«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая

За время отсутствия Харальда мало что изменилось в его доме и крае. Фенге вернулся из поездки на юг, довольный владениями и усадьбой, которые конунг пожаловал его брату. О своих делах с Ирсой, дочерью Хальвдана, он сказывал неохотно, но говорил о ней с уважением. Асгерд еще была в доме полной хозяйкой, хотя ее волосы побелели, глаза выцвели, лицо заострилось. Повидав мать и брата, Харальд ярл объехал свои земли и нашел хороший прием. Хевдинги видели в нем защиту от лихих людей, а бонды – управу на хевдингов.

Незадолго до зимних бурь к причалу возле усадьбы «Вересковая пустошь» подошел невиданный прежде корабль. Харальд ярл вышел на берег посмотреть на диковину. По сходням уже спускались Браги, сын Бодди, и Гримольв, сын Гранмара, и ярл принял их с распростертыми объятьями. Он спросил гостей о новостях, и Браги поведал, что говорят люди. Не стал он скрывать и слухов о том, будто Асмунд конунг желает посвататься к Геруте. Харальд ярл помрачнел, но промолчал, а только пожелал осмотреть новое судно Гримольва.

Это был один из тех новых кораблей, какие тогда только начали строить корабельные мастера в Вестфольде и Рогаланде, в Согне и Трандхейме. Весел у него было больше, кормило – свободнее, мачта – крепче, киль – острее и длиннее. Парус этого корабля был широкий, сделан из шерсти, имел четыре угла, но выглядел более косым, чем делали прежде. Харальд ярл бережно и любовно провел рукой по узким и гибким планкам обшивки, блестящим, влажным и скользким, как рыбья чешуя. Хотя осадка у судна была небольшая, оно могло ходить и против ветра и на большой волне, приставать к берегу на мелководье и подниматься вверх по реке. На носу корабля, где мастера ставили резные изображения зверей или птиц, стояла зачехленная парусиной деревянная голова ворона[117 - Так выглядели знаменитые боевые корабли эпохи викингов, которые в VIII – XI вв. не знали равных на море, вызывая ужас у жителей европейских стран.].

Положив руку на темя птицы, Харальд ярл с печалью произнес:

– Были бы у меня два или три таких корабля, я бы ходил с ними каждое лето в Западное море. Но Харальд конунг хочет воевать на востоке, а не на западе. Если он не передумает, у данов еще не скоро появятся такие корабли.

– Не тужи об этом, господин, – ободрил его Гримольв. – Скоро ты станешь зятем конунга, и будет у тебя таких кораблей, сколько душе угодно.

LX

Харальд ярл позвал своих гостей к столу и скоро заметил, что между ними нет особой приязни. Браги был оживлен и красноречив, но говорил больше с хозяином, а словоохотливый Гримольв нарочито молчал и тяготился общей беседой. Когда Браги вышел по нужде, сын Хельги спросил у Гримольва, что за плуг провел борозду между ними. Гримольв тяжело вздохнул, а затем признался:

– Прости меня, ярл, ибо нехорошо так говорить о своем спутнике. Только сил у меня больше нет слушать этого малого. Пусть у него язык без костей, что порой и с умным мужем бывает, но этот Браги совсем чудно говорит, а то и просто несет околесину. Вот давеча, как вышли в море, так он мне и сказал, что «опьянен» его дыханием, а ведь накануне даже не бражничал с нами. Велел я поднять парус, а он опять взялся за свое: стал меня уверять, что ладья «летит, как стрела», будто она птица какая. Э, думаю, с головой у него неладно, держусь от него подальше, а он, видя такое дело, подошел ко мне и спросил, чем я «обуреваем». Да что я, ветер что ли, чтобы вызывать бурю?! Не можешь ли ты оказать мне услугу, принять его в своем доме, пока я поезжу и посмотрю какие товары у вас в цене?

