По предварительному сговору

Кирилл чертыхнулся про себя. Этот момент он упустил. А ведь Небесный прав, надо обойти всю округу.

– Хорошо. Ты отрабатываешь следующую пятиэтажку. Досконально. Переговори со всеми кого застанешь дома. И отмечай квартиры, где не откроют. Возможно, придется в дальнейшим и их проверять.

– А вы?

– А я пройду до своей давней знакомой. Пообщаюсь. Она в соседней пятиэтажке живет, за детским садиком. Как сам управишься, позвони.

С Людмилой Мартыновой, она же в простонародье «Люська», Кириллу довелось познакомиться три года назад, когда той исполнилось только восемнадцать лет. Один из завсегдатаев рюмочных в откровенной беседе, шепнул ему, по старой дружбе, и за кружку светлого «жигулевского», что у Люськи появилась солидная «голдовая гайка»[190 - «Голдовая гайка» (жарг.) – кольцо, печатка из золота.], коей она хвасталась местной шпане[191 - «Шпана» (жарг.) – хулиганы, мелкие преступники.]. Так как на районе с заявлением о краже золотых изделий ни кто не обращался, то Кирилл, ради любопытства, решил проверить информацию. Люську он «выцепил»[192 - «Выцепить» (жарг.) – найти, извлечь.] в приличном кафе, распивающей «Мартини» в окружении двух солидных, немолодых дядек. Те, только взглянув на Кирилла, быстро смекнули, что рыпаться в данной ситуации дохлый номер. Горестно повздыхав, немного посочувствовав о потраченных на смазливую девчонку, в коротенькой юбчонке, довольно изрядное количество наличности, вежливо откланялись и спешно ретировались.

Люська, на самом деле, обладала эффектной внешностью. Несмотря на невысокий рост, у нее была точеная фигурка, ярко-рыжие, огненные волосы и прикрывающие невинный взгляд черных глаз длинные густые ресницы.

Сначала Люська, «пошла в отказ»[193 - «Пойти в отказ» (жарг.) – отказаться, не признаваться в совершении преступления.], рассказывая, что золотую массивную печатку, лежащий перед ней на столе в кабинете, ей подарил очередной бой-френд. К сожалению, имени его она не запомнила, где проживает, не знает. Не став долго с ней церемонится, Кирилл закрыл ее в камеру на несколько часов. Лишь к вечеру Люська, размазывая под глазами тушь для ресниц, начала свое повествование…

…Со своими старшими подругами, учащимися, как и она, в профессионально-техническом училище, решили подзаработать деньжат на безбедную жизнь. К вечеру они немаленькой компанией приезжали к железнодорожному вокзалу и отправлялись на поиски, на вид, более-менее состоятельных особей мужского пола. Особенно преуспела Люська. Со своей внешностью, и очаровательным, невинным взглядом, быстро вычисляла одиноких попутчиков, коротающих время в буфете или зале ожидания, непринужденно вступала с ними в разговор. Выбирала Люська обычно командированных или «транзитников». Мужчины завороженные ее детской наивностью и непосредственностью, получив неуверенное согласие на интимную близость, теряли голову и шли за ней подальше от перрона, как томно шептала обольстительница, «чтоб ни кто не увидел», где того ждала непредсказуемая развязка. Подруги, ожидавшие Люську с кавалерами, жестоко избивали, сексуальных домогателей, попутно лишая их денег, ценностей и навороченных телефонов. Соответственно очухавшись, любители «продажной любви» не все обращались с заявлением в милицию, стараясь вычеркнуть из памяти минуты позора. Но нашлись и те, кто не мог смириться с утратой непосильно нажитого имущества. К тому же, борцы с пороком, и выступающие за культ целомудрия в семейных отношениях, пару раз перестарались, отправив одного ловеласа на больничную койку с переломом челюсти, второго с отбитой напрочь мошонкой. Эти моменты Кирилл уже узнал от Сани Левашова, о?пера линейного отдела милиции на транспорте. Местных «амазонок» вычислили сразу и к утру их всех «повязали»[194 - «Повязать» (жарг.) – задержать, арестовать.]. Реальные сроки заключения получили все, за исключением Люськи, отделавшись условным наказанием, чему краем способствовал он сам, не забыв выставить в информационном центре УВД карточку о привлечении Мартыновой Людмилы в качестве «доверенного лица». Несколько раз она «сливала»[195 - «Сливать» (жарг.) – сдавать, предавать.] разного рода мелких воришек и на этом все. Крайняя их встреча состоялась за пару месяцев до командировки его на Кавказ.

