Судьбы людские. Любимый Иркутск

Да уж. Разумные доводы.

Вот письмо уже в почтовом ящике. Начался период нетерпеливого ожидания – ответа и свободы по половинке. Славку терзали сомнения. Правильно ли он поступил, написав письмо малознакомой девушке. А может, Ромка прав, и она и вправду совсем чужая, посторонняя. А он полез к ней в душу. Время тянулось, как назло, медленно. Зато у Филипка появилось новое занятие – ждать ответа. И это занятие захватило всю его сущность.

Во сне он начинал видеть свет глаз своей возлюбленной. Во сне он целовал ее глаза, губы и грудь… Он грезил Анютой. И под утро она приходила к нему. Но не сама, конечно. А белый голубь, который, воркуя, на восходе солнца заглядывал в окошко барака. Раньше он, этот голубь, никогда не прилетал. Только один раз, когда Слава сидел в злополучном карцере, случилось такое видение. А сейчас это случалось каждое утро. Славка уже приноровился ночью насыпать на узенькую полоску за окном хлебные крошки. Иногда кто-то из заключенных приносил из столовки крупу. Филипок ее тоже насыпал для прикормки этого белого божественного создания. Ему думалось, что это Анюта каким-то эзотерическим способом передает ему привет с воли. И вот, спустя неделю, пришел не мистический, а самый настоящий ответ от Анюты. Славка положил конверт в левый нагрудный карман своей робы. Он полдня таскал письмо по зоне не вскрывая. Думал, пусть сначала это письмо прочитает его взволнованное сердце. А уже потом глаза. Сердце действительно трепетало. От письма исходило волшебное тепло. Оно, это тепло, наверное от Анюты, согревая душу Филипка, будоражило его сознание, заставляло сердце биться громче.

И вот конверт открыт. На Славу с листа бумаги смотрел ровный почерк. Некоторые буквы в отдельных строках были слегка размыты. Только потом наш герой догадался, что это было сделано слезами Анюты. Слезами его любимой на всю жизнь девушки. Славка читал и тоже плакал. Он не стеснялся своих слез. Ведь он плакал от счастья. «Значит, я не зря живу. Значит, не зря мучаюсь и терплю лишения, ограничение свободы и унижения от вертухаев. Оказывается, я счастливый человек. Меня любит красивая девушка. И я ее люблю тоже».

«Слава! – писала взволнованная Анюта. – Ты нашелся! Ура! Ура! Как я счастлива! Я искала тебя после случившегося на улице Карла Маркса. Я каждый день с девчонками прогуливалась там и на бульваре Гагарина. Я все глаза проплакала и проглядела в надежде снова увидеть тебя, моего спасителя и защитника, моего самого настоящего мужчину. Ты мой единственный, кому я могу довериться. Ты мой самый дорогой мужчина. Потом я, дура, послушала моих старших подруг. Они убеждали меня, что я тебе не нужна. Что я грязная, ведь меня изнасиловали. И мне не стоит искать счастья с тобой. Тебя все не было, ты не появлялся. Я не могла даже представить себе, что тебя могут посадить. О, если бы я знала… Все бы было иначе. Я бы пошла в милицию и суд. Я бы доказывала, что ты самый настоящий мужчина – защитник. Мы бы могли быть вместе. Мы бы могли быть счастливы. Ой, чего это я так расчувствовалась. Твое письмо было достаточно сухим и сдержанным. Может, мои чувства тебя не тревожат? Напиши мне, мой самый дорогой мужчина. Я буду очень, очень ждать твоего письма.

Обнимаю и целую. Люблю, люблю. Твоя Анюта».

От прочитанного текста наш Славка обалдел. От счастья он был на седьмом небе. Неужели он нашел свою судьбу?

Не зря ему было послано испытание тюрьмой. Иначе он бы не смог испытать столько радости и счастья. Наш светящийся от восторга влюбленный заключенный ликовал.

Больше грамотей Славке был не нужен. Он сам уже писал своей любимой. Может быть, не очень умело, но писал чувствами и душой. А это намного важнее грамматики, пунктуации, орфографии и других лингвистических и литературных премудростей.

