Сто первый мужчина. Роман

– Жди! – ответила Ольга стремительно удаляющемуся мужу, не меняя ход.

Лыжная трасса пошла на подъём по длинному пологому склону, как непреднамеренное испытание на выносливость и возможность обнаружить в себе, равно потренировать, способность к сверхусилиям.

Игорю всегда удавалось в мгновение ока преодолеть подъём, поверяя умение вкладывать эмоциональный зачин в отменную физическую форму и получать из симбиоза физики тела и психики желаний то самое сверхусилие.

От устремленной вверх трассы влево и вправо уходили спуски, разбивающие дистанцию на мерные круги: три, пять, десять километров. Оставаясь на трассе, выходишь на малую марафонскую дистанцию. Ольга решила во что бы ни стало дойти до вершины склона и, как раскручивающийся маховик, двинулась в нелегкий путь. Временами мимо пролетали тренирующиеся на время лыжники, точно подстегивая её.

Чем выше она поднималась, тем больше становилось солнечного света. Ольга одела предусмотрительно взятые солнцезащитные очки. И теперь вполне походила на заправскую лыжницу.

Время растворялось в величественных соснах – в них солнечный свет нашел впечатляющую форму. Здесь Ольга вдруг ощутила себя таким же созданием вечных лучей, которым неведомо ни время, ни пространства. Вдыхая полной грудью целебный воздух, с трепетом различала в аромате хвои что-то такое, от чего сладко кружилась голова. Так было в далекой юности, когда захватывало дух от очарования огромной жизни, где будут реализованы все мечты и желания.

От Игоря давно и след простыл. Она как будто забыла о нём. В изнуряющем и окрыляющем ходе на вершину заструились другие мысли и ощущение чего-то другого, что было всю жизнь рядом и вот теперь начало проявляться, давать о себе знаки. Сначала прошел холодок по спине от одной этой мысли. Ольга резко оглянулась – никого. Кругом одно снежное безмолвие в солнечном мареве. Ни движения, ни шороха, ни звука. Абсолютная тишь да бескрайняя гладь белого покрова.

Щеки разгорались ярким румянцем, но не от мороза – от необычного волнения. Невесть откуда вылетела стайка красногрудых птичек и рассыпались по зарослям дикого шиповника. Они совсем не замечали Ольгу и были настолько доверчивы, что протяни она руку и погладь по бархатным спинкам – в ответ на незатейливую ласку услышит приветственное мелодичное жуканье.

Это щуры – потаённая певчая птица. Размером с дрозда-рябинника, ставшего сущей бедой садоводов-дачников, эта птица для большинства невидима и неслышима. Щуры живут-поживают в нехоженом лесу, лишь знаемые знатоками и любителями птичьего пения.

Ольга взбодрилась, налюбовавшись редкими птичками, двинула прямиком на вершину склона. Шла, сосредоточившись на собственных силах, которые на удивления не таяли. Солнечный свет, слепящий глаза, необычным образом преобразовывался в ту дополнительную энергию, что двигала вперед. Она уже не шла – летела, сохраняя минимум точек соприкосновения с утрамбованным снегом.

И вот она на вершине. Перед сияющим взором открылась живописная панорама древней горной гряды, опоясывающей ровное плато, на котором расположился компактный современный город. Её острое зрение позволяло различить улицы и проспекты, высотные дома и странной формы производственные корпуса, напоминающие сооружения внеземной цивилизации, или что-то такое чрезвычайно опережающее уровень развития технической базы.

Окинув взором родной город, как на высоте птичьего полёта пролетев над ним, Ольга оглянулась на пологий склон, ставший теперь спуском. Вот бы санки, да с гиком вниз! Минут десять потрясающего лету вниз. На лыжах страшновато. К тому же тяжело так долго удерживать равновесие. Противоположный спуск короче, но круче.

