В поисках утраченного

За собачьими вольерами продают меха. Здесь это неизменная вотчина кавказских народов. Ряды норковых шапок и горы черно-бурых лисьих воротников. Рядом висит огромная седая медвежья шкура с клыкастой головой и лапами. Когти на них больше моих пальцев…

Обращаюсь к пожилой женщине. Она сидит рядом и вяжет шерстяные носки. Покупателей здесь нет, не сезон.

– Сколько стоит эта шкура?

– 135 тысяч…

Всего-то, и можно стать обладателем такого роскошного охотничьего трофея. Не убить самому, а купить и бросить к ногам любимой женщины. Так сейчас тоже делают, даже дешевле для здоровья обходится…

– Малхаз, тут твою шкуру спрашивают, – зовет хозяина скучающая торговка.

Появляется бородатый, ладно скроенный кавказец невысокого роста. Настоящий джигит, походка мягкая, кошачья. Он снисходительно улыбается.

– Ты глупая женщина, Фатима! Еще не родился на свете человек, который может купить мою шкуру… Я продаю шкуру медведя, есть шкуры волка и лисицы.

Теперь он поворачивается ко мне всем корпусом, и уйти от него сразу уже невозможно. Малхаз разворачивает и нахваливает свой товар, умело встряхивает шкурки и дует на серебристый длинный мех. Щелкает языком, его темные выпуклые глаза алчно вспыхивают.

– Хороший товар, брат! Выбирай, тебе дешево отдам…

Благодарю хозяина и иду прочь. Начинает накрапывать дождь. Осторожно заглядываю в свою сумку. В надутом пластиковом пакете деловито плывут полосатые скалярии, вечные черно-белые спутники моей жизни.

В золотую рыбку я никогда не верил…

Игра

Виктор посмотрел на свои карманные часы. Часы были памятные, подарочные. С надписью на крышке: ему, инженеру-испытателю от начальника космодрома по случаю увольнения со службы. Он даже шутил потом, что по этим часам время и летосчисление идет не от Рождества Христова, а от начала космической эры. Сегодня он их сам завел по случаю. Часы показывали без четверти десять вечера.

Покосившись на Катю, свою жену, он не торопясь открыл бар и, не доставая бутылки, тихонько налил себе стопку водки. Тарелка с горячей толченой картофелиной и соленым огурчиком уже стояла в полной готовности. Казалось, что Катя совершенно погрузилась в социальные сети у монитора и ничего не видит. Однако, едва Виктор потянулся к стопке, волнительно сделав при этом глотательное движение, как она тут же отреагировала на его действия.

– Чего ты прячешься, как мальчишка-проказник. Не удивишь, что я тебя не знаю или не с мужиком живу?

– А так вкуснее, когда ты этого не замечаешь, – отшутился он. – Молодость свою вспомнил.

– Да, вы на космодроме все нормы по выпивке выполнили на всю оставшуюся жизнь. Лучше что-нибудь другое из прошлого вспомни.

Она задумалась о чем-то своем на мгновение и присела с ним рядом. Смотреть – не всегда значит видеть.

– Налей и мне, только самую капельку. Как когда-то.

Она улыбнулась. Это "когда-то" случалось в их молодости. Тогда найти даже самое простое вино в их гарнизоне было очень трудно.

Виктору почему-то окончательно расхотелось выпить. Однако стопка уже налита. Он печально вздохнул, выпил ее и закусил без всякого удовольствия. Ему стало грустно.

Плохо, когда такие маленькие удовольствия уходят из жизни. Вот и они с Катей так живут. Скука, все давно делается по обязанности или привычке. Она все чаще чувствует себя дома уставшей или "никакой": "Я после работы, как пустой пожарный шланг или овощ". Какая уж, здесь может быть любовь? Живем вроде вместе и, одновременно каждый сам по себе. Да, раньше Катя была совсем другой. Может, им стоит как-то встряхнуть это застоявшееся бытовое болото?

Ему вспомнились их первая встреча с Катей. Она была тогда светловолосой красавицей, студенткой третьего курса Ленинградского политехнического института. Мечтала о театре и с увлечением занималась в театральной студии. На городских новогодних елках ей традиционно отводили роль Снегурочки. На одном из таких вечеров они и познакомились. Больше никогда не расставались. Шли годы. Кате уже не предлагали роль Снегурочки, теперь она все чаще становилась на детских утренниках Бабой Ягой.

Виктор решил сыграть с Катей самый главный спектакль в их жизни. На следующий день он позвонил ей на работу и назначил свидание на мосту у Казанского собора в шесть вечера. Пусть все будет как тогда, двадцать шесть лет назад в дни их первых встреч. Катя охотно приняла эту игру. Кто знает, может быть, это действительно что-то изменит в их отношениях?

