу и единой церкви. И не только словом, но и делом помочь должен. Аллилуйя нах!
– Докажу, докажу Владыка, – покорно склонил голову Жаров.
– А ты дружок случайно не в Расколе крещен, – остро и искоса посмотрел на Президента Патриарх.
Георгий Константинович крупно вздрогнул.
– Вижу, – уже теплее сказал Патриарх, кладя руку на лысеющую голову Жарова, – антихриста одолеешь! Во имя господа нашего! Верь! Аллилуйя нах!
– Верую, – истово откликнулся Жаров и припал губами к руке Патриарха.
– Тогда, пошли, – оттолкнул его Владыка церкви, – нас эти мрази уже заждались. Во имя господа нашего! Кино сейчас показывать будут. Так мне сказал аглицкий посол. Аллилуйя нах!
И, правда небольшой и уютный зал был полон чиновниками и иными проверенными лицами.
Михалкин, невысокий седеющий блондин, крупный коммерсант, а по совместительству, глава комитета зачистки покосился на входившего Жарова и закричал:
– Президент великой и единой России.
Все собравшиеся вскочили. На секунду Георгий Константинович задержался в дверях, рассматривая собравшихся. Но тут получил сильнейший пинок под зад – Патриарх не любил стоять и ждать даже на самых важных заседаниях.