Завязавшаяся переписка была бурной, как французский роман XVIII века. Славка писал о том, как он любит Анюту. Как мечтает об их встрече. Анюта писала о любви к своему Филипку и рассказывала о течении своей жизни. О том, что этим летом будет проходить практику в поселке Шумском, что рядом со станцией Уда-2. И совсем рядом с его колонией. Она писала, что будет ждать своего любимого и будет любить его всю оставшуюся жизнь. Молодые люди были искренними, они верили в общее светлое будущее.

Анюта по фамилии Солнышко

Анюта имела украинские корни. Дальние родственники когда-то были сосланы в Сибирь. Здесь они осели, ассимилировались с местными жителями – «бурундуками», старожилами. И уже их потомки стали настоящими чалдонами с присущими сибирякам голубыми глазами. Ее старшего брата Александра в семье называли Сашко. А фамилия у них была папина, оканчивалась она, как и многие другие украинские фамилии, на -ко. Только их фамилия была необычная, яркая и теплая – Солнышко. Слава любил начинать свои письма к Анюте с обращения: «Здравствуй, мое любимое Солнышко». Сама Анюта и мысли о ней действительно согревали душу парня, как настоящее ласковое небесное солнышко.

«Девушка – чудо, с волшебной фамилией. Какое счастье, что я ее повстречал», – думал наш невольный зэк.

«Интересно, а когда мы поженимся, ты возьмешь мою фамилию или останешься Солнышком?» – спрашивал Слава.

«Я буду Солнышком Филипка», – в ответ в своеём письме задорно смеялась Анюта.

А Филипок, читая строчки от девушки, действительно слышал ее звонкий голос.

В Шумском, где она должна была проходить практику, а по сути быть настоящим врачом широкого профиля, ее ждали. Ведь в медпункте была всего одна медсестра на весь околоток. Найти врача на постоянное место работы было трудно. Поэтому Анюту ждали с нетерпением и молили Бога, чтобы молодой специалист не передумал ехать в эту глушь, в далекую провинцию. Но Анюта ничего такого и не думала. Она ехала в родной поселок своих предков – бабушки и дедушки. Там они родились и прожили всю свою жизнь, там они и похоронены на деревенском кладбище.

Анюта вспоминала рассказы селян о том, как ее дед Иван вернулся с Великой Отечественной войны, вернее не вернулся, а его нашла и привезла домой бабушка. Наверное, похожий сюжет лег в основу самого длинного советского сериала 1973 года «Вечный зов», где играл великолепный актерский состав, вот там был такой герой – фронтовик Кирьян.

Иван был храбрым воином. За боевые заслуги был отмечен орденами и медалями. Но в 1943 году 4 сентября он получил многочисленные осколочные ранения. Было это под Смоленском. Наш рядовой солдат-связист восстанавливал телефонную линию связи, оборванную в нескольких местах разрывами вражеских снарядов. Без связи управление нашими войсками было парализовано. При выполнении боевого задания Иван был ранен, но продолжил свою работу, истекая кровью.

Он все-таки восстановил связь, предотвратив тем самым большие потери живой силы Красной Армии на этом участке фронта. Когда санитары под шквалистым огнем противника вынесли бойца-героя с поля боя, фронтовые врачи долго боролись за его жизнь. В результате жизнь-то спасли, а одну ногу пришлось отнять, иначе гангрена и смерть. Комиссовали Ивана и отправили домой в Сибирь. Ивану еще повезло, он остался живым. А вот его младший брат Игнат погиб в бою 23 августа 1943 года, защищая Ленинград. Игнат был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Но тогда Иван не считал себя счастливчиком. Как ему, безногому инвалиду, возвращаться в родной колхоз? В мирное время он был лучшим механизатором на всю округу. А сейчас он кто? Обуза всем, и в первую очередь семье и его любимой жене. Не хотел он быть иждивенцем. Запил горькую и промышлял подаяниями в поездах. Ездил на самодельной деревянной тележке по вокзалам вдоль стоянки поездов или на перегонах внутри пассажирских вагонов. Колесики смастерил из подшипников. Мастер он был на все руки. Ему подавали сердобольные люди. Денежки, кто сколько мог, бросали в нагрудную сумку. Да не только ему одному. Таких бедолаг в послевоенное время было немало. А государственная машина еще не имела отлаженных механизмов социальной защиты. Государство и весь народ восстанавливали страну после военной разрухи. До одиноких инвалидов руки не всегда доходили. И не просили они, эти гордые люди, герои и простые бойцы, потерявшие здоровье на войне, к себе какого-то особого внимания и отношения. Они сами, своими силами, пусть и попрошайничеством да людской жалостью, но зарабатывали себе на хлеб.

