Алеманида. Противостояние

Центурион Леонид руководил обороной и установкой новых ворот. С трудом поток алеманнов удалось остановить. Запертых в крепости окружили и добили. Аттал слишком много поставил на берсеркеров. Он не подумал, что в темноте и закрытом пространстве головорезы бились не так хорошо и слаженно. Всего за час римляне с минимальными потерями уничтожили вражеский отряд. В этот день алеманны успокоились и более не штурмовали крепость.

Пока одни копали яму и таскали тела, другие обтесывали камни и разводили раствор. Римляне установили новые ворота. Будь у них больше времени, то они укрепили бы их обшивку стальными листами. Солдаты поменяли камни в пролёте, потушили пожары, перенесли знамена из поврежденного сигнорума[7 - Сигнорум – место хранения знамен и сбережений солдат в каструме.] и вычистили помериум. Из руин вновь возвели цитадель.

Эпихарид напомнил легионерам, что сила и преимущество римлян заключались в способности возрождать жизнь в тех местах, где другие видели пустыню. В легионе всегда находились умельцы на любой лад: от каменотёсов до ювелиров и оружейников.

После подсчёта нанесённого ущерба и числа погибших солдаты сникли. Они удручённо отправились укреплять стену помериума. Эпихарид приказал выдавать паёк строго на одного легионера, а воров убивать на месте. Пропретор понимал, что если Аттал не возьмёт крепость приступом, то обложит её кольцом, дабы обречь защитников на голодную смерть.

***

Аттал смотрел на дымящуюся крепость и игрался с застёжкой на ножнах. Он не ожидал, что такое незначительное препятствие окажет яростное сопротивление. У конунга закончились камни и зажигательные снаряды. Неделю назад у солдат захватывало дух от количества обозов. Но оказалось, что запасов камня едва хватило на сутки. Аттал не знал, кого обвинять в сложившейся ситуации. Перед советом военачальников он пригласил Харольда.

– Думаю, ты понимаешь, что вожди ожидали других результатов? – недовольно произнёс Аттал. – Громче всех кричит Ориг.

Харольд предвидел вспышку гнева конунга, но держался с присущей ему выдержкой.

– Терять людей в осаде – обычное дело.

– Почему у нас ничего не вышло? Мы сделали так, как нам сообщили, стреляли в места, которые нам указали. Они бы не успели установить новые ворота, если бы я отправил в крепость десять тысяч человек. Сейчас проход укреплён, камней нет. Что прикажешь? Камни собирать? Солдаты надо мной смеются.

– Не нужно собирать камни. И солдаты над вами не смеются. Не понимаю, почему Ориг не явился на общий сбор.

– Он присягнул на верность моему отцу, проклятый назорей. Ориг обязуется выступить на моей стороне только в том случае, если враг титулом будет не ниже Цезаря. Префекты и легат ему, видите ли, не ровня. Посему мы воюем, а он прикрывается христианской моралью. А его квады нам бы пригодились. Ведь их почти столько же, сколько нас, алеманнов.

Харольд умолк. Он не хотел продолжать беседу с конунгом. Харольд не видел стержня в этом человеке. Аттал отрастил бороду и напустил вид мудреца, считая себя правителем с большой буквы. Харольд знал, что это далеко не так, ведь единственным достижением Аттала, и то благодаря фортуне, было родство с Матайесом.

Конунг не умел распоряжаться дарованными ему богатствами. От любой неудачи он опускал руки и жаловался на весь мир. В случае же благоприятного исхода все лавры приписывал себе. Агарес часто говорил, что Аттал слабый вождь, когда дело доходит до действий. Зато словами конунг подначивал всех.

Но иногда наступали минуты просветления, когда голову Аттала посещали мысли, недоступные даже Харольду. Это и останавливало советника от бегства с высокого поста, хотя истинной причиной всё же было большое жалованье.

– Что молчишь? – бросил Аттал. – Ты же предложил мне свой план. Ну обстреляли мы их, а дальше?

– Никто не говорил, что будет легко.

