Лепестки Мугунхва

– Знаешь, сестрёнка? Что – то мне кажется, совсем всё плохо. Если они притащат сюда этот камень…

– Ты что, дурачок, правда веришь в эти сказки?

– Да нет, конечно! Но эти идиоты – корейцы! Они сейчас как мешок с порохом. Поднеси огонь и… А этот камень как раз…

Баатарган вскочил на ноги.

– Вот это – настоящая угроза! Не то что твои слухи – мухи. Надо что – то делать!

– Надо перехватить этот камень по дороге. Только гарнизон наш трогать нельзя. Здесь сейчас и так как на раскалённой жаровне. Придётся посылать гонца на север. Вот только к кому? Отец слишком далеко.

– К Алтангэрэлу![7 - Алтангэрэл – золотой свет (монг.).] Он ближе всех. Только ты сама напиши. Может быть, он до сих пор тебя любит, а? Баатарган, увидев, как сестра залилась краской, легонько толкнул её в бок и захохотал.

– Дурак! Что ты болтаешь?! Ты забыл, кто я?!

– Ну, если ты не хочешь, я прикажу своему писарю. И про… – Нет! – Чулуунцэцэг, сама удивляясь своему смущению, тихо вздохнула. – Я сама напишу. Готовь гонца!

– Хорошо! Слушаюсь и уже иду!

Баатарган, передразнивая корейский этикет, чинно поклонился и пошёл прочь. Уже на приличном расстоянии остановился и обернулся, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

– А как ты подпишешься под письмом? «Королева Сокхва» или «твоя любимая Чулуунцэцэг»?

Молодая королева схватила с земли камень и запустила его в брата. Но тот с хохотом уже мчался по дорожке, ведущей во дворец.

ГЛАВА 2

Стрела была ровная и гладкая. Слишком ровная и слишком гладкая. С некоторым удивлением глядя на неё, Мэнхо[8 - Мэнхо – отважный тигр (кор.).] задумчиво провёл пальцами по тонкому отполированному древку. Затем, откинув край тёмно – красного плаща, скреплённого на плече массивной позолоченной пряжкой в виде головы тигра, просунул ладонь под левую руку и ощупал кожаную броню на боку, откуда только что выдернул стрелу. Наклёпанные железные пластины, по которым скользнул острозаточенный наконечник, и оступившийся конь, дёрнувший хозяина в сторону в тот момент, когда со скалы к нему неслась лёгкая и быстрая смерть. Всё это по счастливой случайности отодвинуло ещё на какое?то время неизбежную встречу с душами предков. Хотя, по правде сказать, народ, к которому принадлежал Мэнхо, никогда не верил в случайности.

Стоя у кромки воды небольшой, но бурной речушки, он в задумчивости наблюдал, как начавшие опадать красные кленовые листочки, кружась, проносятся по воде. Некоторые из них заплывали в маленькие заводи, сбиваясь в кучки. Другие налипали на торчавшие камни. А какие?то проносились мимо.

Мэнхо поддел один листочек ногой.

Ведь кто – то же это решает. Кому сбиваться в кучки, кому налипать на камни, а кому проноситься дальше. И кто мы сами? Эти листочки или тот, кто решает?

Подальше от воды под скалой расположился на привал небольшой отряд воинов, человек в сто пятьдесят. Третья часть отряда была в таких же, как и Мэнхо, тёмно – красных доспехах. Вооружение их состояло из длинного прямого меча и составленного из трёх частей лука с бамбуковым колчаном, набитым до отказа стрелами. Дополнявшие всё это копья были у всех разные. В основном двух видов: в виде короткого прямого меча, насаженного на деревянное древко, и в виде трезубца.

Другая, большая часть отряда была экипирована лучше: закованные в «бронзовые» панцири, в литых шлемах, эти воины имели более чёткое разделение по боевому назначению. Одна их половина была вооружена арбалетами, другая мощными, скорее алебардами, чем копьями, по сути представлявшими из себя широкие искривленные мечи, насаженные на длинное древко, оснащённое на другом конце бронзовым противовесом. Это внушительное оружие называлось да – дао. Вооружение и тех и других дополнялось прямыми мечами. Даже их кони были защищены нагрудной металлической бронёй и неким подобием шлема с прорезями для глаз и ушей.