Люди в деревне часто вспоминали Ивана. Уж больно приметным он был мужиком. И в деревенской жизни нужным человеком для всех. Помощник, одним словом. А как он раньше плясал – просто загляденье. Все девки считали за счастье, если Иван брался их провожать до дома с вечеринок. Провожал он многих. А вот в жены выбрал Марью Иваненко – голубоглазую русскую красавицу.

Жили они дружно, деток растили. Вот только проклятая война их разлучила. Марья после окончания войны искала своего Ивана. Глаза все проплаканы. Во все военкоматы и другие инстанции письма писаны да переписаны. Никто не знает, где Иван Тимофеевич Солнышко. Никто не видел его убитым. Следы солдата затерялись после госпиталя в 1945 году. А что там было, какое ранение, информация в архивах не сохранилась. Некогда было тогда писаниной заниматься. Людей надо было спасать. Время шло, а вестей от Ивана так и не поступало. Извелась вся Марья, да только ждала она своего мужа, надеялась, что свидятся еще. Сердцем ощущала, что он живой.

«Похоронки-то не приходило. Значит, живой наш Ваня», – думала жена и односельчане, и не ошиблись они на самом деле.

Крутились вокруг нее мужички, но все получали от ворот поворот. Не было для нее мужика краше мужа Ивана. И вдруг сарафанное радио приносит информацию, что на станции Нижнеудинск по поездам просит милостыню безногий мужик, очень похожий на нашего Ивана. Бросила Марья все дела и заботы и помчалась на перекладных в Нижнеудинск на железнодорожную станцию. Три дня она расспрашивала людей, проводников поездов о муже. Три дня не ела толком и не пила. Три дня моталась из поезда в поезд. Отъезжала на одну две станции и на встречном другом поезде снова возвращалась назад. За билеты с нее денег не брали. Все, и проводники, и контролеры относились к Марии с сочувствием и пониманием. И вот наконец ей повезло. Она, измученная и изнуренная, сидела на лавочке в поезде Москва – Владивосток. От усталости глаза ее закрывались. Очень хотелось спать. Как вдруг она услышала до боли знакомый голос. Он был похож, как две капли воды, на голос ее Ивана. В сознании Марьи запели львовские соловьи, и, одновременно, закаркали нижнеудинские вороны. Она как бы летела по небу над украинскими и сибирскими полями и лесами. Она очень хотела вернуться на землю, но ничего не получалось. Что-то неведомое не давало ей прийти в себя, очнуться.

– Люди добрые, подайте, Христа ради, герою войны, – снова зазвучал хрипловатый голос.

По проходу вдоль вагона на самодельной тележке ехал искалеченный безногий человек. На груди у него блестели боевые награды, ордена и медали. В руках он держал две деревянные колотушки, похожие по форме на гантели. Они служили ему толчковыми инструментами. Руки и ладони были все изодраны, все в царапинах. А эти палки помогали отталкиваться, как будто бы на лыжах. Только они, эти палки, были короткими и толстыми, а вместо лыж маленькая тележка. Зато в толкучке никто ладошки не оттопчет ненароком. Марья думала, что это ей только снится. Но голос звучал все ближе и ближе.

Вдруг Марья из грез вернулась на землю в горькую и одновременно радостную реальность. Она быстро соскочила со своего места. Она упала на пол. И так неуклюже на коленях поковыляла навстречу искалеченному войной мужу. Иван не сразу признал свою жену. Они некоторое время продвигались навстречу друг другу. Потом, увидев Марью, Иван опешил. Затем они долго и пронзительно смотрели друг другу в глаза.

