В поисках утраченного

Глотаю свой кофе. Становлюсь к мольберту и добросовестно работаю. Пожалуй, только более нервозно и рассеянно чем обычно. Вот и полдень, близится время нашей встречи. Теперь я мчусь в другой конец города, взлетаю на восьмой этаж и звоню в дверь. Она открывает мне. До сих пор вспоминаю ее тоненькие детские пальчики, взявшие мою плащ и бледное узкое лицо, вспыхнувшее румянцем, словно в бокал плеснули бордо. Она все еще в легком халатике и просит меня немного подождать. Пока я разглядываю коридор, где все от пола до самого потолка с любовью и выдумкой сделано ее руками. Стены с лепной отделкой в виде морских раковин и двери, оклеенные листами со строками ее стихов о любви.

– Что позволите предложить вам, чай или кофе?

– О, как вам угодно, – отвечаю я.

– Нет, что вы больше любите. Только, пожалуйста, без всяких церемоний, прошу вас.

– Тогда кофе, если это можно, – решаюсь я, с радостью отмечаю, что волнение мое уже прошло.

Потом что-то прибиваю на кухне, сверлю стенку и вешаю покосившейся карниз в ее комнате. Делаю это нарочито медленно, чтобы разглядеть мир, в котором она живет, где каждая вещь хранит тепло женских рук и нежный запах ее духов. Заметно, что она любит уют и красивые вещи.

Теперь мы почти рядом. Своим следующим вопросом Джулия ловко помогает преодолеть натянутость.

– Присядьте же. Пододвиньте ближе к себе этот стул и положите свою сумку. Вы уже торопитесь уходить?

Пододвигаю стул и присаживаюсь на самый его край. Наши колени все равно касаются, и волнение снова охватывает меня. Джулия опять приходит ко мне на помощь.

– Я еще не поблагодарила вас за сделанную работу. Теперь я часто болею и мне трудно все это делать самой. Вы будете помогать мне?

Спустя время она расскажет, что сама переступила через свои правила и искала повод, чтобы пригласить меня. Это прозвучит как признание…

Теперь мое волнение проходит совершенно. Обещаю ей свою помощь и молю Бога, чтобы фронт работ у Джулии никогда не заканчивался. Она перечисляет мне свои проблемы, а я понимаю, что все это можно сделать за два дня. Можно не торопясь заниматься этим целый месяц. Последнее мне подходит больше.

Джулия рассказала мне о себе. Она по происхождению полька, и ее предки переехали сюда из Восточной Польши, спасаясь от наступавших германских войск кайзера Вильгельма. На фамильные драгоценности прабабушки Анелии в пригороде был куплен большой каменный дом похожий на замок, отнятый позднее большевиками.

У нее много разных интересов, и она везде успела себя попробовать. С детства занималась балетной хореографией и очень любила танцевать. Из-за болезни суставов танцы пришлось оставить. Теперь ей часто снятся танцы, и она даже танцует во сне, кружится в вальсе. Если бы не болезнь, то непременно, даже несмотря на запреты родителей, убежала из дома и стала настоящей балериной. Джулия неплохо рисует масляными красками и даже занималась в студии. Теперь на этих стенах висят ее картины. На них были какие-то пустые поля, реки, и везде ощущалось щемящее одиночество. Еще она пишет стихи и прозу и, кажется, даже где-то издавалась.

– Раньше легко смотрела на жизнь и людей. Нет, я дурно жила, потому что всегда очень доверяла людям, – сказала она.

Мне тогда показалось, что Джулия везде сильно тратила себя, не посвящая себя чему-то одному более серьезно и основательно. Похоже, искала себя, но и так не нашла.

Потом пришел ее сын Анджей, высокий светловолосый подросток и по ее просьбе что-то исполнил на пианино. Тогда я почему-то подумал, какую бы мелодию поляк ни сыграет, у него всегда получается полонез. Это, как у Зураба Церетели, все его скульптуры формируют образы одной национальности. Кого бы их автор ни создавал.

В Джулии тоже читалась ее польская порода того самого чистого типа, с гордой выдержкой, которой часто не хватает нашим русским людям. А еще у нее были большие карие глаза с зеленым отливом. Они могли менять цвет, вспыхивать золотом или становиться совсем зелеными, мягкими и бархатными. Нижняя губка ее слегка припухлая, что придавала ей необычайную женственность. Действительно, это было лицо с характерными и выразительными чертами, которые так любят рисовать художники.