Ольга, оттолкнувшись палками, скользнула вниз по крутому спуску. Решила рискнуть. Сразу перехватило дыхание от феноменального ускорения. Бедная горнолыжница присела на полусогнутых ногах, прижав под мышками горизонтально расположенные лыжные палки. Только бы не упасть, не сломать ногу, не свернуть шею. Скольжение становилось неуправляемым. Вот уж в самом деле вскружили голову успехи и толкнули на столь безрассудный полет в неизвестность! А, быть может, подъём был началом другого подъёма, или же падения. Ольга плотно сомкнула рот и дико смотрела вперед в слепой надежде вовремя углядеть препятствие и не расшибиться насмерть. Насмерть?

Свист в ушах перекрыл истошный крик. Это было так неожиданно, что Ольга чуть приподнялась в недоумении. Кто кричал? Кто-то ворвался в её настрой и нарушил единство её сил. Удерживая равновесие, сошла с дистанции, круто повернув в лес. Какое-то время как могла лавировала между деревьев; то и дело жмуря глаза от снега, падающего с веток.

Удар остановил движение. Она увидела себя, распластавшейся посреди поляны у стога с утрамбованным сеном. Лыж на ногах не было. Руки и ноги целы, голова на месте. Ольга приподнялась, усевшись на корточки; спина нашла опору в крутом скате стога. Вязкая тишина окружала её. Словно все замерло и с затаенным вниманием терпеливо ожидало основного действия. Она точно знала: произойдет небывалое… Чуть хрустнула ветка за спиной. Ольга обернулась – в мгновение онемела, точно паралич сковал мышцы.

Прямо перед ней сидела крупная кошка, размером с овчарку. Необычные карие глаза цепко охватывали Ольгу. Любое движение женской фигуры меняла выражение кошачьих глаз. Ольга терялось в догадках, что эта за порода кошки, и чуть подалась навстречу. Длинные усы кошки дрогнули, пасть ощерилась, выказав острые клыки, несоразмерно длинные, так что в сознании мелькнул образ ощерившегося вампира. Холодок стянул кожу.

Это не кошка – это лесное чудище. Это кровожадный зверь. Рысь?! Ну, конечно, рысь. Однако окрас необычный: пепел кострища? седина?.. Седеют ли звери, Ольга не знала. На дряхлую зверюгу, убеленную сединой, редкий зверь не походит: в карих глазах какая-то гипнотическая сила. Рысь вскочила на четыре лапы. Ольга с ужасом увидела, что у непонятного зверя длинный хвост, который начал на глазах расширяться, нервно покачиваясь из стороны в сторону. Дикая ярость обуревала кошкой.

Зверь крадучись пошел навстречу Ольге. Шел след в след, как по канату, вытянув шею, не спуская глаз, временами морща черную мочку носа. Настолько грациозны и плавны кошачьи движения, что если бы не сопутствующее ощущение угрожающей силы и сдерживаемой ярости, она залюбовалась бы зверем. Но это не зоопарк, не познавательный фильм о природе. Это дикая кошка, приготовившаяся разорвать в клочья.

Ольга вскочила на ноги, не чувствуя боли, попятилась. Сделала шаг, другой – и в беспамятстве бросилась бежать, проваливаясь в рыхлом снегу, поминутно падая и вставая. В глазах повисала кровавая пелена. Седая кошка огромными прыжками опережала обезумевшую жертву. Всякий раз вставала на пути. Вконец обессилив, Ольга остановилась в метре от зверюги. Странная рысь, сохраняя поразительную выдержку, с каким-то осмысленным взглядом обозревала насмерть напуганную женщину. В карих глазах читалось злорадное торжество превосходства.

– Игоооорь! – завопила Ольга; бросилась, сломя голову, прочь от вездесущей кошки-мутанта.

– Что за дикий ор! – Сильные руки крепко обняли её. – Что, родная, за дикие крики?!

– Игорь, это ты! – Навзрыд заплакала Ольга. – Где же ты был! Ой, будь осторожен. Нас обложили со всех сторон страшные кошки!

