В двух шагах от «Рая»

– Есть проход, товарищ капитан…

– Что у тебя с губами?

– Железо маленько пришлось пожевать, до свадьбы заживет.

– Сюрприз?

– Хуже… Ударник выскочил, стойф ржавый был.

– Спасибо, Коля…

Седой обнял Присуху.

– Рот прополощи раствором марганцовки. И выпей сто граммов спирта, считай, что орден получил…

* * *

Солнце утонуло за гребнями гор, и Седой почувствовал, как вращается земля. Он стоял, широко расставив ноги, и рассматривал в бинокль зеленый оазис и примыкавшую к нему невысокую гору, поросшую редким леском.

Они проникли в долину и вышли к подножию этой горы, которую Присуха окрестил Пеликаном. Сходство было приблизительным, но на карте ей названия не было, и Седой кивком подтвердил горе кличку. Названия не было, зато была помечена пещера. Гора оказывалась как бы полой. «Да, – думал Седой, – немцы нашли для склада место – лучше не придумаешь».

– Нужно искать дорогу, – сказал Долгинцов, – если склад здесь, то должна быть дорога.

– Как ее найдешь на этом камне? – бормотнул Веретенников. – Здесь везде дорога.

– И все же, – нахмурился капитан, – собирайся, отряхни пепел с крыльев и собирайся на работу.

– Придумали, – обрадовался сержант.

– Нет. Ничего не придумал. Просто знаю, что дорога должна быть.

Проселок обнаружил Джанич. Он выпросил у Седого бинокль и куда-то исчез. Оказывается, Мирчо выбрал самую высокую точку в хаосе скал, взобрался туда и разглядел-таки темную ленту на светлом каменистом полотне.

Да, это была дорога. Обыкновенный рядовой проселок, весь в выбоинах и щербинах с ненаезженной колеей.

– Ночлег здесь, костров не разводить! – приказал Седой.

* * *

Слабая волна пологих холмов накатывалась на долину. День выдался редкостный. Листва трепетала под легким ветерком. Ласково светило нежаркое осеннее солнце. Близкие холмы манили зеленью и прохладой ущелий. И стояла великая тишина, нарушаемая только щебетаньем птиц.

Седой не спеша чистил именной вальтер. Привычка один раз в неделю чистить оружие осталась у Долгинцова с первого дня войны.

Капитан слушал, как переговариваются разведчики, и бездумно смотрел на красоты южной Сербии.

«Я разучился наблюдать природу, – думал он с легким оттенком обиды на себя. – Вот ведь вроде и красиво, а не трогает. Зато я научился видеть ее с точки зрения войны – оборонительной или наступательной позиции».

Распадок, что справа от узкой долины, – каменный мешок-ловушка. Один выход. А спрятаться в нем соблазнительно.

– Ландшафт, – вслух сказал Седой и тихонько рассмеялся.

Да, это немецкое слово рассмешило капитана. Ландшафт на подходах к Пеликану был более чем странный. Ни одного дерева, ни одной крупной скалы. И кустарник. Весь на уровне груди. Ландшафт для длительной обороны. Или охранения чего-то сверхсекретного.

Капитан хмыкнул и позвал Веретенникова. Тот оставил разобранный автомат и вытянулся перед командиром.

– Садись, Сережа. Ты хвалился, кажется, знанием немецких позиций…

– Да вроде нет… Но могу.

– На это я и надеялся. Поднимешься на ближний холм, что справа, и в бинокль изучишь все подходы к Пеликану. И движение… фиксируй любое движение… Короче, считай, что тебе нужно пересечь долину и пройти к горе.

– Сделаю, товарищ капитан.

Феникс. Для него нет ничего, что бы он не смог сделать. Удивительный парень. Конечно, за годы войны он сотни раз изучал немецкую фортификацию на деле – иначе бы живым не был. И все же уловит ли он нюансы? Седой проверял себя Веретенниковым.

Феникс вернулся к обеду.

– Движения никакого, товарищ капитан. Все тихо… Ландшафт чужой. Нужно не через бинокль, а ближе. Разрешите, я вечером, в сумерках…

– Дойдем вместе.

* * *

– Она, товарищ капитан…

– Думаешь? – скосил глаза Седой.

– Чую… она… Видите, следы шин у самой стенки. Стенка – раздвижные ворота. Электромоторы там… Они двигают стенку. Горючку отправляют ночью. И не в бензовозах, а в бочках, по двадцать штук на «бюссинг», сверху брезентуха, и вся маскировка…

– Не вижу охраны, – флегматично произнес Седой.

– Охрана внутри. В этом весь фокус. Зачем демаскировать склад вышками или траншеями. Мы ведь на это в прошлый раз купились. Лучше, как в той восточной сказке – «Сезам, отворись!», – и все дела. Въехал – выехал.

– Ты с какого разведчиком?

– С начала войны, товарищ капитан.

– И все сержантом. Куда смотрит командование?.. Давно пора роту давать… Да-а. Я ведь тоже так думаю, как ты, Серега. И ворота раздвижные, и часы работы ночные. И след от шин они заметают, ты-то один все же и узрел…

– Торопился фриц с метелкой, – поддакнул Веретенников.

Они лежали у самого края скалистого гребня, скрытые кустами можжевельника. Далекие вершины по очереди несли на своих плечах предзакатное солнце. Седой был доволен сегодняшним днем. Еще бы! Они наконец-то открыли «Рай». Правда, он еще не знает, как туда войти, но это уже дело ума, хитрости, изворотливости, может быть, суточного наблюдения за пещерой. Торопиться сейчас было бы просто преступлением.

– Уходить нужно, товарищ капитан…

– Нет. Все же посмотрим, как они это делают. Может быть, и нам придется делать так же. И должна же быть где-то у них хотя бы парочка дзотов. Знаю немцев. Сидят тихо и смотрят в стереотрубы. Охрана внутри – это правильно. А кустарничек-то подстрижен не зря, смотри внимательней – на уровне груди, чтобы голова колыхалась, когда идешь в рост. Мы привыкли, что они выбривают секторы для обстрела, а они тоже ученые.

– Да, не тот немец нынче, товарищ командир! – подзадоривая Долгинцова, вскрикнул Веретенников.