Они снова брели вдоль канала и так же, как прежде зашли в кафе "Щелкунчик" на улице Союза Печатников. Он купил ей в киоске цветы, красные розы. Тогда старушки продавали их просто на улице, возле моста. Виктор держал Катю за руку, осторожно и не очень ловко поцеловал в щеку. Потом он набрался смелости и пригласил ее к себе домой. Они зашли в лифт и долго целовались, пока он полз на предпоследний восьмой этаж. Теперь они оба стояли у окна, и он положил ей руки на плечи. Виктор тогда показывал ей панораму города. Только теперь соседние бетонные коробки новостроек давно закрыли вид на Финский залив вместе с островом Котлин. Не видно теперь и Исаакиевского собора. Они оба даже не заметили, когда все это произошло. Он осторожно поцеловал ее в шею возле самого уха. Она вздрогнула, но не оттолкнула его. Виктор в тот момент понял, что все у них будет в этот вечер, все произойдет.

– Ты тогда сделал мне предложение, – сказала Катя. – Ты помнишь, что было потом?

Виктор посмотрел на ее погрузневшую фигуру и печально опущенные плечи. Память почему-то отказывала ему в этом.

– Ну, пожалуйста, вспомни. Это очень важно для меня…

Он ничего больше не мог вспомнить и снова начинал целовать ее. Ему уже хотелось близости, эмоции переполняли его.

– Нет, Витя! Это было не так. Ты еще не сказал мне самого главного и не лапал меня так быстро. Вспомни… Ладно, я сама скажу тебе. Ты взял меня на руки и закружил по комнате. Потом очень уверенно заявил, что больше никуда и никогда не отпустишь. Потому что любишь меня.

Виктор помнил об этом, он совсем не забыл. Просто не был уверен, что теперь сможет сделать это. Он все же подхватил Катю на руки и сделал несколько неуверенных шагов в сторону дивана, потом быстро опустил ее. Его сердце гипертоника бешено заколотилось.

– С тобой все хорошо? – спросила Катя и нежно погладила его по лысеющей голове.

– Конечно, со мной все в порядке, – бодрым голосом ответил Виктор.

Теперь все и всегда будет по-другому. Он снова обрел в себе нужную уверенность.

– Иди ко мне, – прошептала Катя и откинулась на подушку.

Они долго и медленно целовались. Их объятья становились все крепче, а движения сливались в едином порыве.

…Потом они оба долго и молча смотрели в окно на крышу соседнего дома, где реклама "Согаз" весело подмигивала им голубым пламенем всеобщей газификации страны. В это время что-то произошло с ними, но они сами еще не понимали этого.

– Послушай, Витя! – сказала Катя, нежно прижимаясь к нему. – Мне давно не было так хорошо с тобой. С того самого памятного дня 28 сентября 1986 года.

Виктор только улыбнулся ей в ответ. Он тоже сейчас об этом подумал. Они снова были вместе.

Все забудется…

Старый трамвай тормозит на каждом рельсовом стыке, а на кривом участке и вовсе, сыпет фейерверком искр из-под бугеля. Водитель сердито чертыхается, наблюдая сверху как юркие легковые автомобили, беззастенчиво перекрывают ему трамвайную колею.

Сегодня моя дорога к Черной речке не обещает быть короткой. Скучая, оглядываю едущих рядом пассажиров. У Елагина острова в трамвайный вагон входит молодая женщина с детьми. У нее они оба парни, цепляются друг к другу, словно молодые задиристые петушки. Активнее тот, что немного постарше, лет девяти с узкими злыми глазами. Кажется, его младшенький брат с ним чем-то сегодня не поделился. Изводить его доставляет ему заметное удовольствие. Мать не успевает разводить их по разным углам, только место в трамвае для этого не самое удобное. Нервы у нее, как натянутые струны, уже на пределе. Соседние пассажиры начинают ворчать и недовольно оглядываются.

– Дима, оставь Сашеньку в покое. Ты же старше и должен понимать, что так делать не хорошо, – говорит с упреком женщина.

Диме не нравятся такое замечание. Он легко переключается на свою мать.

– Мам, а ты куда ходила вчера вечером?

– На Испытателей ездила, оплатить счет в Петроэлек-тросбыт. Слушай, чего я перед тобой должна отчитываться?

– А наш папа говорит, что ты…

– Замолчи, что же ты такое говоришь? – глаза его матери быстро наполняются слезами.

Она испуганно оглядывается по сторонам. Пассажиры по большей части всего этого не замечают или намеренно делают безразличный вид. У каждого есть свои заботы. Другие, напротив, откровенно смеются над всем этим. Маленькая опрятная старушка, на переднем сидении внимательно выслушав весь этот разговор, неодобрительно покачивает головой. Теперь она живо обсуждает эту тему со своей соседкой. У них в жизни все было по-другому…