Супербомба

– Да-да, я слушаю.

– Это из роддома. Нам номер дала ваша жена. Мы вас поздравляем. У вас сын родился. Вес три девятьсот, рост пятьдесят один. Хороший мальчик... – голос тем не менее был совсем не радостным. То есть голос был обычным, потому что постороннему человеку, работнику роддома, и радоваться было, по сути дела, не с чего. Для них появление на свет чьего-то второго сына дело вполне будничное. Но было в голосе что-то непонятное, какая-то недоговоренность.

– Спасибо. Как она сама? – сразу спросил я.

Пауза была долгой.

– Плохо, – ответили наконец. – Номер она после первых схваток дала, сейчас вообще не говорит. У нее сердце останавливалось. Хорошо, у нас кардиолог в корпусе оказался. Но состояние нестабильное. Врачи делают что могут.

– И что? – спросил я напряженно.

– Пока лежит под капельницей. Дежурим возле нее.

– Спасибо, – сказал я тихо. – Держите меня в курсе дела. У меня ваш номер высветился. По этому номеру звонить можно? Узнать.

– Это ординаторская. Звоните. Кто ответит. У нас сейчас только одна Рустаева тяжелая. Все в курсе. Скажут. А вы сами приехать не можете? Хорошо бы вам приехать. Я не буду скрывать, очень тяжелое состояние.

– Я в другом городе. Не могу оставить службу. – У меня комок в горле застрял и говорить мешал. – Как только возможность представится.

– До свидания. Звоните. Очень тяжелое состояние. Ко всему будьте готовы.

Я нажал клавишу отбоя, подумал пару секунд, потом выбрал из списка «справочника» номер командира бригады и позвонил напрямую ему.

Машину подбрасывало на неровностях дороги. Мы уже подъезжали к воротам коллективных садов, и навстречу вышел человек в казачьей форме. Но все в машине – и «гиббоновский» майор, сидящий за рулем, и капитан Севастьянов, и парень в гражданском, что пересел из первой ментовской машины в «уазик», прислушивались к моему разговору. Машина остановилась перед воротами, и в это время мне ответили.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Капитан Рустаев.

– Здравствуй, Веня. Ты где сейчас?

– На операции, товарищ полковник. Товарищ полковник, у меня просьба. Жена у меня сегодня родила, с ребенком все нормально, а сама... Короче говоря, мне сейчас звонили из роддома, у нее сердце останавливалось, еле-еле спасли, но состояние очень тяжелое. Вы не можете послать кого-то, на случай. Мало ли. Лекарство какое-то понадобится, еще что. Чтобы там машина подежурила.

– Понял, Веня. У меня сейчас твой комбат сидит. Я его озабочу и проконтролирую. Еще просьбы есть?

– Никак нет, товарищ полковник.

– С операции тебя снять я права не имею, но я позвоню, узнаю, что можно сделать.

– Ничего нельзя, товарищ полковник. Здесь нужны люди, которые его в лицо знают. Если равноценную замену. Только тогда.

– Я узнаю. А о жене твоей позаботимся, не переживай. Работай пока.

Я убрал трубку, зная, что наш полковник человек надежный и о своих словах не забывает никогда. Да и комбат тоже из тех, на кого положиться можно. Они помогут. Тем не менее на душе было нехорошо от того, что я, мужчина и опора семьи, не могу сейчас оказаться рядом с женой. Хотя помощи там от меня быть не может, но хотя бы моральная поддержка – это тоже стоит, как я понимаю, немало.

«Гиббоновский» майор даже к дежурному казаку вышел не сразу, слушал мой разговор или просто помешать мне не хотел. И вышел только тогда, когда разговор закончился. И капитан только с ним вышел – не очень торопился. И на меня взгляд через плечо бросил. Хотя, казалось бы, спешить ему следует. Сообщение к ментам поступило именно с телефонизированного поста у ворот, поэтому первый визит – именно сюда. Я тоже из машины вышел, оставив на заднем сиденье только парня в гражданском, который обойму патронами набивал. Интересно, молодой мент всегда патроны в кармане носит или только перед посторонними показывает, что умеет обойму набивать?.. С молодыми это бывает, они так свое волнение гасят.

