Последний день Славена. Том второй

Только такого момента ожидая, Бравлин готов был вести свои полки в бой. И даже надеялся, что сегодняшняя экспедиция воеводы Веслава чем-то сродни тем стремительным походам, что три года назад совершал против данов князь-воевода бодричей Дражко. Может быть, судьба и ваграм, как и бодричам, подарила свой шанс.

Но повернёт ли Веслав войну в другую сторону?..

Бравлин верил, что Веслав не менее талантливый полководец, чем князь-воевода Дражко. Среди вагров равным Веславу мог считаться только тысяцкий князь Куденя. Они с Веславом были совершенно разными людьми. Куденя, по большому счету, был даже не полководцем, который ведет полки за собой, а военачальником, который планирует каждое действие своих полков, высчитывает возможное и невозможное за себя и за противника, и редко ошибается. Обычно Сам князь Бравлин прислушивался к мнению того и другого. И старался совместить эти мнения. Но Куденя был хорош за столом, когда составлялись планы. А Веслав был хорош именно в бою, когда требовалось поднять людей, и повести их за собой, воодушевить собственным примером. Однако, в этот раз противник у Веслава был равен ему по силам, и поход воеводы был рискованным мероприятием. И теперь оставалось только ждать сообщений от уходящей дружины. Долго и болезненно ждать этих сообщений, надеясь и теряя надежду, вновь её обретая, перебирая в уме все варианты, какие могут быть возможны. Но руководить действиями походной дружины отсюда, из города, невозможно…

* * *

Чтобы собрать в незапланированный заранее поход рать, воеводе Веславу много времени не понадобилось. Все войска в столице княжества стояли в положении готовности, и каждый всадник готов был за считанные минуты оседлать коня, взять в руки оружие, и вскочить в седло. И хотя большинство конников было родом из города, и стояло на домашнем кормлении, а не в княжеской конюшне, времени много, чтобы собрать их, не потребовалось. Не так велик Старгород, чтобы его жителей трудно было оповестить. И через полчаса конные полки уже выстраивались в колонну за полуночными городскими воротами, а провожающие их жёны, наспех прибранные, образовали толпу на привратной площади в самом городе.

Здесь же, за воротами, держась чуть особняком и никем не провожаемая, приготовилась и сотня стрельцов-словен во главе со своим молодым сотником Русалко. На слова Веслава о просьбе князя Бравлина Русалко отреагировал только согласным кивком, никак не проявив ни радости, ни недовольства. Русалко выглядел мрачнее обычного, но этому Веслав не удивлялся, поскольку события последних дней кого угодно сделают мрачным. Ранение княжича, подозрение, павшее на сотню, высказанные подозрения в сторону княжича Вадимира, в отличие от Гостомысла, ваграм не знакомого – всё это будоражило голову не одному только молодому сотнику.

Веслав, как обычно, окружённый со всех сторон своими ближайшими дружинниками, которые готовы были пойти за воеводой куда угодно, подражающими ему, и готовыми к самой серьезной сече, занял в большом конном полку передовое положение, и, сделав знак рукой, первым двинулся в дорогу. И сразу разогнал длинную колонну в прыткую рысь. Воевода рассудил, что лучше дать лошадям, как, впрочем, и людям, отдых уже ближе к месту предстоящего сражения, чем долго мучить их неторопливой расслабляющей ездой, при которой глаз сомкнуть и невозможно и просто опасно. В такой дороге утомятся и кони, и люди.

Сразу от города дорога была мощена булыжником, и копыта коней звонко цокали по камням, не присыпанным снегом, на который зима в нынешнем году оказалась необычайно жадна. Шум от этого шёл такой же, как мог бы идти от средних размеров сражения. Но такая дорога, к счастью, тянулась недолго. Сначала окружающие поля, всё же присыпанные, в отличие от дороги, лёгким не растаявшим снегом, сменились тёмными сосновыми борами, потом и сама дорога из мощёной плавно перешла в грунтовую, и основательно изъезженную. Однако даже днём, при сыром, дующем с моря ветре, лёгкий морозец всё же держался, и сковывал землю по всей поверхности. Ночью же морозец превращался в мороз, хотя и бесснежный, и держал дорогу прочно, делая её жёсткой и колючей, но удобной для прохождения больше, чем дождяная грязь, которая в здешних местах часто встречается даже среди зимы.

За непродолжительное время кони стрелецкой сотни словен уже успели отдохнуть после длительного изнуряющего пути от Славена до Старгорода. И теперь шли в том же темпе скорой рыси, что и остальные кони, и, казалось, в отличие от людей, усталости не ощущали…

* * *

К месту предполагаемого отдыха добрались за два с половиной часа. Ещё около двух часов оставалось до рассвета, когда Веслав выслал вперёд разведку и объявил всем сотникам и трём другим воеводам дружины, чтобы по возвращению разведчиков они все собрались около него. Только сотника Русалко позвал сразу.

