Судьбы людские. Любимый Иркутск

Баю-бай.

При этом она достала старый семейный альбом и стала под эти теплые мелодии и звуки раскладывать фотографии. Вот Славику один месяц от рождения. Вот полгодика. Вот семь лет. Вот фотография класса по окончании восьмилетки. А с выпускного вечера десятого класса фотографий нет. Слава уже был под следствием. Вот фотография из зоны, это третий год отсидки.

«А-а-а! – взорвались мысли надежды в сознании матери. – Эта телеграмма ошибочная. Она, наверное, не ко мне. Мало ли Филипповых на белом свете. Мой-то Славик, моя кровиночка, сидит в Тулуне. Ему еще три года отбывать наказание. А тут про Нижнеудинск написано. Это точно ошибка. Да по-другому и быть не может. Конечно, как же я сразу-то не догадалась, – начала сама себя окрылять робкой надеждой, уже было почти сникшая от горя женщина. – Надо срочно бежать на почтамт, на телеграф и заказывать разговор с начальником колонии. Точно. Бегу-у-у-у».

Ветер раздувал края косынки, спешно повязанной на седую голову пожилой женщины. Она целеустремленно шагала по ночному Иркутску. Ей надо было срочно попасть в центр. Там, возле здания цирка, находится Центральный телеграф с переговорным междугородним телефонным пунктом. Она спешила, чтобы скорее узнать радостную весть о том, что ее Филипок жив и здоров. Она очень надеялась на это. Что же произошло потом?

Чуда не случилось. Послышался монотонный, скрипучий и прокуренный женский голос оператора телефонной связи:

– Тулун заказывали. Абонент, пажаста, пройдите в кабину номер восемь. Тулун уже ответил. Ну чаво вы ждете-то?

– Алло-алло! Это Филиппова Вера Ивановна. Я с кем разговариваю? Представьтесь, пожалуйста, алло, – зазвучал взволнованный голос ожидающей чуда, убеленной сединами, пожилой женщины.

– Алло, это Сергей Анатольевич Федоренко, начальник колонии. Слушаю вас внимательно, Вера Ивановна, – из трубки телефона послышался по-военному четкий голос самого главного офицера тулунского исправительно-трудового учреждения.

– Сергей Анатольевич, дорогой, мне пришла срочная телеграмма, чтобы я забирала тело моего сына Вячеслава из нижнеудинского морга. Как такое может быть? Он же отбывает срок в вашем учреждении. Ему еще три года осталось до окончания времени наказания, – голос мамы задрожал, из глаз полились слезы.

Слезы надежды на разрешение этого, как ей казалось, недоразумения. Воцарилась пауза. На том конце телефонного провода собеседник замолчал, тяжело дыша в трубку. Рыдания Веры Ивановны усилились. Она уже не могла сдержаться.

Наконец, Сергей Анатольевич начал говорить:

– Вера Ивановна, ваш сын Вячеслав Сергеевич Филиппов освободился из колонии три дня назад. Как говорят, по половинке, досрочно, за хорошее поведение. Он был прекрасным парнем. Я к нему последнее время относился как к родному сыну. Конечно, настолько, насколько это позволяет мое служебное положение. Я сейчас расскажу вам все, что мне стало известно на этот час из оперативной информации. Так вот, Слава завел переписку с заочницей родом из Тайшета. Она студентка-выпускница иркутского медицинского института. По переписке он узнал, или это выяснилось сразу, что именно за эту девушку он попал под суд и получил наказание. У них завязалась трогательное чувство, которое быстро переросло в страстную любовь. Такое случается иногда. Такое бывает. Вот, освободившись, он и поехал к ней в гости в поселок Шумский Нижнеудинского района. Там она начала проходить преддипломную медицинскую практику. С места происшествия пришла информация, что в квартире, снимаемой Анютой Солнышко, так звали его возлюбленную, обнаружили три трупа. Один мужчина, бывший уголовник, по-видимому, сам себя зарезал огромным ножом в сердце. На рукоятке ножа были только его отпечатки пальцев. К ножу никто другой и ваш Вячеслав не прикасался. Это однозначно установила криминалистическая экспертиза. Анюта Солнышко умерла от асфиксии, то есть была задушена кем-то. Пока не понятно кем. Следов борьбы не установлено, и сопротивления она не оказывала. Биологического материала под ее ногтями, принадлежащего кому-то, обнаружено не было. Ваш сын Вячеслав умер от удара в сердце кухонным ножом. Рукоятка его была в правой руке самого Славы. На ноже было множество отпечатков пальцев, в том числе всех убитых, находившихся в комнате. Мне очень жаль. Если бы Слава продолжал отбывать свой срок и не вышел досрочно по половинке, он бы был сейчас живым. Что там получилось на самом деле, предстоит установить следствию. А может быть, этого с полной достоверностью мы уже не узнаем никогда. Я рассказал вам, Вера Ивановна, все, что знаю. Простите старика, если посчитаете меня вольно или невольно виноватым в гибели вашего сына.