Сапфировый, небесной голубизны, взгляд Марьи был переполнен добротой, сочувствием, любовью и хрустальными слезами. Синий, с бирюзовым отливом, взгляд Ивана был напряженным и в то же время каким-то печальным. Они, встретившись после долгой разлуки, разговаривали друг с другом молча – одними глазами, только взглядом. Слова в этот момент были просто не нужны. Они были лишними.

Весь вагон замер в ожидании развязки этого драматического события. Потом пронзительным навзрыд криком Марьи разметало, как взрывом гранаты, воцарившуюся в вагоне мертвую тишину. Тишину, которую модулировало безразличное к происходящему монотонное постукивание колес железнодорожного состава. Бегущего равнодушно по своему обычному и неукоснительному к исполнению расписанию движения поездов.

– Иванушка, миленький, родненький мой. Живой! Живой! Ты живой, и это самое главное. Мы с детками соскучились, истосковались по тебе. Я все глаза проплакала. Я за два года после окончания войны, разыскивая тебя, обошла все инстанции. Наконец, наконец я тебя нашла. Дорогой ты мой, самый любимый и родной. Поехали домой, Ванечка. Тебя там все ждут не дождутся. Поехали, не противься, мой милый. Ванечка-а-а. Как я тебя ждала-а-а. Как я страдала-а-а. Любимый, дорого-о-ой.

Она обняла своего Ивана и горько, горько заплакала. Прерывисто и жалобно рыдая, сбивчиво дыша, она прижимала к груди своего искалеченного войной мужа. Рыдала она от боли разлуки и от радости встречи. Она была счастлива и не могла выразить свои чувства словами. Да разве можно найти нужные фразы в такую минуту. Ее глаза, ее слезы, ее объятия говорили больше, чем любые слова. Через минуту уже все женщины в вагоне рыдали. Эта сцена встречи двух людей, разлученных войной, не могла оставить равнодушным никого. Иван не выдержал и тоже разрыдался. Он крепко обнял свою жену и сквозь слезы срывающимся голосом прохрипел:

– Машенька, моя милая, я не хотел быть обузой никому. Лучше бы я погиб в эту проклятую войну. Кому я нужен такой, калека безногий? Мне больно только от одной этой мысли. Я не такой, каким был до отправки на фронт. Я друго-о-ой.

Теперь уже и все мужчины в вагоне не выдержали и тоже стали тайком смахивать слезинки со своих глаз, отводя взгляд в сторону от этой пронзительной душераздирающей сцены.

– Ванечка, живой мой, живой, – причитала Марья. – Как ты можешь такое думать и говорить. Ты нужен мне, ты нужен детям. У нас еще с тобой будут детки, мы же молоды. Ты сильный, мужественный. Ты никогда не сдавался и не пасовал перед трудностями. Мы научимся с тобой жить по-новому. Мы справимся. Давай попробуем, мой дорогой. Как я счастлива, что нашла тебя, Ванечка, Ванечка, мой любимый, мой родной.

Благодаря заботе и любви, царившей в их семье, Иван прожил долгую жизнь и умер в возрасте 81 года. Хоронили его всем поселком. Любили Ивана односельчане. Был он мастером на все руки. Помогал всем безотказно. А еще он шил тапочки для всех шумовских. Эти произведения его золотых рук были в каждом доме. Марья прожила потом еще с десяток лет. Правда, уже последние два года она сильно болела. Стала терять память и уже не узнавала родных и близких. А отправилась она на небеса для встречи с мужем аж на 91-м году жизни.

В совместной жизни Марьи Васильевны с Иваном Тимофеевичем к имеющимся до войны двум деткам добавилось еще четыре, в их числе и мама Анюты – Людмила. Потом и внуки пошли. Особенно Иван любил свою внучку Анютку.