Русалко, похоже, знал, о чём пойдёт разговор, и потому, опережая, сам заговорил:

– У меня к тебе, воевода, просьба. Моя сотня у тебя вспомогательная. И мы, вроде как, и не воюем с Карлом. Если бы княжич Гостомысл приказал, это было бы понятно… А так, без приказа, просто по просьбе вашего князя… Я вот всё думаю, не самоуправствую ли я? Но, раз уж решился, значит, отступать поздно. Но я тебя просил бы моих стрельцов не разбрасывать по полкам. Вместе мы силу представляем, а от разбросанных от нас мало толку будет… Среди чужих моим стрельцам трудно будет. И княжич такого разорения не одобрил бы. Он у нас в сече старается Войномиру подражать. А князь Войномир, как и князь-воевода Дражко, любит стрельцов отдельным ударным кулаком держать. Ты сам видел удар такого кулака…

– В каждой стране свои обычаи войны, – мрачно возразил Веслав, похоже, как раз и собравшийся распределить по отдельным полкам стрельцов Русалко. – Мы привыкли воевать так, как наши отцы и деды воевали, по их уложениям. Но в другом ты прав, и я возразить тебе не могу – словене не воюют с Карлом, и твой княжич не дал тебе приказ, потому и я приказывать тебе не могу. И пусть по-твоему будет, тем более, на переправе твои стрельцы показали себя хорошо, и я убедился, что доверять вам можно.

Веслав в раздумье почесал бороду.

– Тогда сделаем так: дождись, когда вернутся разведчики, и я соберу других сотников, тогда я и покажу тебе место, где твои стрельцы встанут.

Разведчиков ждать пришлось не долго. И принесли они весть ожидаемую. Войско графа Оливье стояло лагерем перед рекой. Сейчас уже поднялись, и готовятся сняться, чтобы переправиться по Красному перекату рядом со смытым осенним многоводьем мостом. Переправа начнётся, надо полагать, на рассвете.

– Сигтрюгга не видели?

– Он по ту сторону реки. Должно, по кустам своих «рогачей»[2 - «Рогачи» – скандинавские воины обычно носили рогатые шлемы, и для устрашения врага красили рога в цвет крови.] рассадил. Обещал атаковать франков, только, когда часть войска переправится…

– Пора и нам… – встал Веслав. – Вода в реке холодная, не дадим же франкам простыть. Они родом из краев более теплых, солнце больше снега любят.

Вслед за воеводой встали все сотники. Они готовы были к атаке.

– Русалко… – позвал Веслав.

Стрелец вопросительно поднял голову.

– Опережая наших, заходи сбоку франкам. И переправу контролируй, и их флангам разворачиваться не давай. Франков всё ж пять тысяч… Сколько там Сигтрюгг через реку пропустит, неведомо… Могут и обхват сделать…

– Я понял, – согласился Русалко…

Глава четвертая

– Люди, когда кормят детей, почему-то избегают любой активной физической деятельности. Считается, что кормящая мать должна больше отдыхать и не нагружать себя… Звери и птицы же, наоборот, в этот период приобретают наибольшую активность… – философствуя, сказал князь Годослав, поглядывая, как, играя мышцами на мускулистых лопатках, рвётся с цепи его любимица Гайяна. И висящие набухшие соски самки пардуса ничуть не мешают ей. – Кстати, кто видел сегодня князя-воеводу?

Вокруг Годослава собралось большое сопровождение – и слуги, и бояре со слугами, и боярские дети, и многочисленные загонщики с традиционными трещотками[3 - Загонная трещотка – специальное деревянное приспособление для создания шума, чтобы пугать в лесу зверя и выгонять его на охотников. Примерно такие же трещотки использовала в средние века городская стража, шумом показывая горожанам, что она не спит, и обходит улицы. Считалось, что треск отпугивает воров.]. Но никто князю не ответил, хотя все знали, что князь-воевода Дражко на рассвете должен был давать смотр собранным в единый полк боярским стрельцам, и потом присоединиться к охотникам. Однако дольше ждать уже было некогда, и, ответа не услышав, князь дал рукой знак – к воротам.

Однако сам приподняться на стременах и оглядеться в последний раз не забыл.