– Нас пять человек дежурит, – рассказывал казак, человек средних лет, с нагайкой в руках, но без шпор, видимо, за неимением коня. Непонятно тогда, зачем ему нагайка. Вороватых бомжей гонять? Или же просто для самоутверждения и пущей похожести на настоящего казака. – Четверо разошлись на проверку, ищут постороннего, я у ворот пока один остался.

– Все вместе пошли или разошлись в разные стороны? – поинтересовался капитан Севастьянов и на меня посмотрел. Похоже, уже проникся сказанным ему ранее, на посту ГИБДД, и осознает опасность, которую может представлять собой Агент 2007. По крайней мере, я его взгляд именно так понял.

– Разошлись. Чтобы все пути перекрыть.

– Бог милостив, – сказал я. – Будем надеяться, что произошла ошибка и старшего лейтенанта Бравлинова здесь нет. Иначе...

– Они парни крепкие, надежные. – Казак даже позволил себе довольно ухмыльнуться.

– Какая разница, крепких хоронить или худосочных. – Капитан Севастьянов, оказывается, настолько проникся ситуацией, что лучше меня Сережины способности пропагандировал.

– Ладно, Антон. На какой линии его видели? – спросил «гиббоновский» майор, с казаком, видимо, знакомый.

– Седьмая линия. Через заборы, как заяц, скакал.

– Вот ни разу в жизни не видел, как заяц через заборы скачет. И не слышал даже. А когда это было? – переспросил я.

– Утром еще.

– Молодцы, – капитан Севастьянов возмущенно цыкнул. – А почему же, скажи-ка мне, Антон, сообщили только после обеда?

– А мы сами его не видели, это дачник выходил и нам сказал. Мы сразу и позвонили. У нас задержки никакой.

– Ни в одном глазу, – подсказал Севастьянов.

Я тоже еще на подходе, издали уловил запах сивушного самогона. Может быть, даже местного производства, потому что казак упорно закрывал грудью вход в свою сторожку-пост.

– Открывай ворота, – распорядился майор. – Поехали, посмотрим.

Я первым вернулся в машину. Я не сомневался, что Сережа Бравлинов только случайно может столкнуться с подвыпившими казаками и в любом случае легко обезвредит любого из них на длительное время. Естественно, убивать он никого не будет. Но все же лучше было бы подстраховать Агента 2007 и не допустить обострения ситуации. По крайней мере, ему не следовало бы вообще показывать, что он где-то здесь. Менты город перекрыли. Тем не менее он сюда, за город, выбрался, минуя все заслоны. Должны же они подумать, что выбирался он не для того, чтобы здесь застрять.

– Потихоньку поехали, – попросил с переднего сиденья капитан Севастьянов.

– Здесь быстро и не проедешь, машина развалится, – сказал «гиббоновский» майор.

– Вот и хорошо, – согласился Севастьянов.

Это майор откровенно преувеличивал. Я-то хорошо знал, что именно сюда ехал черный «Мерседес-280», и постоянно ездил, и ничего. Даже с таким чисто городским клиренсом[9 - Клиренс – расстояние от нижней точки днища автомобиля до дорожного покрытия.] машина пробирается до места. Если бы проблемы возникали, усатый и пузатый водитель не ездил бы сюда каждый день. А уж для «уазика» такая дорога не должна проблемной стать. Но я промолчал. Я, по логике вещей, не должен был знать, куда недавно проехал черный «мерс».

– У тебя дома какие-то неприятности? – неожиданно спросил Севастьянов.

– Сын родился. Второй.

– Обмыть надо, – заметил майор.

– И жена в тяжелом состоянии.

– Помощь какая-то нужна? – Ментовский капитан спрашивал серьезно, словно мог в действительности помочь и повлиять на события, происходящие за пару тысяч километров отсюда. Но он не знает, из какой я бригады. Он должен считать, что я сослуживец Бравлинова, следовательно, наша бригада стоит в двухстах километрах. И, наверное, помог бы, если бы я попросил что-то сделать.

– Нет, спасибо. Мне командир бригады помощь обещал. Они все сделают.

Лучше бы они не заводили эти разговоры. Я сам старался думать не о жене, а о Сереже, чтобы душу себе не рвать тогда, когда работать надо. А они возвращают меня к тяжелым мыслям. Но не скажешь же в ответ на доброе участие что-то грубое.