Extensio

Пат появился, едва Джим привел себя в порядок. Он даже успел приспособиться к широкому суку в десяти футах над землей и побросать послушное тело вверх-вниз, досадуя, что держаться приходится только на пальцах, сук был слишком толстым, чтобы обхватывать его как перекладину. Отчего он раньше не уделял времени своему здоровью? И куда все-таки делась его одышка?

Пат вновь оказался с мокрыми волосами.

– Ты там скрываешь от меня родник, что ли? – усмехнулся Джим, спрыгивая на землю.

– Если бы был родник, я бы и тебя позвал, – улыбнулся мальчишка. – Нет. Просто раздеваюсь и катаюсь по мокрой траве. Освежает. Росам недолго осталось. Еще пара недель, и трава будет по утрам сухой. Конечно, если не пойдет дождь.

– Роса, дождь, – покачал головой Джим. – Для чего это все нужно? Даже не знаю… Это же игра! Пусть даже она уже и не игра. Ну… это как пойти в кино и получить снег и лед в лицо, если кино про зиму. Или осколок снаряда в живот, если кино про войну. Зачем это все?

– Это нужно тем, кто здесь живет, – хмыкнул Пат. – Осколок в живот это конечно не очень приятно, но свежий воздух, роса, звезды идут с ним в одном пакете. И вот это, кстати, тоже.

Он протянул руку и отсыпал в ладонь Джиму половину горсти земляники. Оставшееся мальчишка отправил в рот, вымазав при этом лицо. Джим подхватил губами и свою порцию. Да, в этом что-то было. Уж никак не хуже утренних пробок возле его офиса. И точно лучше хот-догов в передвижном вагончике. Хотя от хот-дога он бы сейчас точно не отказался.

– Перекусим через пару часов, – подмигнул ему Пат. – До деревни старателей миль восемь, но дорога идет под гору, так что в удовольствие. Я бы предложил разуться и идти босиком, но через милю будет совсем сыро, там могут быть змеи.

– Еще и змеи, – пробормотал Джим, убивая впившегося в щеку очередного комара.

Дорога и в самом деле пошла под гору. И хотя деревья миля от мили теснились все гуще, косые лучи солнца умудрялись пронизывать их и, преломляясь на каплях росы, сияли всеми цветами радуги. Где-то в вышине перекликались птицы, в отдалении как будто хрустел валежник под лапами какого-то зверя, но Пат шел спокойно, и Джим наполнялся этим спокойствием, словно перед ним шагал умудренный пережитым старец.

– Почему мост назывался Девичьим? – спросил негромко Джим, когда под ногами вместо мокрой травы обозначилась неплохо утоптанная тропа.

Пат услышал вопрос, даже замедлил шаг и как будто задумался, что ответить. Молчал целую минуту, но потом все-таки подал голос:

– Обычно я говорю, что с этого моста прыгают в водный поток девушки от несчастной любви, но это неправда. Праздный вопрос вызывает праздный ответ. Хотя я думал, что ты спросишь о другом. Догадываешься о чем? Ведь именно это тебя мучит?

– Да, – признался Джим. – Меня мучит другое. Но я не спрашивал, потому что тот мой вопрос опять был бы о том же самом. Что тут настоящее, а что нет. Да, я хотел знать про тех людей на леднике. О том мальчишке. Он и в самом деле чувствовал боль или это все программа?

– Ты знаешь, – Пат все еще как будто размышлял о чем-то, – раньше мне казалось, что я могу легко ответить на любой вопрос. Ведь я и сам как будто был когда-то просто программой. Хотя теперь уже и не уверен… Но боль была всегда. Просто раньше не было ничего, кроме боли. А теперь как будто есть все. Но иногда и боль. В комплексе.

– Но разве это не принадлежность чего-то условно богосотворенного? – спросил Джим. – Вот, к примеру, я вел одно дело. И там у потерпевшего был сын. Мальчишка со странной страстью. Он не играл в компьютерные игры. Он рисовал. Рисовал разные сцены, у парня был поразительный талант. То есть, он брал бумагу, карандаш или цветные карандаши и изображал сцены боя, борьбы, соревнований. Удивительным образом улавливал ощущения участников этих сцен. Люди на его рисунках страдали от боли, от усталости, от чрезмерного усилия. Разглядывая их, нельзя было оторвать глаз. И они же радовались победе, выигрышу, достижению цели. Понимаешь? Вот такие рисунки. Но ты же не будешь утверждать, что эти… изображения и в самом деле чувствовали что-то подобное?

– А я не знаю, – с интересом обернулся на Джима Пат. – Во всяком случае, я бы не поручился. Вот смотри. Кроссовки – тем более такие, как у тебя, это удобная обувь. Но они намокли от росы и, наверное, натирают тебе ноги. Тут бы выручили эльфийские сапоги, которые пропускают воздух, но не воду, но они слишком дороги. И ты страдаешь. Не очень, но страдаешь. А теперь представь, что все это происходит внутри какого-то пусть и большого, но системного блока. Ерунда, правда? Внутри прибора у кого-то натерлись ноги и ему больно. Этого же не может быть?

– Не может, – согласился Джим.

– Может, – сказал Пат. – Все относительно, приятель. Знаешь, тут полно всяких верований. Не во всесилие Exstensio, хотя многие придают самой игре личностное начало, а в разных богов. И в том числе в единого и всемогущего бога, с благословения или небрежения которого происходит все и здесь, и на большой земле. Так вот мне говорили, что этот бог допускает наши страдания, да и любые страдания, потому что видит нас в виде большого системного блока.

– Интересная теория, – улыбнулся Джим.