Годослав не особенно беспокоился, хотя после вчерашнего покушения на Дражко на душе и у самого князя было так же неуютно, как неуютно, должно быть, было на душе у князя-воеводы. Но если бы что-то произошло, Годославу сразу доложили бы. К тому же князь-воевода и сам предпринял необходимые меры защиты, и волхв Ставр обещал позаботиться о том же. Но сейчас нигде не было видно даже самого Ставра. Впрочем, волхв обычно появлялся рядом с Годославом именно тогда, когда он был особенно необходим. Если не появился сегодня утром, значит, необходимости в этом он не видел.

Кавалькада охотников выехала на городские улицы, где к ним присоединились и другие охотники – боре и их окружение, и растянулась на целых два квартала. Годослав, возглавляющий кавалькаду, умышленно придерживал повод, чтобы не торопить коня. Делал он это потому, что всё ещё ждал, когда его догонит Дражко, или хотя бы волхв Ставр с новостями о князе-воеводе. И ещё потому, что горожане, несмотря на ранний час, вышли на улицы толпами, чтобы поприветствовать своего князя, которого в последние время видели не часто. Годослав, сам не зная почему, стал избегать выхода в город. Наверное, домашние дела делали его более замкнутым, чем прежде, и он попросту стеснялся, понимая, что среди горожан обязательно должны возникать разговоры о княгине Рогнельде и о том, кто станет наследником Годослава. Князь принадлежал к тем людям, которые любят, чтобы о них знали всё хорошее, и предпочитал никогда не выносить сор из избы, то есть, не выставлять напоказ свои семейные проблемы.

Мощёные рубленным камнем мостовые гудели от множества копыт. Этот шум обязан был разбудить даже тех, кто поленился встать в такую рань, чтобы посмотреть на выезд княжеской охоты. Но таких, наверное, нашлось немного, потому что толпой были заполнены даже боковые улицы. И там, где улицы заполняет толпа, обязательно появляются, в надежде получить подачку, и многочисленные уличные собаки. Но сейчас подачек собакам не давали, да и им самим было не до того, когда княжеские охотники вели на цепном поводу таких больших длинноногих кошек, способных одним ударом лапы свалить любую собаку. Но собаки сами хорошо знали, что такое цепь, и понимали, что кошки на цепи для них неопасны, если близко не приближаться. И потом лаяли из-под ног горожан, дальше не высовываясь.

Охотничий досмотрщик Божан величественно шёл впереди князя Годослава, до локтя намотав на руку тройную звенящую серебряную цепь, на которой вёл Гайяну. От присутствия множества людей Гайяна чувствовала себя не спокойно, но она не в первый раз отправлялась на охоту, цепь тянула, но не настолько сильно, чтобы Божан не смог удержать её. Да и по другой причине Гайяна не могла бы рваться вперёд слишком активно – позади князя вели лошадь с двумя притороченными в специальному седлу большими корзинами, в которых везли котят Гайяны. Как заботливая мать, пардусиха не могла уйти от них слишком далеко, и оставить на попечение людей, которым она не слишком доверяла. А из всех людей Гайяна доверяла только Божану и Годославу, прекрасно распознавая острым кошачьим чутьём господина и слугу, и отдавая одному из них естественное предпочтение.

Три других княжеских пардуса, кот и две молодые кошки, на таких же цепях, как и Гайяна, только не серебряных, а простых, железных, шли недалеко позади, и вели себя похоже. На людей не реагировали, на собак не рычали и даже не шипели, но держали цепи внатяг, проявляя понятное беспокойство дикого хищника перед людским многоголосым и невнятным шумом.

Так же неторопливо, как городские кварталы, миновали распахнутые настежь городские ворота, где князь не забыл приветливо поздороваться с сотником городской стражи, отчего сотник покраснел и весь засиял лицом. За воротами ситуация изменилась мало – теперь приветствовали князя уже жители многочисленных пригородов, посадов, пристроев, и крестьяне, отправляющиеся спозаранку в город, и тоже запрудившие дорогу. Но скоро кавалькада, оставив главный шлях сбоку, свернула в сторону княжеских охотничьих угодий, и ехать стало легче. Даже Божан сел на коня, и отпустил цепь на большую длину, не опасаясь, что Гайяна проявит нрав хищника не в том месте, где она должна его проявить. Вообще-то пардусы никогда не нападают на человека, даже дикие, однако отмахнуться лапой от докучливых и излишне любопытных могут так, что здоровья и красоты это не добавит никому. Княжеские пардусы не любят панибратства, тем более, от людей не знакомых или малознакомых.