– Да никого здесь нет! Успокойся. Ты зачем сиганула с горы, не дождавшись меня. И притом ты съехала с лыжни и каким-то образом пролетела поверх сугроба. Ну и скорость, видимо, у тебя была!

– В самом деле, здесь нет никого зверя? – Ольга с недоверием огляделась. – Вот же смотри, следы!

Игорь присмотрелся к отпечаткам на снегу, качнул головой:

– В самом деле отпечатки следов. Кто же это мог быть? Волки стали большой редкостью. Из кошачьих у нас водятся рыси – их ещё можно встретить. Но для рыси крупноваты следы…

– Это была седая рысь с длинным хвостом. И, возможно, не одна.

– Может быть, это были снежные люди. Йети, которые притворились рысями.

– Мне не до шуток, – ответила Ольга, насупившись от досады.

– Просто нам нельзя разлучаться, – сказал Игорь Михайлович.

Остаток дня Ольга провела в рассеянной задумчивости. Лишь наутро, после крепкого сна, с улыбкой и холодком по коже вспомнила столь странное происшествие. Им, действительно, нельзя разлучаться.

Игорь Михайловичу этот случай на лыжной прогулке также врезался в память. Он подумывал выбрать момент и вновь пройти по той же лыжне, не упускаю из виду Ольгу. В его правилах, не допускать, чтобы слова расходились с делами, не оставлять ничего не завершенным.

Прошло десять дней, и как будто обозначилось свободное окно в жестком распорядке дня. Как раз сегодня нет необходимости засиживаться допоздна над деловыми бумагами. Игорь Михайлович, обозревая уютный кабинет, решил вечером пройтись по той же лыжне: в сумеречный час шансов больше встретить седую рысь.

Игорь Михайлович подошел к окну кабинета, выходящего на улицу, в раздумье о странной зверюге, напугавшей Ольгу, о сыне, который никак не может определиться с выбором профессии. На носу выпускные экзамены, окончание школы и начало большой жизни. В его годы он четко знал, что будет врачом. А сейчас деньги, материальный достаток перевешивают другие ценности. Быть может, оттого и мечется сын, не желая призвание разменивать на умение «зашибать деньгу». С чего взяли, с чьей подачи впихнуто в головы, что счастье и деньги это одно и то же?

Он уже собрался отойти от окна, как что-то заставило внимательнее вглядеться на улицу. Из клиники вышел завхоз, его грузное тело крейсерским ходом поплыло к немытому автомобилю народной бюргерской марки. Вот он сел, включил зажигание – машину чуть тряхнуло, и вдруг из выхлопной трубы показалось нечто наподобие каучуковой дубинки молочно-белого цвета. Это нечто стало стремительно удлиняться, выказывая характерную пипку на конце. Сомнений не оставалось: это вовсе не сдуревшая подушка безопасности, не надувной шарик, закатившийся под машину и не дубинка полицейского – это приводимый в действие громадный презерватив. Резиновое изделие выросло до неимоверных размеров; в ожидании основного действия подрагивало от нетерпения. Такой чудовищный член привел бы, пожалуй, в ужас любую особь женского пола, будь он действительно таковой, а не распираемая выхлопными газами резиновая оболочка.

Обалдевшие прохожие останавливались, как вкопанные. Выпучив глаза, с разгорающимся любопытством поджидали, что же будет дальше. Завхоз протирал мутные очки и не замечал, что стал центром потешного действия. Через несколько секунд презерватив со свистом вылетел из-под машины, сорвавшись с креплений на выхлопной трубе, и, описав дугу, шлепнулся на лобовое стекло. Раздался дружный хохот. Завхоз водрузил на нос очки, и сам, обалдевая, вперил мутный взгляд на невесть откуда взявшийся использованный презерватив чрезвычайно внушительных размеров. Включил стеклоочиститель – щетка проскочила по верху резинового изделия, разгладив и припечатав к стеклу. Чертыхнувшись, завхоз, кряхтя и сопя, выбрался из автомобиля, ручной щеткой брезгливо смахнул на землю умопомрачительную резинку.