– Чем скорее ты поймешь, что тут все по-настоящему, тем лучше, – ответил Пат.

– Почему же? – продолжал улыбаться Джим.

– Потому что тебе здесь жить, пока не умрешь, – ответил Пат. – Впереди дорога.

?

Это было более чем странно. После диковинного в своем величии леса, который явно был уже создан вековым и лишь разросся за прошедшие годы, выйти на обычную асфальтовую полосу. Асфальт был изрезан трещинами, хотя основательная подложка и не давала превратиться ему в труху, но внешне он был не чем иным, как обычным старым асфальтом, которого более чем достаточно в любом городишке и даже на окраине Нью-Джерси, стоит съехать с одной из центральных улиц хотя бы на четверть мили. По обочинам дороги гравий был сплошь покрыт мхом, кое-где сорняк пробивался и посредине дорожного покрытия, за дорогой поднимался все тот же, если не еще более мрачный лес, но дорогой явно пользовались. Во всяком случае, от нее пахло битумом, резиной и бензином. А еще на ней в отдалении как будто поблескивали отстреленные гильзы.

– Если бы ехали на машине, мы бы вырулили оттуда, – махнул на север Пат. – А поехали бы туда. До Форта отсюда чуть больше трех десятков миль, но мы сначала заглянем в деревню. Приготовься, нам нужно пересечь дорогу.

– Это так опасно? – спросил Джим.

– Дороги вне города – это самое опасное, – кивнул Пат. – Знаешь почему? Потому что по ним ходят те, которые никого не боятся. Ну или полные придурки.

– Вроде нас? – спросил Джим.

– Примерно, – кивнул Пат. – Сейчас – бегом на ту сторону.

Это выглядело слегка по-идиотски, пересекать бегом узкую пустынную дорогу, на которой с трудом разъехались бы два джипа, а два хаммера точно разлетелись бы по кюветам, но Джим послушно перебежал через серое полотно на другую сторону и вскоре вновь продирался через колючие кусты вслед за Патом.

– Я так понимаю, что дорога настолько опасна, что и деревня расположена не на ней? – спросил Джим.

– Да, в полутора милях, – оглянулся Пат. – К ней ведет проселок, но до него еще четверть мили на юг, а я бы не хотел подвергать тебя риску. Там случаются засады от всякой погани. На том проселке шлагбаум и постоянный пост, одни из двух ворот острога, но охрана символическая. Она лишь от случайной угрозы. Мы пройдем в деревню через усадьбу моего знакомого. Он устроил лаз в стене.

– Кто живет в этой деревне? – спросил Джим.

– Старатели, – ответил Пат. – Одновременно и пугливый, и отчаянный народ. Кое-кто вроде меня. Было время я даже подумывал снять угол в этой деревне, но в основном здесь живут искатели всяких диковин. Вроде целебника, что я нашел. Или кое-чего покруче. Лесного жемчуга немало в здешнем лесу. А уж на минных полях… И цену за него дают хорошую. Но ремесло это довольно опасно для жизни.

– И среди этих ремесленников есть игроки? – спросил Джим. – Или только боты и… подонки.

– Всякое бывает, – ответил Пат. – Только не называй никого ботом или подонком. В приличном обществе принято называть друг друга людьми. Даже если имеешь дело с каким-нибудь гоблином. Хотя про себя тут каждый сам все знает. Ну, или почти все.

– А зачем мы идем в эту деревню? – спросил Джим. – Я вполне обошелся бы и сухой лепешкой с вяленным мясом. Разве нельзя было добраться до Форта тем светлым лесом, что тянется по ту сторону дороги?

– Не такой уж он и светлый дальше к югу, – признался Пат. – К тому же у меня есть должок перед местным трактирщиком, ничего серьезного, но каждый день просрочки увеличивает сумму. Но главное в другом. Прежде, чем идти дальше, надо всегда узнавать, что творится в округе. И это не лишняя предосторожность, чаще всего это вопрос выживания.

– Что-то мне кажется, что здесь ничуть не благостнее, чем в Прорве, – признался Джим.

Лес, через который они шли, казался ему слишком уж мрачным.

– По-всякому бывает, по-всякому, – как будто передернул плечами Пат. – Дальше – молчок. Говорить буду только я. Тебя вообще нет, Лаки Джим. Ты моя тень. Ясно? Делай то, что делаю я. И молчи.

– Поиграем в эту игру, – согласился Джим.

?

Они вышли из леса на полосу выжженной земли шириной не менее двух сотен шагов. За нею высился устроенный из толстых сосновых бревен частокол. Он был довольно высок, лишь коньки крыш виднелись над ним. Людей тоже не было видно, но Джим чувствовал устремленные на него взгляды. Пат поднял над головой руки, и Джим так же поднял над головой руки. Судя по тому, что под ногами оказалась явно утоптанная тропинка, путь был хоженым, вот только почему он упирался в глухую стену, Джим понять не мог. Пат быстро вставил в рот два пальца и коротко, но очень громко свистнул.

– Патрокл, мать твою, – раздался через пару минут язвительный голос откуда-то сверху, когда пара странников уже стояла вплотную к стене. – Ты же обещался быть еще на прошлой неделе?

– Как смог, так и добрался, – продолжал стоять с поднятыми руками Пат. – Ждал спутника.

– И дождался? – поинтересовался голос. – Да опусти ты руки, опусти. Свои же люди. Стрелков нет на стене, все на площади. Так дождался или нет?

– А то не видишь? – опустил руки Пат. – Что в деревне? Что в округе творится?

– В округе пока все по-прежнему, а в деревне не без напряга, – ответил голос. – Эльфы.