Но пришельцы вели отбор с запасом. В год через Острова проходила почти тысяча подростков. Для них создали условия, раскрывающие все стороны личности. Страх и отвага, любовь и ненависть… Один отказывался от любого сотрудничества с пришельцами, другой становился шпионом. Кто-то устанавливал на своем острове диктатуру, а кто-то правил снизу, незаметно, тихо…
На Островах была Игра, с заманчивой и желанной целью. Были правила – частью необходимые, сводящие Игру к поединкам разума и воли, а не накачанных мускулов. Ну а запрет смотреть вверх на закате объяснялся двояко. Во-первых, в момент переключения имитатора с дневного на ночной режим работы на мгновение становился различим купол полигона. Во-вторых… Очень многое говорила о человеке попытка обойти запрет. Во все времена и на всех планетах возмутителями спокойствия становились те, кто не боялся смотреть вверх.
Физические возможности игроков уравнивало и оружие – имитационные мечи, становящиеся острыми лишь от желания владельца. Волевой слабак с таким мечом мог победить атлетически сложенного рохлю.
Шли годы. Десятилетия. Связи с Лотаном все не было.
А Игра шла. На Сорока Островах продолжали умирать подростки.
Странствуя во Вселенной, поисковый звездолет Лотана нашел планету Земля…
6. Право вернуться
Мы молчали. Экскурсовод не шевелился, сидел в кресле, запрокинув птичье лицо. Отдыхал?
– Так что же, мы все – будущие знаменитости? – спросил Тимур.
Инга взглянула на него и сказала печально, задумчиво:
– Великий полководец Тимур…
– Великий художник! – обрезал он. Пояснил: – Я рисовать любил… очень.
– Какие вы… гады… – вдруг сказал Толик. Он уже пришел в себя, сидел на полу рядом с моим креслом. – Ну ладно, хотите нас завоевать… Чушь, тупость… Но это было, всегда было на Земле. А вот заставлять детей убивать друг друга…
Это прозвучало непривычно, тем более от Толика. Мы никогда не признавали себя детьми. Мы так хотели быть взрослыми… А человек становится взрослым, когда перестает этого хотеть.
– И это было, – спокойно ответил Экскурсовод. – Всегда. Во все времена. Дети дрались друг с другом, занимая место под солнцем. Дети убивали друг друга – не всегда физически, но часто духовно. Жизнь давала им оружие, время устанавливало правила и учило их нарушать. Мы только взяли на себя роль Жизни и Времени. Она не слишком приятна, эта роль. Наши правила жестче – но они же честнее. Мы выбираем тех, кто пригоден для нас. А ваши правители выбирают тех, кто нужен им. Во все времена.
– Но там мы не убивали! – закричал Толик. – У нас не было мечей!
– Были. И настоящие… И мечи с клинками из слов и поступков. Они ведь тоже убивают, такие клинки.
– Экскурсовод, – тихо сказал я, вставая с кресла, – а ведь ты умнее, чем хотел притвориться.
Пришелец тоже встал. Перья на его лице вздрагивали.
– Ты тоже, командир людей. Ты умеешь любить и ненавидеть, в этом твоя сила. А я лишь знаток… языка и людей. Умеющий менять поведение.
– Где гиперпереход на Землю, щегол? – с яростью произнес я. – Где?
– Гиперпереход гаснет после прекращения подачи энергии, – медленно ответил он.
Ненависть сделала меня умнее.
– Как долго он гаснет, сволочь?
– Полцикла.
Мой меч прижался к горлу Экскурсовода так быстро, что на пол упало несколько шоколадных перьев.
– Переведи на наше время!
– Шесть-восемь часов.
– Где он?
– За стеной, – с почудившейся мне издевкой сказал Экскурсовод. – Стена поднимается по сигналу пульта. Пульт обесточен.
Я беспомощно посмотрел на ребят. И увидел Тимура с излучателем дежурного лотанца в руке.
– Динамита нет, обойдемся этим, – произнес он. – На что тут нужно нажать?
…Стену развалило еще эффектнее, чем входную диафрагму Может быть, Тимур случайно дал слишком большую мощность?
За искореженной сталью была совсем маленькая комната. С полками по стенам, где в беспорядке лежали одежда и чемоданы, связанные шпагатом книги и портативные магнитофоны. И несколько фотоаппаратов в кожаных чехлах.
В центре комнаты, мерцая зеленовато-голубым светом, плавало без всякой опоры круглое зеркало метрового диаметра.
Обжигаясь о горячий металл, я забрался в комнату. Подошел к светящемуся кругу.
Это было не зеркало. Дрожащая пленка, колеблющийся воздух, облачко цветной пыли. Зыбкий круг, за которым качались темные сосновые ветви и топорщилась желтеющая осенняя трава. Неуловимая грань, за которой был крутой склон, спускающийся к шоссе, и заходящее солнце, отраженное в прозрачном бутылочном осколке.
– Он? – прошептал я.
Экскурсовод был рядом – его втащили за мной Крис и Тимур.
– Он.
– Как пользоваться?
– Просто войти.
Войти! Просто войти! И вернуться на Землю! Меня охватил смех. Я коснулся пальцами мерцающей пленки – и почувствовал холод земного ветра. Он пахнет осенью, этот ветер. Он рядом, за гранью гиперперехода. Ветер не хочет врываться в душные каюты корабля, он ждет нас. Мы придем.
– Кольцо сужается, Дима. – Крис коснулся моего плеча.
Я вздрогнул. Да, кольцо стало уже сантиметров на пять. Еще полчаса – и оно исчезнет. Еще десять минут…
И в него будет невозможно пролезть.
– Как его остановить? Как, говори! – Я затряс Экскурсовода, вцепившись в мягкие, покрытые скользким пухом плечи.
– Реактор разрушен. Переход погаснет, – безразлично сказал он.
Я повернулся к ребятам, выпустив пришельца. Поймал взглядом Ингу. Кивнул. Она вздрогнула.
– Потом… Пусть другие, Дима…