Один из прохожих резво подскочил к завхозу, вежливо полюбопытствовал: «Скажите, пожалуйста, это не рекламная акция? Я не вижу марки, названия продукта. Очень, очень прочная резина. Я бы купил у вас прямо сейчас пробную партию». – «Да пошел ты…».

Завхоз добавил еще пару крепких словечек хамского содержания, и пыхтя от злости, обвел выпученными покрасневшими глазами улицу и фасад клиники. Увидел согнувшихся от колик неодолимого приступа смеха двух уборщиц, Ларису и Тамару, погрозил кулаком, ввалился в машину, рев мотора стал заключительным аккордом усмеятельной сцены.

Игорь Михайлович усмехнулся: он затевает основательное техническое перевооружение клиники, а работники, в самом деле, дурью маются. Где же то глобальное, что сможет переустроить на высокий лад их мысли и стремления?

Глава 3. Экспериментальная фабрика

Двадцать восемь лет назад от того дня, когда завхоз стоматологической клиники сбросил оземь тридцатисантиметровый презерватив с лобового стекла, по этой же самой улице и в это же время шла советская девушка Глаша.

Она высокого роста, с широкими бедрами, толстой русой косой, закинутой за узкие плечи. Деловой костюм цвета беж не в силах скрадывать аппетитную грудь, способную накормить сразу двоих розовощеких младенцев, свести с ума прожженного ловеласа. Приталенная юбка сидела на бедрах в обтяжку, оголяя колени. Но забраться выше колен, обласкать тонкую кожу, ниспадая к модельным туфелькам, мог только шалый ветерок.

Дивчина несла пухлый портфель из натуральной кожи, в котором с трудом поместился квартальный финансовый отчет крупного промышленного предприятия. Вообще, эту рослую и крепкую девушку притягивало ко всему крупному, основательному, необычному, что впоследствии обернулось чередой нелегких испытаний.

Чрезвычайная ответственность, привитая отцом-фронтовиком, превосходное экономическое образование, готовность и, главное, умение общие интересы переориентировать в собственные, – все эти составляющие успеха прямой дорожкой вывели и усадили на солидную для её возраста должность ведущего экономиста.

Финансовая наука, как известно, разумеет во всем точность, ясность, лаконичность. Каждая цифирка строго на своём месте и подтверждена соответствующим документом. Ревизорские проверки не дают расслабиться. Ошибки, отклонения в отчетности – в принципе недопустимы. Ревизоры, как правило, уходили от Глафиры с пустыми полями для замечаний. Всё нормы и формы соблюдаются, всё тютелька в тютельку, что на бумаге, то и в производстве.

А в жизни… В жизни так запутано, сложно и неоднозначно. Только что полчаса прождала Диму, чтобы вместе пойти в магазин для новобрачных, – и напрасно. Куда-то вновь запропастился. Через неделю свадьба, а белое платье для неё и строгий костюм для него до сих пор не куплены.

Может быть, права мама, трудившаяся методистом горсовета по марксистко-ленинскому воспитанию молодежи, что Глаша решилась на замужество исключительно вследствие высоких нравственных идеалов. Совсем не из боязни, что засиделась в девках, хотя годков ей под тридцать.

Паренька Диму знала с детства. Сначала получалось вроде бы складно: он и она отучились, он отслужил в армии, устроились на одно предприятие. Однако, не успев пройти все принятые в советском обществе виды ухаживаний, как случилось нечто непредвиденное, отчего паренек запил в горькую.

Вместо того чтобы сразу расстаться, Глаша сама подвела Диму к заключению брака – ведь она знала истинную причину погружения в алкоголь, и надеялась, что будучи с ним бок о бок, сможет вытащить из гибельной трясины.

Начиналось последнее десятилетие существования советской страны, ничто не предвещало её краха. По радио гремели победоносные и жизнеутверждающие песни: «Я люблю тебя жизнь», «Широка страна моя родная»…