Харальд ярл, мысли которого были заняты другим делом, не мог не посмеяться над словами купца, но обещал ему позаботиться о Браги, пока тот будет в отъезде. Утром Гримольв поехал со своим добром по владениям Харальда ярла, а Браги охотно остался в усадьбе «Вересковая пустошь». И хотя хозяин и гость беседовали о разных вещах, всякий раз речь у них заходила о Харальде конунге и его сестре. Под конец ярл перестал таиться и спросил Браги, не думает ли он, что конунг, и вправду, решил выдать Геруту замуж за правителя Нордлёнда. Тот ему отвечал, что, хотя Харальд Боевой Зуб возомнил себя выше всех людей, даже он вряд ли нарушит слово отца, данное при свидетелях.

– Чтобы исполнилось это обещание, – говорит Харальд ярл, – я должен к лету сразить еще одного конунга. Но сойтись с вождем в сражении или вызвать его на поединок – дело ненадежное. В битве он храним стеной щитов, и редкий конунг по своей воле станет биться с ярлом. Поэтому придется мне, видно, ехать в Вестфольд и бродить, как мой дед, задирая знатных мужей и предлагая им честный бой. Ибо что-то мне говорит, что Харальд конунг призовет меня в начале лета в свое войско и направит в такое место, где не отыщешь правителя края.

– Встретить конунга в Вестфольде, – подтверждает Браги, – все равно, что наткнуться на кабана в дубраве. К зиме они там сбиваются, как пчелы в улье. Одни следят за торговлей и обмениваются новостями, другие – заключают союзы и договариваются о походах. А также предаются отдыху, попивают заморские вина и тешатся с красивыми рабынями. Но поединки, кроме судебных, там запрещены. Поэтому не уповай на то, что конунг вызовет тебя на поединок, или, вызванный тобой, не выставит опытного бойца[118 - Древние скандинавы различали добровольные поединки, в которых они сражались ради славы, добычи или азарта, и судебные поединки, проводившиеся для определения правых и виноватых в делах защиты чести или в других важных случаях. Если вызвавший кого-либо на судебный поединок был обязан биться сам, то вызванный на него мог выставить своего бойца. Только человек, первым нанесший оскорбление, должен был явиться на поединок, чтобы подтвердить слова делом, независимо от того, кто был инициатором вызова.]. Так делу не поможешь. Но, мне сдается, есть среди них один конунг, что примет вызов и не будет искать замены.

Харальд живо спросил, кто же это таков, но Браги ответил, что не хочет вести пустой разговор, пока нужный правитель не объявится сам. Ярл обещал гостю, что если тот найдет ему конунга для поединка, он ни в чем ему не откажет. Вскоре вернулся Гримольв, чьи дела оказались менее удачны, чем он ожидал. Харальд купил у него непроданные товары, и довольнее купца человека не было. Браги и Гримольв провели в усадьбе еще день, а потом собрались в путь. Оба они спешили до бурь попасть в Вестфольд – на людей посмотреть и себя показать.

LXI

В самом начале лета, когда редкое судно выйдет в море, в гавань возле усадьбы Харальда ярла зашел корабль Хастинга, сына Гранмара. Харальд, ожидавший увидеть Браги, спросил купца, что привело его в их края. Хастинг ответил, что дело, в которое, чтобы услужить ярлу, ввязались Гримольв и Браги, началось, как нельзя лучше, но может кончиться хуже некуда. И, чтобы избежать такого конца, ярлу нужно немедля выйти в путь. Провожая каждое слово вздохом, как скупец при уплате долгов, норг пересказал Харальду ярлу, что случилось.

– Колль конунг правит в Согне, – начал он. – Гримольв и Браги гостили у него этой зимой. Брат мой продал ему парчу по хорошей цене. А Браги сложил стихи, но хвалил в них не Колля, а тебя. И так раззадорил конунга, что загрызла его зависть. Он поклялся, что не будет знать покоя, пока не сойдется с тобой в бою. А до этого дня Гримольв и Браги останутся в Согне. Если же ты не явишься, он заберет у брата корабль, у Браги отрежет язык. А тебя объявит трусом.