Проживала Люська одна, в среднем подъезде, на пятом этаже. Мать с младшим братом давно перебрались в деревню, Отца у них в семействе не было. Кирилл разом нажал на все кнопки кодового замка и, придерживая дверь, чтоб не грохнула, прошел вовнутрь, стал медленно подниматься. На лестничном пролете, между третьим и четвертым этажом он остановился и, нагнувшись, стал внимательно рассматривать небрежно затертые тряпкой темно-бурые, пятна. Еще насколько таких размазанных следов он увидел на окрашенных темно-синей краской стенах и пролете пятого этажа. Мягко ступая, подкрался к хлипкой деревянной двери, прислонив ухо к замочной скважине. Судя по перекошенному замку и погнутым петлям, дверь неоднократно «выносили». Первую минуту звуков за дверью слышно не было. Затем кто-то, как он догадался, кто-то быстро прошел из комнаты на кухню, чуть слышно звякнула посуда, и вернулся обратно, прикрыв за собой межкомнатную дверь. Послышалось несколько коротких мужских фраз, которых Кирилл не разобрал.

Соображал он быстро. Громко постучал в дверь, что-то наподобие условного сигнала. В квартире нависла тишина. Придав голосу пьяную неразборчивость, с запинанием завопил, уже колошматя кулаком со всех сил.

– Люська! Овца! Дверь открывай! Или я ее сломаю на хрен. Ты, что там, дрыхнешь? Открывай, говорю.

Кирилл уже долбил ногой, ругаясь, на чем свет стоит, когда послышались шаги и испуганный голос спросил:

– Кто там?

– Конь в пальто! Открывай, базар есть. Или «стольник» подкинь.

Было ясно, что Люська узнала его голос, громко вскрикнула, и убежала в комнату. В комнате незнакомец, сдержано давал ей консультации.

– Я не могу. Я не одета, – затараторила она, возвратившись к двери. – Зайди позже. Через час.

– Ты, что, сука, не одна? Изменяешь мне, тварь бестолковая. Открывай или снесу все к чертям.

Кто-то второй подошел с обратной стороны двери, послышались щелчки открывающегося замка. На площадку вывалился крепко сбитый, высокий парень, с силой толкнув плечом Кирилла. Тому, чтоб не упасть пришлось сделать шаг назад и ухватиться за перила лестничного марша. Роль он свою играл до конца, притворившись в напрочь пьяного отверженного ухажера. Ему, в лицо ударил резкий запах водочного перегара. За ним, злобно прищурив глаза и заложив руки за спину, стоял второй парень более худой и не такой высокий, но не менее опасный, как сразу предположил Кирилл. Что-то, в очертаниях лица, у них было общее. Раньше этих типов встречать ему не доводилось. Из комнаты выглядывало испуганное лицо Люськи.

– Ты, что «фуфел»[196 - «Фуфел» (жарг.) – низкосортное, некачественное, недостойное внимания.], совсем «рамсы попутал»[197 - «Рамсы попутать» (жарг.) – ошибиться, не разобраться в сути дела или кому-то помешать.], – угрожающе надвигаясь на него, злобно, не разжимая зубов, зашипел коренастый парень. – Тебе же, «чепушила»[198 - «Чепушила» (жарг.) – тупой, грязный, морально опустившийся человек, вызывающий презрение окружающих.] ясно дали понять, что здесь тебе делать нечего.

Кирилл, демонстративно спотыкаясь, попятился назад, заикаясь и икая, стал приносить извинения.

– Все нормально мужики… Я все понял. Пардонте.… Сразу не сообразил.

Дверь захлопнулась и закрылась на замок. Сбежав на второй этаж, Кирилл набрал номер Небесного. Пульс учащенно бился, сердце было готово вырваться из груди.

– Василий давай срочно сюда! – закричал он в трубку. – Давай галопом!

– Что случилось, Кирилл Сергеевич? Я еще не все квартиры обошел.

– Бросай все! Пятиэтажка за садиком! Средний подъезд!

В это время сверху громыхнула дверь, кто-то бегом стал спускаться. На него мчался, перепрыгивая ступеньки, высокий крепыш.

– Стоять! Милиция!

От его толчка обеих рук Кирилл отлетел к стене, больно приложившись спиной и затылком. Высокий парень, не останавливаясь, рванул вниз. Сверху слышались еще шаги. Из-под рубашки он выдернул пистолет, передернул затвор. К нему торопливо спускался второй парень, находившийся в квартире, таща за собой за руку Люську.