Она была необыкновенной. Эта голубоглазая девочка напоминала ему молодую Марью. А еще она была доброй и нежной. Дед мог часами ей читать книжки. Анютка сидела, внимательно слушая сказки, у него на колене. Когда в книжке были страшные сюжеты, например, выходил из леса Серый Волк, Анютка прижималась к дедушке, как бы ища защиту. А когда три поросенка обдуривали волка, находясь в каменной избушке Наф-Нафа, внучка звонко хохотала и зацеловывала деда. В эти моменты Иван был на седьмом небе от счастья. А еще он научил маленькую Анюту полоть грядки, очищая их от сорняков. Он смастерил две табуретки. Одну, побольше, себе. Не мог он, будучи на одной ноге, заниматься сельскохозяйственными делами как обычные люди. Для внучки была сделана маленькая табуреточка. Так вдвоем они могли целый день заниматься на огороде.

Если бабка начинала ворчать на деда Ивана, Анютка выходила вперед, заслоняя деда своей детской спинкой, и, подбоченившись, давала резкую отповедь бабушке.

– Бабуля, это мой дорогой дедушка. Я его сильно-сильно люблю. И никому его в обиду не дам, понятно! – глазки девочки блестели озорными огоньками, она бабушку любила тоже.

Мария Васильевна отступала, трогательно смахивая слезинки, непроизвольно наворачивавшиеся на глаза. Дед умилялся. Он боготворил свою внучку, свою Анютку.

Когда дед ушел на небеса, весь мир перевернулся для Анюты. Она испытала вселенскую горечь своей первой и такой тяжелой утраты самого светлого и горячо любимого человека – ее дедушки Ивана.

Вот в этих места доктору Анне Николаевне Солнышко предстояло проходить свою преддипломную практику. Здесь она будет оказывать медицинскую помощь, лечить людей. Маленьких и взрослых, стариков и детей, может быть и тех, кто еще помнит ее бабушку и деда. Здесь она во второй раз и повстречается со своим возлюбленным – Славкой Филипком, который когда-то заступился за нее, за ее честь. Здесь и развернутся те события, которые потом уже не вернуть назад.

Время не остановишь. Вспять не повернешь. Как ни старайся. События разворачивались по своему сценарию.

Свобода, блин

Провожали Славку на свободу всем отрядом. Сидельцы давали поручения, с кем нужно связаться на воле, кому передать приветы, кому напомнить о том, что «братан мотает срок». Кто-то передавал малявы, чтобы Филипок их заныкал в потайные места, подсказывая, в какие именно, и передал адресатам по прибытии в Иркутск.

Пригласил его на прощальный разговор и начальник колонии полковник Федоренко. Он был в парадном мундире. На груди блестели государственные награды. Обстановка была торжественной, а его голос звучал по-отечески тепло.

– Слава, сынок, я тебе уже говорил слова напутствия. Но хотел еще раз с тобой повстречаться и поговорить о жизни на свободе. Ты хороший по своей натуре человек. Ты добрый, и это главное. Наверное, тебе будет нелегко на свободе в первое время. Ярлык зэка может мешать устроиться на работу или учебу. Но ты не сдавайся. Ты сильный и справишься с любыми трудностями. Люби свою маму. Дороже мамы нет никого на свете. Женщин много, а мама одна. Папа тоже важен, если он есть, конечно. Помни об этом всегда. И еще я хочу тебе пожелать, чтобы ты никогда не возвращался на зону. Умей сдерживать свой огонь. Будь терпимее. Слава. А ты матери сообщил, что освобождаешься досрочно?

– Нет, гражданин начальник, ой, простите, Сергей Анатольевич. Если она узнает, то поедет меня встречать. А это денег стоит. Билеты, переезды и все такое. А у нее и так материально не очень благополучно. Я уже сам доберусь и ее порадую. Работать буду, помогать во всем. Женюсь на своей девушке. Ребятишек заведу. Все ей забота будет и внимание. Глядишь, о болезнях она забудет. Да помолодеет, нянчась с детворой. Я ее, правда, очень люблю. А отца так и не знал никогда. Не интересовался он моей судьбой. Да ладно, проехали. Зато я буду хорошим и ответственным папой!

– Успехов тебе, сынок. До свидания, – седовласый полковник обнял молодого парня, его стараниями освобожденного от отбывания наказания по половинке уже отсиженного срока.