– Когда и где свижусь с Коллем? – хлопнул его по плечу Харальд ярл.

– Есть возле Согна остров Атлей, – хмуро ответил Хастинг. – Там Колль конунг будет ждать тебя через девять ночей. Но готовься к лютому бою. Конунг этот ростом с двух обычных мужей и силой не уступит медведю. Против него будет тебе не легче, чем было тем, кто прежде бился с тобой.

– Мудрые люди недаром говорят, – улыбнулся Харальд, – что больше испытаешь – больше и узнаешь.

Ярл тут же кликнул самых верных и сильных воинов, велел выдать Хастингу припасы для плаванья, и на другое утро они взошли на корабль. Этот корабль походил на судно Гримольва, только превзошел его по размерам. У него было две дюжины пар длинных весел, за каждым из которых сидело по два гребца. Люди гребли, сменяя друг друга, и сам ярл вращал весло, чтобы не опоздать к сроку.

Харальд ярл и Хастинг прибыли к Атлей за день до назначенного времени. Там они нашли бухту, пригодную для высадки. Сойдя на берег, Харальд ярл послал людей в Согн сообщить конунгу о своем появлении. Он велел сказать, что ждет его на острове завтра в полдень. И пусть Колль конунг возьмет с собой Браги и Гримольва, чтобы они были при том, как они с конунгом уладят свое дело.

LXII

Харальд ярл проснулся ранним утром, когда солнце золотой ладьей выплывало из глубин вод. Не разбудив своих товарищей, он пошел в ближний лес. В это время на деревьях распускались первые почки. Харальд бродил среди стволов, утопавших в розовом свете, вдыхал воздух, чистый и свежий, как роса, и внимал тишине, нарушаемой лишь гулом волн. Он ощущал, как в него переходят силы этого леса, как растет его жажда жизни, распаляемая близостью смерти.

Ближе к полудню дозорные сообщили, что к острову идут три боевых корабля, и в одном из них Хастинг узнал судно брата. Харальд ярл велел своим воинам приготовиться на случай внезапного нападения. Но вскоре он увидел, что люди на кораблях не поднимают щиты над бортами и не сжимают в руках копья и луки. Тогда сын Хельги понял, что Колль конунг не имеет злого умысла, но пожелал уравнять силы на случай, если они с ним сговорятся биться на море.

Меж тем корабли подошли к берегу, и с них в воду стали прыгать люди. Одним из первых, опершись на борт, соскочил человек в черной кожаной куртке с пластинами из железа, лицо которого скрывал шлем в виде головы медведя. Когда этот муж двинулся к берегу, стало видно, какой он огромный: там, где вода была многим по пояс, ему она доставала чуть выше колен. Увидев Харальда ярла, великан изрек голосом гулким и низким, звучавшим как будто из-под земли:

– Я – Колль Могучий, сын Торстейна Победителя бондов, сына Гудрёда Жадного до Золота, сына Хедина Мстителя, сына Хьёрварда конунга, правитель этого края. Назови свое имя и дело, по которому ты прибыл сюда.

– Я – Харальд Суровый к Вендам, – отвечает ему ярл, – сын Хельги Удачливого, сына Торбьёрна Бойца, сына Хельги Морехода, сына Хьёрварда конунга. Я принял твой вызов, конунг, и готов равно и честно биться с тобой.

Противник смерил его надменным взглядом и с усмешкой сказал:

– Мне говорили, ты совершал то, что не под силу многим. Поэтому, клянусь Тором[119 - Тор (?orr, ?unarr, от прагерманского thunaraz – «гром») – бог грома и молнии, непобедимый богатырь, защищающий богов и людей от хтонических великанов и чудовищ. Сын Одина, из рода асов, второй по значению бог скандинавского языческого пантеона.], я представлял тебя мужем, возвышающимся над другими людьми, как корабельная сосна над прочими деревьями. Но теперь я вижу перед собой человека, в котором нет ничего необычного. Неужто ты и теперь желаешь биться со мной, когда любому ясно, что тебе не уйти отсюда живым?

