«Ох, как же долго я ждала этой встречи, чтобы, наконец, иметь возможность отомстить тебе за все страдания и муки, на которые обрек всех нас!»
– Лютик! – вскрикнул Марк, узнав в Темной Госпоже ту безобидную девочку, некогда любимую им. – Прости меня, я… Я пытался… Честно, пытался отыскать тебя, но… – взмолился мальчик, протягивая к ней дрожащие руки.
«Ты пытался?! Как лестно это слышать!
Но все твои попытки лишь усугубляли наше положение.
Каждый твой вздох, слово, отдавались клинком в груди.
Я ненавижу тебя!
Презираю!
Да будь ты проклят, Марк!
Слышишь?!
Пропади ты пропадом».
Вне себя от лютой ненависти к нему, закричала мышка, в глазах которой горел настолько испепеляющий огонь, что страдалец оказался не в силах устоять перед ним».
– Не-е-е-е-т, – жалобно прокричал паренек, протягивая к ней ладони.
Вмиг Видение испарилось и перед глазами возникла Ужасающая Картина Войны. Мальчик стоял на крепостной стене, а там внизу, в охваченном пламени городе, каждую песчинку раздавались чьи-то предсмертные крики.
– Нет, не может этого быть… Это не правда, не правда! – упал на колени несчастный.
Заливаясь горькими слезами, чувствуя свою вину за всё происходящее, он рвал на себе волосы, не в силах что-либо изменить.
«Видишь мой друг, до чего доведет тебя желание сохранить этот Мир, каков как он есть…
Все твои старания, труды, жертвы – всё будет уничтожено в огне Великой Войны, которая охватит всю Эйринию!
И никому, слышишь – ни-ко-му, от неё не спастись!»
Злобно шипела Злодейка, наслаждаясь муками и терзаниями Жертвы, угодившей в её сети.
– Прошу оставь меня, – проскрипел паренек, теряя остатки сил и желания бороться за свою Жизнь.
– Самое интересное тебя ждет на Закате Дней, – взмахнула руками Иллиса и перед глазами предстали ужасающие и леденящие душу События.
«Прошу, остановитесь! Сжальтесь! Разве вам мало того, что вы лишили меня Друзей, Родины, Дома, Свободы и желания жить?! – молил о пощаде средних лет мышь, которого крысы в черных мантиях заталкивали силком в нишу темного и сырого каземата.
– Лишить тебя жизни, было бы высшей Мерой Сочувствия… Но я – Аник, не знаю жалости и приговариваю тебя к Вечному Забвению.
– Не-е-е-е-е-т! – закричал несчастный, в чертах лица которого, Марк к своему глубочайшему ужасу, узнал самого себя.
– Замуровать его заживо! – скомандовал крыс, у которого не было хвоста.
Подручные Палача не замедлили исполнить Приговор в действие».
– А-а-а-а, – истошно завопил мальчик в унисон Пленнику и оба оказались погружены во мрак.
«Теперь ты видишь – сколько бы не старался привнести в этот Мир Добро и Справедливость – он отвернется от тебя!
Ты будешь предан собственными друзьями.
Теми из них, кто еще останутся в живых после Войны».
Ехидно шипела «Отчаяние», не скрывая своего ликования.
– Бва-ха-ха-ха! – раздался дикий хохот Иллисы над ревущим от отчаяния мышонком, перед которым открылось столько Истины – мрачной и холодной, что он больше не мог терпеть.
– Оставь меня в покое-е-е! – запищал несчастный.
Тут же смех стих, а сам он оказался замурован в ту же Темницу, что и средних лет мышь.
«Нет! Нет! Этого не может быть! Пустите, слышите, пусти-те-е-е!»
Забился кулаками в камень юный Пленник, разбивая руки в кровь.
– За что?! Почему?! – захрипел мышонок, не понимая, как же могло всё так кончиться.
– Признай же, Марк… – раздался у него за спиной голос Подлой Хозяйки Видений.
Он исходил из почти высохшего, лысого, немощного, подслеповатого, с торчащими ребрами на боках и вывихнутыми запястьями, закованного в кандалы старика.
– Не лучше ли тебе умереть сейчас?! И не видеть всех тех ужасов, что выпадут на твою долю, – шептала Иллиса, протягивая к нему свои когтистые руки.
«Тебе не придется мучаться, страдать и испытывать боль, как сердечную, так и душевную».
– Нет! Поди прочь, оставь меня! – сжался в уголочке паренек вне себя от ужаса и страха.
Сейчас он не мог больше ни о чем думать, как о страшном Будущем, что сулило ему «Отчаяние».
– Иди же ко мне, мальчик мой! Ведь ты и я – одно целое, – рычала Коварная Госпожа.
Тем временем старик всё ближе и ближе подползал к нему на брюхе.
– Ну же, чего ты боишься?! Иди ко мне, я не кусаюсь, – оголила она пасть, в которой не было зубов.
– Чего, я боюсь… – повторил за ней Марк, не раскрывая рта.
«Я… Боюсь самого себя».
Вдруг осенило мальчика.
Не желая больше терпеть всех этих мук, он кинулся к Существу, отдаленно напоминавшему его самого. Недолго думая, упав перед ним на колени, Узник обнял ему голову и прижал к своей груди.