– За такой ответ тебя надо не выпороть, Харольд. Нет! Шкуру спустить! Нам всем при рождении сказали, что не будет легко, – Аттал сжал кулаки. У него начал косить один глаз. – К вечеру прибывают вожди, которые дали мне своих людей. И они спросят, почему мы не взяли крепость?

– Если прямым приступом не возьмём крепость, то есть ещё один план, – сказал Харольд. – Но он сомнительный и требует глубокой проработки. Не стоит ждать, пока я его продумаю.

– Пока ты думаешь, у нас гибнут люди. Сомнительных планов мне с три короба наплетут мальчишки из таверны. Может, взять одного на твоё место, раз уж разницы нет?

– Конунг располагает огромными силами, – Харольд чувствовал гнев Аттала: его глаз ушёл к носу. – Мы можем год отправлять на гибель по тысяче человек каждый день, и наше войско не поредеет. В конце концов, можно и не отправлять солдат на штурм. Гарнизон обложили со всех сторон, римлянам некуда деться.

– Я не могу столько ждать. Да и конунги не согласятся обрести независимость таким способом.

Харольд хотел сказать, что слёту никто не берёт крепость, чаще надолго увязая в осаде, однако поостерегся высказывать свои соображения вслух. Вместо этого он хладнокровно произнёс:

– Константин сюда не явится. Он не считает нас, алеманнов, угрозой, посему даже не дёрнется. Вот когда мы возьмём гарнизон, он подумает.

– При чём здесь Константин? – Аттал тяжело вздохнул. – Какой у тебя был план? Выкладывай. Почему мы не можем приступить к нему сейчас?

– План удивительно прост. Нам нужны толковые подрывники. Я долго их искал, но никого не нашёл в пределах Арелата. В Лютеции жил старый солдат, который служил ещё в армии вашего деда, да тяжёлая хворь отняла сей светлый ум. Но Калваг нашёл пару мастеров в Иберии.

– Ох уж эта Иберия! Кого там только нет. Мастера на все руки.

Аттал отвернулся и посмотрел на холст, на котором стояла фигурка крепости. Харольд наблюдал за медленно растекающейся по лицу конунга улыбкой.

– Что смешного?

– Ничего. У меня тоже есть идея. Признаюсь, мы словно поменялись мыслями. Это ведь я – сын Матайеса, грубый мужлан и человек без вкуса, а ты, мой советник, натура тонкая, огранённая и многим непонятная. Твой план слишком топорный и неясный, бритт.

– В чём заключается Ваш план, мой конунг? – насторожился Харольд.

– Я слышу в твоём голосе глумление? – осведомился конунг.

– Ни в коем случае. Даже мысли такой не было, – поспешил оправдаться Харольд. – Так какой план?

– Гарнизон обороняет Эпихарид?

– Да, мой конунг.

– Что он за человек? Я знаю его, но мне интересно услышать твоё мнение. Сравнить, так сказать.

– Его не подкупить, не напугать. У него есть свой кодекс чести, которого он придерживается…

– Думаешь, один человек способен организовать оборону?

– В прошлый раз мне хватило пяти минут, чтобы гарнизон оставили, – сказал Харольд. – Центурион пропретору не ровня, поэтому я думаю, что да. Один человек способен организовать оборону.

– Неподкупный, не из пугливых, – повторил конунг. – Да, я такого же мнения о нём. А ещё он пропойца, бабник и казнокрад, который не любит, когда кто-то крадёт больше него. О чём я говорил?

Аттал закрыл глаза, пару раз глубоко вдохнул и посмотрел на Харольда. Косой глаз встал на место. Советник выдохнул, почувствовав, что опасность миновала.

– Обезглавить войско и крепость наша!

Аттал рубанул ребром ладони по воздуху.

– Это у меня-то план топорный?

– Неужели мерзавцы Агареса не справятся? Агарес! – Аттал крикнул. – Агарес!

Привратник вошёл в шатёр и поклонился.

– Позови Агареса. Он мне нужен.

Перс появился через полчаса. Всё это время Аттал ругался на медлительность Агареса и упрямство Харольда, который не соглашался с задумкой конунга.

Аттал подозвал Перса к столу, налил вина и склонился над картой.

– Насколько сложно проникнуть в крепость незамеченными?