– Говорила мне в детстве мать, – отвечал ему Харальд ярл, – что нет зверя больше и сильнее медведя. Так думал и я, пока не поднял рогатину и не вспорол ему брюхо. Не хвались, идя на бой, а хвались, придя с него.

– Твои слова остры, как стрелы, – признал Колль конунг. – Какой же поединок ты выбрал: сразимся один на один, или твои люди будут биться с моими?

– Я считаю первым героем того, – заявил датский ярл, – кто не ведает страха, насколько это возможно для человека. Только поединок двоих может показать, кто из них лучше. Исход его зависит лишь от их удачи и отваги, так как никто не придет им на помощь. Будем биться вдвоем, а других оставим в покое.

– Удивил ты меня такой речью, – усмехнулся конунг Согна. – Будто со мной говорит не муж, опытный в ратном деле, а юнец, рвущийся в первый бой. Так и быть, сразимся один на один, дабы твоя слава перешла ко мне! Я предлагаю выбрать меч и секиру, сократив число щитов до двух, чтобы рубить не дерево, а железо. И давай заключим уговор. У тебя, как и у меня, есть два корабля, годных для дальнего плаванья. Поставим же их на кон как залог. Готов принять мои условия?

– Не я хозяин этих новых судов, – вразумил его Харальд ярл. – Но при свидетелях обещаю, что если победишь, тебе доставят их цену из моего добра в Ютланде. А еще скажу, конунг, что в тебе, как видно, живут и воин, и купец. Но перейдем от слов к делу, или солнце закатится прежде, чем мы возьмемся за оружие.

Колль Могучий отвечал, что ему все равно, в какое время убивать людей. Конунг и ярл назвали своих свидетелей и пошли искать место для боя. В лесу они нашли широкую и ровную поляну, удобную для поединка. Их люди отмерили нужную площадку и отметили ее края. В середине положили кожу, с которой не должен сходить тот, кто лишится последнего щита. Колль конунг и Харальд ярл осмотрели землю, приметили, куда светит солнце и дует ветер, и показали, что на их оружии нет колдовских рун. После этого бойцы встали напротив друг друга.

LXIII

Первым по жребию должен был наступать Колль Могучий. Он так яро пошел вперед и так сильно рубил секирой, что расщепил щит ярла, слегка задев его руку. Затем настал черед Харальда Сурового к Вендам. Он тоже рьяно взялся за дело, изрубил щит конунга, но не расколол его и не поранил самого Колля. Бойцы отошли друг от друга и велели подать им воды, так как бой становился жарким, да и солнце уже припекало. После этого они вернулись к месту боя.

И вновь Колль конунг наступал на ярла, рубя, что есть силы. Но когда его секира вошла вглубь щита, Харальд резко повернул руку и отскочил в сторону. Щит его раскололся надвое, но и секира конунга была сломана так, что лезвие отлетело от топорища. Затем стал наступать Харальд ярл. На сей раз он разрубил щит конунга, но у его противника был еще один. Это не смутило Харальда, и он встал на свое место, держа меч в одной руке и секиру – в другой.

Тогда Колль Могучий обнажил свой меч. Этот меч был таким длинным и тяжелым, каких еще не доводилось видеть ярлу. Конунг взмахнул им так сильно и ударил так быстро, что людям показалось, будто он рубит сразу двумя мечами. Но Харальд увернулся от стали, и секирой сбил медвежий шлем с головы конунга. Мельком ярл увидел заросшее черными волосами лицо с крупным мясистым носом, маленькими светлыми глазами и перекошенным от гнева ртом. И тут же, уходя от нового удара, оступился, задев пяткой землю позади кожи.