Мороза в это утро не было, солнце светило ярко, и уже с утра начало оттаивать смёрзшуюся было за ночь грязь. Если бы не сырой ветер, можно было бы утверждать, что погода прекрасная, как специально подготовленная для охотничьего дня. Но ветер охотников не смущал. Даже сам Годослав, несмотря на повседневные заботы, вызывающие у него усталость, и на новые заботы, связанные с событиями вчерашнего дня, казался довольным, и нёс на лице лёгкую улыбку. А как охотнику не улыбаться в преддверии охоты! Поддерживая княжеское настроение, улыбались и бояре, и все другие охотники. Только один князь Додон сидел в седле молча и насупившись, всем показывая свою обиду, однако охотой не пренебрёг, следовательно, не считал, что для него всё потеряно. Годослав, конечно, заметил и Додона, и без проблем определил его состояние. И даже видел, как тот осматривается, кого-то выискивая. Понять, кого ищет князь не трудно. Додону очень хотелось посмотреть на князя Войномира и определить, насколько тот близок со своим дядей. Но Войномир с рассвета должен был находился рядом с князем-воеводой Дражко, и вместе с ним прибыть к началу охоты. Пока не прибыл, и Додон беспокоился, боялся, что молодой князь-воин уже отбыл на Руян, и уже поздно предпринимать какие-то меры к повороту событий в иную сторону. Хотя какие мера можно было бы предпринять против княжьей воли, Додон, скорее всего, даже не предполагал.

К большому княжескому лесу, где запрещалось охотиться другим бодричам, где запрещалось даже деревья рубить, чтобы не спугнуть предназначенную для княжеского дома дичь, подъехали через час. Здесь, около двухэтажного охотничьего дома, выстроенного в форме лежащей подковы, уже готов был к встрече лесной смотритель Вратко со своими помощниками.

– И как там наш секач? – в ответ на приветствие, сразу поинтересовался Годослав.

– Секач давно дожидается встречи с Гайяной, – смотритель вежливо и с достоинством поклонился, и посмотрел куда-то за спину князю. – Пока я расставлю загонщиков по местам, стол в доме ждёт тебя, княже… И князя-воеводу тоже ждёт, как и всех твоих гостей…

Обернулся и сам Годослав. По дороге, обгоняя растянувшуюся кавалькаду, скакало несколько вооружённых всадников. Если большое расстояние не позволяло рассмотреть знаменитые усы князя-воеводы Дражко, то высокую фигуру волхва Ставра спутать с любой другой было трудно. Но и самого Дражко Годослав узнал по вольной, прямой посадке в седле – даже при быстром беге коня Дражко не любил склоняться к конской гриве. Рядом скакал, не отставая, скорее всего, князь Войномир. А остальные, что слегка отстали, были, наверное, воинами сопровождения, призванными обеспечит безопасность князя-воеводы. И отстали они не потому, что кони их были значительно хуже, а только потому, что показывали этим уважение к Дражко. Впрочем, Годослав посчитал, что охране следовало бы несколько человек пустить и впереди князя-воеводы. Так было бы, наверное, надежнее…

* * *

– Извини, княже, что мы опоздали к выезду, – приложив руку к груди, первым сказал Дражко, склонив усы и чуть-чуть голову.

Так же уважительно склонил голову и князь Войномир, и только волхв Ставр сидел в седле прямо, никак не показывая своих эмоций.

– Давал смотр стрельцам? – спросил Годослав.

– Да… Сначала смотр стрельцам, потом вынужден был ненадолго навестить своё имение. Были срочные дела…

Дражко никак не показал голосом того, что выражало его лицо – и глаза, и, особенно, усы, сердито вытянувшиеся в стороны. Вокруг было слишком много посторонних, чтобы разговаривать громко о цели поездки домой. Годослав понял, что есть новости, и, очевидно, они пришли от Ставра. Но у волхва лицо было таким же непроницаемым, как и раньше.

– Хорошо, что вы успели до начала охоты. Впрочем, до охоты нам предстоит небольшое застолье, и оно тоже не повредит вам… Как хозяин дома, я приглашаю всех занять места за столами, – сказал князь уже громко.

И тронул повод, чтобы проехать к боковому крыльцу, тогда как все остальные направились в середину «подковы», к крыльцу парадному, откуда сразу можно было попасть в большую гостиную охотничьего дома. За Годославом потянулись Дражко с Войномиром и волхв. Годослав успел заметить, что князь Додон, уже увидевший князя Войномира, приблизился, чтобы, наверное, завести с ним разговор, как только тот останется один. Но Дражко не оставил Войномира одного, имея к тому, видимо, какие-то причины…

* * *

По рангу, который Годослав, кстати, соблюдал только тогда, когда ему этого или хотелось, или была к этому необходимость, князю было положено выходить в обеденную горницу только после того, как все рассядутся за столами. А этот процесс обычно занимает несколько беспокойных минут, связанных со многими обязательными препирательствами из-за близости отведённых каждому мест к княжескому столу. И потому время для разговора с Дражко у Годослава было.