Призраков лучше не тревожить

– А не заметил ты чего странного в его виде?

– Да в том-то и дело, – Онищенко досадливо скривился. – Заметил, а вспомнить не могу, забыл. Только подумал тогда: «Не наш это мужик». Понимаешь? – Он постучал литым кулаком по столешнице. – Ну, как ещё сказать?.. Вот ты – хоть и полковник, но свой. И товарищ твой свой, хоть и за рулём. А тот… Э…

Он махнул рукой и решительно разлил остатки водки:

– Давай по третьей.

– Давай, – не стал отпираться Емельянов. – А всё же постарайся вспомнить. Что? Может, лицо, одежда? Не торопись, подумай!

Онищенко быстро хлопнул третью – и вдруг едва не поперхнулся, выкатил глаза, выдавил сквозь силу:

– Вспомнил, точно… – перевёл дух и подался вперёд, к Емельянову. – И одежда, и лицо. Понимаешь, спецовка на нём новёхонькая, синяя, точно из магазина. Я ж говорю, Лёху, телефониста, хорошо знаю. Это при Лёне у них робу справно выдавали, и то редко кто носил. А теперь и вовсе – ходят все в чём попало. Я и сам человек рабочий, проблему понимаю. Вот… Лёха, тот вообще в спортивном костюме ходит. То же и с чемоданчиком, что в руках у мужика был. Рабочий человек такой чемодан не купит – один разор, а пользы нету. А ежели государство разорится, выдаст – так он его упрячет подальше, чтоб не потёрся.

– Ну, а лицо, лицо? – затормошил хозяина Емельянов.

– И лицо… Я ведь в армии служил на Кавказе, насмотрелся там на чурок. И этот вроде чурка – чернявый такой, смуглый. Но не наш, не наш чурка. Не ара, не грузин, не армянин.

– Может, грек или итальянец? – подал неожиданно голос Сагайдачный.

– Ага, точно, – радостно осклабился сталевар, словно его осенило наконец. – Или, к примеру, испанец.

– Ну, ты молодец, Коля, – Емельянов крепко прихлопнул хозяина по широкому сталеварскому плечу. – Это дело. А говоришь, забыл! У тебя же клад, а не память. А нашим, что до меня были, ничего этого не говорил?

– Не… – мотнул головой Онищенко. – Не говорил. Это ты молодец. Без тебя я бы и не вспомнил.

– Тогда давай так, – Емельянов, раскрасневшийся от водки, заговорщицки подмигнул, – если будут ещё спрашивать – и не говори. У нас, понимаешь, тоже контор много, и каждая поперёд другой в пекло лезет. Мы ж на твоей информации друзей-товарищей и обскачем.

– И найдёте гада? – усомнился хозяин.

– Найдём, не беспокойся, – многозначительно заверил Емельянов. – И притом именно мы найдём. А уж если мы – то и до суда дело, может, не дойдёт.

– Вот это правильно, – понимающе одобрил Онищенко. – Таких сволочей давить на месте нужно. А то развели бардак, понимаешь.

– Ну всё, спасибо за угощение и за доброе слово, – Емельянов поднялся и протянул хозяину свою не менее заскорузлую крестьянскую лапу.

– Ага, – крепко стиснул её сталевар. – Как найдёшь – непременно заходи. Поговорим, бутылочку раздавим. А я пока – могила…

* * *

Полковник тяжело опустился в кресло голубого «опеля Вектра» и любовно погладил округлившийся живот. Сагайдачный покосился на него неодобрительно, буркнул:

– Борщ с водкой с утра, в такую жару… Бр-р… Извращение, босс.

– А я и борщ, и водку могу хоть утром, хоть ночью и в любую погоду, – радостно осклабился Емельянов. – А за такую информацию не грех и выпить. Ты, пожалуй, поезжай в «аквариум», а я по дороге поразмыслю над раскладом.

Он откинул спинку кресла далеко назад и блаженно прикрыл глаза. После принятой дозы в голове приятно шумело, но мысли текли правильным потоком под лёгкий шумок автомобильного кондиционера. Перспектива, конечно, открывалась заманчивая, но Емельянов не особо обольщался. Вероятность того, что наёмный киллер окажется иностранцем, составляла, по прикидке Емельянова, процентов десять. Но отработать версию следовало тщательно, ибо сулила она невиданные дивиденды. Во-первых, открывалась возможность обскакать на голову конкурентов. Спецов, что могли провернуть деликатную и специфическую работёнку за бугром, в Генпрокуратуре, конечно, не имелось. Да и в СВР осталось негусто, очень негусто – считанные единицы. Емельянов смело мог считать себя зубром из «Красной книги». Были ещё, конечно, дедушки вроде Долганова и Аверина, что могли спланировать и обсосать любое дельце от переворота в Кении или Занзибаре до похищения японского микадо, но воплотить планы в жизнь могли только рукастые-головастые, а их-то великая держава и растеряла походя, недальновидно и позорно.

«Здесь у меня все козыри на руках, – рассуждал Емельянов. – Даст Бог, ещё и покуролесить под занавес в старушке Европе.» И ещё один козырь в рукаве делал партию весьма привлекательной. Заказчик просчитался, решив прибегнуть к помощи иноземного мокрушника. Ему-то, дилетанту, начитавшемуся бульварных новомодных романчиков или почерпнувшему знания из опыта местной уголовной мельшпухи, идея казалась грандиозной и несокрушимой. А ведь залётного гастролёра вычислить куда проще, чем местного работягу, что неуязвим в стране, где правит беспредел.

– Шеф, а, шеф? – окликнул тихо Емельянова Сергей. – А вдруг этот мой коллега и впрямь окажется варяжским гостем? Это ж гиблое дело. Как его раскрутить?