– Что, дан, отступаешь[120 - По правилам поединка, человек, лишенный щита, не имел права выходить за пределы места, ограниченного лежавшими на земле плащами, кожей или рубежными колами, соединенными веревками. Если он преступал границу одной ногой, про него говорили, что он отступает, если же двумя ногами, то считалось, что он бежит с места боя.]?! – взревел конунг и, пока ярл был зажат на краю, нанес ему удар страшной силы. Харальд подставил свой булат, но меч Колля обрушился на него с такой мощью, что не выдержала даже хваленая сталь Серкланда. Подарок Хрёрека конунга разлетелся на куски, а меч Колля Могучего на излете задел шлем ярла. Это был тот самый шлем, который Харальд Суровый к Вендам снял с Этельреда конунга в Стране Англов. Меч отскочил от него, вызвав лишь гул в голове, тогда как осколок меча ярла окровавил шею Колля.

Зарычав при виде крови, конунг решил нанести верный удар и покончить с ярлом, стойкость которого превзошла его ожидания. Но пока он заносил меч, Харальд ярл ударил обухом секиры по кисти Колля. Пальцы конунга онемели и не удержали тяжелого меча. А Харальд разрубил его щит, оставив Колля без защиты. Но ярл еще не знал огромной силы конунга. Колль схватил его за бока, оторвал от земли и сдавил руками так, что Харальд услышал хруст своих костей. Тщетно пытался он вырваться из медвежьих лап, которые сжимали и душили его. Секира выпала из руки ярла, и у него не осталось иного оружия, кроме шлема. И Харальд боднул забралом лицо конунга, превратив его в кровавую маску.

Колль сверзился наземь, но потянул за собой ярла. Они покатились, сжимая друг друга в объятьях. Харальд знал, что в этой борьбе Колль его сильнее. Из последних сил ярл оттолкнул его и подхватил с земли секиру. Конунг же поднял свой меч левой рукой. Они кинулись друг на друга, и Колль нанес удар, который поразил пустоту. Ибо в этот миг Харальд прянул на колени и вонзил секиру в низ живота конунга. Колль сильно вздрогнул, хотел достать ярла мечом, но повалился, как истукан. Кровь струилась из конунга ключом, и с ней уходила его непомерная сила. Харальд припал к нему и поднял его голову. Он видел, как бледнеет и застывает лицо Колля, но жизнь долго не покидала его могучего тела.

– Меня погубила моя же гордыня, – простонал конунг. – А ведь могли встретиться, как родичи, Харальд…

– Мы простимся как братья, Колль, – ответил растроганный ярл.

После этого Колль конунг призвал своих гридей и сказал им, что Харальд ярл одолел его в честном бою. Пусть же никто из родных – ни брат, ни сестра – не мстит за его гибель. Людям со своих кораблей он наказал быть верными ярлу, если тот возьмет их на службу. Харальда же конунг просил защитить права его малолетнего сына Торстейна. И, уже закатывая глаза, прохрипел, что если род его угаснет, он завещает власть в Согне Харальду или его потомкам.

Тут Колль Могучий впал в забытье и умер. К Харальду ярлу, по их уговору, перешли два корабля конунга. В память о поединке ярл забрал большой меч Колля и медвежью голову, которая была насажена на небольшой, но прочный шлем. Люди поздравляли его с победой, достойной зятя Харальда Боевого Зуба. Но Харальд ярл их не слышал: перед глазами все плыло, из многих ран шла кровь, и радость была омрачена печалью. Позднее Браги, ставший искусным скальдом[121 - Скальд – слово, первоначально обозначавшее авторство стихов, затем перенесенное на тех, кто слагает их в честь правителя, и, наконец, ставшее званием людей, искусных в поэзии. Данное умение воспринималось как талант человека, но не его ремесло. Поэтому скальд – это не профессиональный поэт, а любой человек, который сочиняет достопамятные стихи.] и видевший этот поединок, так воспел его в своей драпе о Харальде ярле:

Конунг норгов рьяно

Ломит кости ярлу,

Славно цепом стали

След ему оставив.