– Мордой в пол, суки! Пристрелю!

Видя, что те не думают останавливаться, произвел первый выстрел в окно на лестничной клетке. Стекла со звоном посыпались на бетонный пол лестницы. Люська взвизгнула, присела, зажимая между колен голову. Ее спутник упал лицом вниз, закинув руки на затылок. Подлетев к ним, Кирилл, наотмашь хлестанул Люську ладонью по лицу, со всей силы двинул парня носком туфли под ребра, и для большего эффекта вмазал рукоятью пистолета по его шее. К нему тяжело дыша, подбежал Василий. Из носа его капала кровь.

– «Браслеты» есть? Давай «банкуй»[199 - «Банковать» ( жарг.) – арестовывать , задерживать.] этих двоих, я за третьим.

– Он за садик побежал, где частный сектор. Мне в морду успел заехать, – шмыгая носом, затараторил Василий. – Когда на улицу из подъезда выбежал.… Хотел за ним, а тут выстрел.… Ну, я сразу к вам.

– Выводи этих к своей машине, – на ходу крикнул Кирилл. – И позвони в дежурку, пусть экипаж пришлют.

Не выпуская оружие из рук, он кинулся по узкой тропе между детским садиком и металлическими гаражами. Левая грудь саднила от толчка. За поворотом он увидел удаляющуюся фигуру, быстро направляющуюся к частным домам. Не останавливаясь, кинулся следом.

– Стой! Стрелять буду!

Парень остановился, медленно обернулся и неторопливо пошел навстречу Кириллу. В глазах его отражалось безумие и ярость.

– Лежать! Завалю, на хрен! – испустил вопль, не своим голосом, Кирилл.

Видя, что здоровяк, не подчиняясь, продолжает направляться к нему, выстрелил второй раз в воздух. Когда расстояние сократилось до пяти метров, в руках блеснуло лезвие клинка.

– Зарежу, мусор, – его лицо исказила злобная усмешка. – Зарежу как свинью.

Пуля от третьего выстрела попала чуть выше коленной чашечки левой ноги. Парень вскрикнул, зажал рану, не выпуская из рук ножа. Остервенелость на лице сменилась на испуг и боль. Чуть припадая на левую ногу, он бросился что есть силы, бежать. Возможно, ему удалось свернуть в узкий проулок или заскочить во двор частного дома, но догнать и отыскать его Кирилл не смог. Ругаясь от отчаяния и злобы, он вернулся к пятиэтажке. Возле подъезда, вышагивая кругами, метался Василий, одной рукой, с тряпкой, стараясь стереть капли крови, попавшие с разбитого носа, на светлую майку, второй придерживая штаны. На земле, уткнувшись лицом, лежали худой тип, задержанный в подъезде, который, что-то истошно орал про «ментовской беспредел», права человека и просил помощи у прохожих заступиться за него перед произволом ущемляющих его гражданские права. Люська послушно, лежала рядом. Руки одного были пристегнуты за спиной наручниками, у его подруги крепко стянуты брючным ремнем.

– Ушел? Как так? Это вы еще стреляли?

Кирилл кивнул и развел руками.

– Ума не приложу, куда он провалился. Ты сам как, нормально?

– Пойдет. Я в отдел позвонил, обещали «воронок» прислать. Будем ждать?

– Подождем. Не в своей же машине везти.

– Я гильзу на площадке подобрал. Вот, возьмите.

Руки Кирилла слегка тряслись, голова кружилась от переизбытка адреналина в крови. Мысли путались. Только с третей попытки получилось прикурить сигарету. Возле дома стала собираться любознательная толпа. Столпившиеся сердобольные тетки дружно голосили.

– Что ж вы изверги над детьми изгаляетесь? Сами здоровенные лбы, а молодых лупите. Окна побили, кто вставлять теперь будет? Управы на вас нет. Хоть девочку пожалейте, поднимите ее с земли, или сейчас милицию вызовем.

К счастью вовремя подъехал патрульно-постовой «УАЗик», засвистев тормозами. Выскочивший, чуть ли не на ходу, поправляя ремень АКСУ[200 - «АКСУ» (абр.) – автомат Калашникова складной укороченный.] на плече, сержант протянул руку Кириллу. Сочувствующая толпа быстренько растворилась.

– Я так и понял, что это ты, «Старый», здесь озорничаешь, – сержант кивнул в сторону лежащей, на земле парочки, – что, будем грузить?