«Ну вот, ещё один недоумок, – посетовал про себя Емельянов. – Впрочем, что его винить – на родной почве взращён.» Вслух он высказал почти то же, только в более мягкой форме:

– Дурачок ты, Серёга. Обязательно раскрутим. Это ж какая перспектива – поработать за бугром, – он даже прищурился мечтательно. – Если повезёт, поймёшь, почему. Ты ведь, по сути, как был «совком», так «совком» и остался. Прожил житуху за железной занавеской и до сих пор боишься из-за неё нос высунуть. А мировой котёл – это совсем иная кухня, и варится в ней куда более пикантная и вкусная каша. Там перед нашим братом-шпионом все пути открыты. Знаешь, почему?

– Почему? – насупился Сагайдачный.

– Потому что там есть, по крайней мере, хоть иллюзия демократии, той самой, пресловутой, в нашей чернухе непонятной и охаянной. И засранный хамло-сержант не потащит тебя в кутузку только потому, что рожа твоя ему не понравилась или повые….ться захотелось. И гаишник-жлоб не придолбается, что выпил ты за рулём бокал пива. И вообще там государству на тебя насрать. Плати вовремя налог – и твори, что хочешь. Потому люди там глупей, наивней и добрей. Главный принцип: живёшь сам – другому не мешай.

– А у нас, можно подумать, государству есть дело до своих граждан, – иронически хмыкнул Сагайдачный. – По-моему, нашему государству граждане вообще до фени.

– Типичная ошибка, – назидательно качнул пальцем Емельянов. – Большинство так и считает. Ан нет. Есть дело нашему государству до людишек. Ибо государство у нас есть что? Не закон, как положено, а чиновнички. Закон беспристрастен, а люди нет. И очень пристально чиновнички за людишками наблюдают, ибо кормильцы, как есть. И очень ловко людишками манипулируют, хоть и побаиваются. Только принцип у нас, как на зоне: подохни ты сегодня, а я – завтра.

– Ладно, уговорил. Положим, раскрутим дело, а дальше? Дальше что?

Сагайдачный тоскливо покосился на Емельянова. Пессимизм Робин Гуда крепчал последний год день ото дня.

– Дальше… – Емельянов в свою очередь покосился на Сергея, прикинул, стоит ли приоткрывать перспективу. Решил, что стоит. – Дальше, Серёга, выгода прямая. Выгорит дело – сяду в кабинет. Дед место зама предложил. Легальная работа при собственных фамилии-имени-отчестве и при семье. Предел мечтаний любого разведчика. И тебе местечко спокойное сосватаю. Может, и поживём ещё по-человечески.

– Ну да… – недоверчиво протянул Сергей.

– Точно говорю. Дед в отставку подавать вознамерился, а на своё место меня двигает. Всё будет зависеть от наших успехов. Так что землю копытами рыть нужно, Серёга. Понял?

Сагайдачный помолчал, потом слабо улыбнулся:

– Честно говоря, Саша, я так устал… Если ты не врёшь… Может, в Управлении найдётся место консультанта, что ли, по вооружению.

– Найдётся, – твёрдо заверил Емельянов.

– Тогда я не то что копытами – зубами землю рыть буду.

Глава 3

Голубой «опель» медленно свернул в узкий переулок и уткнулся носом в монументальные ворота, наглухо задрапированные листовым пятимиллиметровым железом. Сергей коротко просигналил – створки ворот нехотя раздвинулись и пропустили машину. Здесь, за высоченным бетонным забором, поверху которого тянулась в три ряда колючка, таился настоящий райский уголок. Упоительно-безмятежно шептались крепыши-каштаны, дубки-одногодки, берёзки-красотки. Их заботливые кроны прикрывали надёжно от солнца-хулигана и дождя-бродяги старинные садовые скамьи. В клумбах полыхали шикарные до неприличия розы и пионы, петушки и прочая разноцветная пахучая благодать. Конечно же, суетились над клумбами бабочки, шмели, пчёлы. И во всём этом ощущалась заботливая, чисто армейская рука, не лишённая фантазии. Даже крохотный фонтанчик в глубине двора неутомимо рассыпал серебристые струйки во все стороны.

Сразу за фонтанчиком пристроился трёхэтажный особнячок с множеством флигельков, башенок и пристроек. Покойный, прохладный и пристойный. Отремонтированный всё теми же мастеровитыми армейскими руками.

– Вот здесь и будем трудиться остаток дней своих суровых, – подмигнул Сагайдачному Емельянов и размашисто зашагал по дорожке, выложенной ажурными плитами.

Янычар, в миру старший лейтенант Колесов, давно уже поджидал их в отведённых полковнику Ротмистрову апартаментах. Апартаменты представляли собой крохотный кабинет на втором этаже и ещё более мизерную «приёмную», где обосновались Дмитрий и Сергей. Но оборудовали их рабочее место по последнему слову – солидный комп-пятёрка с выходом в Интернет, факс, ксерокс, видеотехника и куча других электронных прибамбасов, не столь нужных, сколь престижных, занимали всё свободное некогда пространство.

Свежеиспечённый суперагент новейшей формации, Янычар, дабы убить время, совершенствовал полученные в институте военных переводчиков навыки хакерского ремесла. Он без особого труда «взломал» чей-то игровой комп и теперь гонял по монитору коротконогого каратеку в кимоно. Каратека доживал третью жизнь, и Янычар так увлёкся, что не расслышал, как в кабинет ввалило его непосредственного начальство.

– Развлекаешься? – строго окликнул лейтенанта Емельянов.

– Никак нет, – вскочил испуганный Янычар. – Осваиваю технику.

– А-а… а я-то думал, балуешься, – иронично округлил глаза полковник.