Весь отряд располагался на привале произвольным кольцом, в центре которого выделялась небольшая повозка в виде сундука на двух колёсах, обитого медными пластинами и запряжённого лошадьми.

Двое «красных» воинов, отделившись от отряда, пошли в направлении берега, где стоял Мэнхо. Один из них, высокий, крепкий, лет двадцати пяти, хмурил брови и что?то возбуждённо говорил на ходу. Второй, на голову ниже, худощавый, лет на десять старше первого, шёл молча, с непроницаемым лицом, глядя в одну точку.

Подойдя к Мэнхо, оба поклонились.

– Генерал, позвольте сказать!

Мэнхо, постукивая стрелой по ладони, внимательно посмотрел в глаза высокому.

– Я слушаю, Чольсок![9 - Чольсок – железный камень (кор.).]

Высокий ещё раз поклонился.

– Может, конечно, всё и не так. Но мы с Пингюном[10 - Пингюн – пустой бамбук (кор.).] думаем, что это не монгольские стрелы. Очень похожие, но не монгольские.

Высокий легонько пихнул локтем худощавого.

– Да, генерал! Чольсок прав. Вон и китайцы тоже так думают. Они четыре штуки выдернули из повозки.

Мэнхо задумчиво покрутил стрелу на ладони.

– Да-а! Пожалуй, действительно слишком ровная и гладкая. Кому могло прийти в голову столько возиться со стрелами, которые десятками вылетают в бою и пропадают? Или мастеру, сделавшему эти стрелы, нечем было себя занять. Или…

– Или этот мастер – японец! – Незаметно подошедший командир китайского «бронзового» отряда слегка поклонился. – Вы ведь это хотели сказать, уважаемый Хён Мэнхо? Мне, кстати, хотелось бы кое – что обсудить с вами по этому поводу.

Чольсок и Пингюн, взглянув на генерала и увидев его лёгкий кивок, поклонились и, развернувшись, поспешили оставить начальников наедине. Они не стали возвращаться к отряду, а поднялись чуть выше, вдоль реки, и, примостившись на крупных береговых камнях, принялись пить воду, зачерпывая её маленькими тыквенными чашками, которые каждый бывалый воин всегда имел при себе.

Сделав ещё глоток, Пингюн выплеснул остатки воды себе в лицо.

– Мне не приходило это в голову, но, пожалуй, я теперь тоже так думаю.

– Чего-о?! Японские пираты здесь, так далеко от моря?!

Пингюн хлопнул своей чашкой Чольсока по лбу.

– Дурень! По – твоему, что?! Японцы только пиратами бывают?!

– А я других и не видел. К нам на Чечжу каждое лето заплывали. Знаешь, как мы их били?! Я, правда, тогда совсем мальчишкой был. Но уже тогда был таким же здоровым! А ещё у меня во – от такущая дубина была …

– Сам ты дубина! У этих японцев кого только нет! И тайные кланы наемных убийц! Синобу называются. Подкрадутся к тебе, не услышишь!

– Это что ещё за синобу?

– Ну, это вроде наших, из этой… северной деревни, как её?.. Помнишь, Чон рассказывал? А ещё у них самураи есть. Ну, эти вроде наших… э – э–э… ну-у… да нет у нас таких! В общем, самураи – это такие… – Пингюн озадаченно почесал затылок, но, так и ничего не придумав, махнул рукой. – Ну, в общем, ходят они по Японии и друг с другом дерутся.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем дерутся?

– А-а… ну-у… не знаю я зачем. Наверное, им надо.

– А – а–а! Ну, понятно.

Чольсок вылил из чашки воду себе на голову и обтёр ладонью лицо.

– Да-а! Япония. Что за люди такие? Значит, всё дерутся и дерутся. И к нам всё лезут и лезут. Чего им надо? Они сами – то хотя бы знают?