Голос полковника дрожал, казалось, что у него тоже разрывается сердце.

Мир рухнул. Все, что держало Веру Ивановну на этом свете, исчезло. Зачем жить, она уже не понимала. Соседи уговаривали ее взять себя в руки. Ведь надо достойно предать земле, похоронить тело ее сыночка. Уже ничего не вернуть, ничего не исправить. И Вера Ивановна смогла. Какие же сильные духом наши женщины!

Тела своих детей они вместе с мамой Анюты забирали из морга Нижнеудинска. Они не разговаривали друг с другом. Каждая была подавлена и как будто бы потоплена в своем горе. Кого винить в смерти сына и дочки, они не знали. Следователи отдали им все письма, которыми обменивались пылко полюбившие друг друга наши Ромео и Джульетта. Это все, что у них осталось в память о детях. Да еще кресты на их могилах напоминали им о безвременно ушедших детях. О Славке и об Анюте.

Я уже почти дописал эти последние строки. Как вдруг на мое окно прилетел белый голубь. Он прохаживался вдоль подоконника. Воркуя, переминался с ноги на ногу. Приостановился у входа в мою комнату. Потом, уставив на меня взгляд своих проницательных глаз, осторожно вошел в мой дом. Я зачарованно смотрел за продвижением этой птицы. Затем я взял буханку белого хлеба и накрошил его прямо на своем письменном столе. Голубь немного подозрительно посмотрел в мою сторону. Но голод оказался сильнее инстинкта самосохранения. Он начал суетливо и жадно клевать хлебные крошки. Потом через открытое окно к нему присоединился еще один грациозный белый голубь. Наверное, это была супруга первого моего гостя, которую он выбрал однажды на всю свою голубиную жизнь. Вслед за ней в мою обитель впорхнул белоснежный маленький голубок. Видать, это был сыночек или дочка этой милой птичьей пары. Я не мог оторвать свой взгляд от этого зрелища. На мои глаза навернулись слезы. Наверное, это Филипок прилетел ко мне со своей Анютой и их маленьким ребеночком, чтобы попрощаться и потом вернуться в свою птичью жизнь. Время шло своим чередом. Жизнь на Земле продолжалась…

3. Перед боем

Зональные соревнования по боксу. Город Ангарск, помещение Дома культуры нефтехимиков. Огромное количество участников. Зрителей полон зал. Легковесов видимо-невидимо. Нас, кто немного потяжелее, единицы, вот и приходится ожидать в импровизированной раздевалке своей очереди выхода на ринг. Мы разогрели мышцы рук, плечевого пояса, поработали на лапах, размяли мышцы ног. Ожидание. Начал немного тревожить мандраж – в ожидании боя можно перегореть: ты уже в полной боевой готовности, способен наброситься и порвать соперника, а сколько надо еще ждать, и черт не разберет.

В раздевалку заглянул наш главный тренер Виктор Петрович Донов. Он обходил своих воспитанников, проверял готовность. Мы его любили, уважали и беспрекословно выполняли все установки.

– Пацаны, сейчас не нагружайтесь физически. Я приду к вам позже, чтобы немного погонять, а пока отвлекитесь от боевых мыслей, поболтайте о чем-нибудь веселом, анекдоты потравите, – сказал Виктор Петрович.

– Конечно, Петрович, сделаем, – в ответ звучал голос Виктора Седого. – Сейчас Серегу зарядим, он мастак на эти дела.

– Да я вам все свежие анекдоты уже рассказал. Что, забыли как ржали? – вклиниваюсь я.

– А че ты предлагаешь? Шеф же приказал отвлечься.

– Ну давай тогда о бабах поговорим. Это вечная и всегда злободневная тема. А среди нас, ребят потяжелее весом, немало легковесных приключений было. Вспоминайте. Первому слово предоставим Витьке Седому, он самый большой и самый молчаливый. Витька, давай, начинай вещать, народ весь во внимании, – беру нить разговора в свои руки я.

– Да из меня, блин, рассказчик хреновый. Не знаю, че говорить, – засмущался Седой.

– Давай-давай, это тебе не кулаками махать, нокауты развешивать соперникам, тут тоже умение нужно и смелость.

– Ладно, только мне пусть Мишка Тимыч поможет. Мы перед сборами в ресторане гудели. Там есть чего вспомнить.

Мишка с Витькой, перебивая друг друга, начали свой рассказ.

Пацаны развесили уши и погрузились в атмосферу иркутского ресторана. Надо сказать, что наши парни были по своей натуре джентльменами, девчонок в разговоре не идентифицировали. Для нас всегда были неприемлемыми и недопустимыми такие действия, которыми можно было бы опорочить девушку.

Дальше попробую пересказать содержание разговора уже своими словами.

Дело происходило в одном из центральных ресторанов нашего родного города Иркутска. Может это происходило в ресторане гостиницы «Сибирь», что на улице Ленина, а может быть, в ресторане «Арктика», что на улице Карла Маркса. Не помню точно. Однозначно это было связано с именами великих отцов и идеологов коммунизма. В ресторане было многолюдно, играл ансамбль, солистка исполняла популярные песни. Виктор, Миша с Володей Кутузовым и его корешем Игорем Исимбаевым сидели за четырехместным столиком и принимали на грудь охлажденную водку. Закусь была скромная. Тогда можно было, затратив по десять рублей на рыло, хорошенько выпить, закусить и повеселиться. Веселье шло своим чередом. Когда музыка стихла, воцарилась пауза, зал заполнился голосами посетителей, ведущих светские беседы.

– Мерлин, – позвал Виктор официантку.

По-настоящему девушку звали Лена, а в ресторане она была на заграничный манер загадочной Мерлин. Они уже успели подружиться.

– Викто?р, – делая ударение на последний слог, защебетала Лена, – чего бы вы изволили?

– Ты уже несколько лет работаешь в этой сфере, расскажи о сидящих в зале, какими ты их видишь?

– Хорошо, только я начну с вас, можно? – включилась в разговор Мерлин.

– Валяй, будет интересно послушать.

– Вы спортсмены, достаточно серьезные, а пришли в ресторан расслабиться, развлечься немного, отдохнуть от тренировок и тренерской муштры. Вы не сексуально озабоченные парни. Но если подвернется телка, от траха не откажетесь. Вот, значит, такой ваш психологический портрет.

– Все точно, Мерлин. А откуда тебе такое известно?

– Я студентка-заочница на последнем курсе психологического факультета.

– Теперь оцени наши возможности на предмет продолжения вечера в теплых женских объятиях исходя из сложившейся обстановки, наличия в зале девушек и наших танцулек с некоторыми из них.

– Вон сидит одна за столиком, Люба ее имя. Она неприступная, как скала, но это только видимость. У нее гражданский муж или сожитель – криминальный авторитет по кличке Сват. Он уже вторую неделю в запое, фестивалит с девчонками – воровками и проститутками. Несколько раз зависал в нашем зале. Любаша, видимо, таким образом разыскивает его. Ждет, вдруг заявится ее благоверный. Еще она очень зла на своего блудника и сексуально голодна. Посмотри на ее неотразимые формы и потухший взгляд. Многие бы хотели с ней покувыркаться, да боятся мести Свата. Он ведь может за это всех «пером пописать», зарезать значит. Она от всех приглашений на танец отказывалась, а вашему Мише, нет, не отказала. Пошла танцевать. Но когда он пытался прижать ее к себе, отпрянула демонстративно. А в глазах засверкали искорки. У Миши, если не побоится, есть реальный шанс заняться этой ночью любовью с Любовью.

– А вон те четыре телочки за отдельным столиком, тоже на съем партнеров пришли? – интересуется Виктор.

– Почему вы, мужики, все такие тупые? – продолжила Мерлин свой разговор с Виктором. – У вас в башке все только об одном мысли крутятся. У этих девушек, наверное, есть свои парни. А пришли они в ресторан для самоутверждения, что ли. Возле них крутятся мужчины, стараются завладеть их вниманием. От этого у них поднимается самооценка, именно от этого девчонки и балдеют. А продолжение им, скорее всего, не нужно. Можете проверить и обломиться, пообещав им ночь любви. А вон те две красавицы-студентки от тебя, Виктор, глаз отвести не могут. Они пришли точно за сексуальным партнером. У них от вожделения и плотского желания уже трусики внизу намокли, наверное. Если ты с ними не пойдешь, они снимут кого-нибудь другого. Смотри, сколько здесь южан с горящими глазами шныряет. Можешь не сомневаться, они заполнят вакуум. Им, южанам, вообще начхать на внешность, лишь бы дырка была, куда совать.

– А вон те девчонки в очках, которые похожи на отличниц, чего здесь делают? – снова спрашивает Виктор.

– Отличницы, они вообще особая тонкая и чувственная категория девушек, – вправляет мозги Виктору Мерлин. – Их внешность как бы явно не располагает к сексуальному общению, они как бы отгородились от внешнего мира стеной знаний. Но внутри них кипит страсть. Они могут быть великолепными любовницами в ответ на настойчивое, тактичное, нежное отношение мужчины. А иногда им еще очень хочется какого-нибудь урода-квазимоду в свою постель, грубого такого и неотесанного.

– Ну, Мерлин, спасибо за психологическую экскурсию. А сама-то, как, ночью не свободна, случаем?

– Фу, какой же ты дурак, Виктор. Я с тобой как с другом разговаривала. А ты опускаешь меня ниже плинтуса. Муж меня дома ждет. Дочка у нас есть. А ты! Какой же ты!.. – На глазах у Лены навернулась слеза.

– Прости меня, Мерлин. Это не я говорил, а водка внутри меня. Я честно не хотел тебя обидеть, извини дурака.

– Да пошел ты, – Мерлин сверкнула взглядом и ушла к себе в подсобное помещение.