«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая

Незадолго до йоля Харальд Сын Конунга узнал от местных данов, что войско Оттара Урожая, переходя от селения к селению, приближается к Сканей. Поэтому он приказал своим гридям и воинам, чтобы они накануне праздника не отказывали себе в еде, но воздержались от хмельного питья. Купцам же велел свезти в свой стан много бочек меда и пива, чтобы лазутчики Оттара конунга уверились, будто его люди беспечно пируют и не ждут нападения. Меж тем дозорные наблюдали за войском гаутов и сообщали о его подходе. И когда Оттар конунг со своей ратью показался из леса, Харальд конунг выступил ему навстречу.

Гауты шли по хрустящему снегу, гонимые легкой поземкой, как усталые и замерзшие странники в конце пути. Они уже чуяли тепло домашнего очага, запах жареного мяса и медовой браги, грезили о плачущих девушках и покорных женщинах, которые станут их сладкой добычей. Эти видения были такими живыми и манящими, что воины спешили к жилищам, далеко обгоняя повозки, в которых везли их оружие и кольчуги. Поэтому они сразу и не разобрали, сон это или явь, когда из-за снежных холмов появились ратники Харальда конунга.

По науке Харбарда, конунг данов разделил рать на три клина и направил их на гаутов. Каждый клин вошел во вражье войско, как рогатина охотника – в брюхо медведя. Оттар Урожай был так изумлен внезапным появлением врагов, что не успел даже построить «стену щитов»[100 - Способ построения, при котором щиты перекрывали друг друга, образуя защитный барьер. «Стена щитов» применялась как для обороны передних рядов войска, так и для охраны самого полководца. Хотя его защита в боевой обстановке диктовалась здравым смыслом, особым почетом пользовались вожди, бившиеся как воины во главе дружины.]. И хотя людей у него было много больше, конунг гаутов развернул коня и поскакал прочь. За ним помчались его ближние гриди, сбивая пеших воинов. Харальд Сын Конунга велел Харальду ярлу преследовать Оттара, а сам поспешил туда, где враг был еще не сломлен.

Только на том краю, где сражались люди Ингвара ярла, датские ратники встретили равных себе противников. Они сходились с ними мечом к мечу и щитом к щиту, и то здесь, то там гаут и дан падали на мерзлую землю, не разрывая тесных объятий. Уже предвидя свою удачу и не желая терять верных гридей, Харальд конунг обратился к Ингвару ярлу. Он предложил своему врагу сдаться со всеми воинами на милость победителя. На этот призыв Ингвар ярл, подумав, ответил, что, пусть, как в старину, сразятся вожди. Если верх возьмет Харальд конунг, он заберет у людей ярла их оружие, но не свободу[101 - Это было признание своего поражения на почетных условиях, поскольку победители могли сделать побежденных рабами.]. А если одолеет ярл, ему с воинами не будут чинить преград при возвращении к Оттару конунгу.

Харальд конунг не мог отказаться от поединка. Два вождя сошлись в круге, вытоптанном в снегу их воинами. Ингвар ярл, которому отчаяние лишь придало больше мужества, яростно обрушился на своего противника. Накануне Харальд конунг провел бессонную ночь – не из-за тревоги об исходе битвы с гаутами, а потому, что его мучила зубная боль. От этого выглядел он бледным и усталым, а его ударам не хватало быстроты и силы. Приняв нездоровье конунга за его слабость, Ингвар ярл наносил удар за ударом, один сильнее другого. Он уже расколол два щита Харальда, а сам сменил только один. Вот ярл прыгнул и так ударил по шлему конунга, что сбил его, как показалось, вместе с головой на снег.

Поверив в свою победу, Ингвар ярл откинул щит и пошел на конунга, держа меч в обеих руках. Он уже изготовился для последнего удара, как вдруг из облаков выглянуло солнце, на свету заискрился снег, и его блеск ослепил его. Ярл невольно приложил руку к глазам, и в этот миг конунг выбил меч из его рук, а затем и голову снес. Тело Ингвара повалилось на землю, а Харальд конунг победно оглянулся на воинов и засмеялся каким-то клекочущим смехом. И стоявшие в первых рядах увидели у него во рту, где недоставало двух зубов, выбитых Весетом ярлом, два сросшихся клыка, которые выступали вперед. Всем это показалось таким чудом, что Харальда конунга с тех пор прозвали Харальд Боевой Зуб[102 - Харальд Боевой Зуб (Боезуб), или Клык Битвы, – легендарный датский конунг, живший, предположительно, в VIII веке. Героические предания приписывают ему славу объединителя датских земель в единое государство. По времени его смерти (не позднее 780 г.) нередко проводят границу между легендарной и реальной историей Датского королевства.].

Иные гриди Ингвара ярла, не желая пережить смерть вождя, закололи себя мечами. Все же больше было тех, кто поверил, что их отпустят без оружия. Но Харальд конунг удивил своими словами, которые надолго запомнили. Он объявил пленникам, что жители Сканей могут перейти в его войско, а гауты – вернуться в родные края. Только им придется вызвать на смертный бой одного из своих и победить его. Сильные бойцы сочли такое условие справедливым и бились между собой, выбирая противника по уговору или жребию. Прочие же, особенно гауты, обвиняли конунга в нарушении княжьего слова. Но Харальд конунг, смеясь им в лицо, отвечал, что обещал ярлу дать его людям волю, а не жизнь. Тогда он показал свое высокомерное презрение, которое в нем раньше не замечали.

Вечером вернулся Харальд ярл с воинами, посланными в погоню за гаутским конунгом. Хотя он пригнал много пленных, ярл не смог настичь Оттара Урожая. А ведь, срази он его в поединке, то пошел бы к Харальду конунгу, чтобы тот отдал ему в жены Геруту! Кляня себя за это, ярл ехал по ратному пути, где пурга заметала потоки крови, словно выбеливая полотно от пятен красного вина. И Харальд мрачно переводил взгляд с румяного морозного солнца на пунцовый снег, который обметал тела ратников, объятых смертным холодом.

Харальд конунг не укорил сына Хельги, что он в этот день не закончил войну. Напротив, он похвалил его за пленников и тут же повелел принести их всех в жертву Одину. По его приказу жители Сканей доставили дрова и смолу для костров, на которые положили убитых данов. Проводив их в Вальхаллу, конунг вернулся с херсирами и гридями в захваченную усадьбу, где они весь йоль праздновали свою великую победу. Больше ничего в эту зиму не произошло.

XLIX

В начале лета Харальд конунг велел готовить корабли для возвращения в Хлейдр. Он отослал воинов своего брата, Рандвера конунга, посчитав, что больше не имеет в них нужды, и отпустил сыновей Гранмара, щедро им заплатив. Когда конунг уже был готов к отплытию, прибыли послы Оттара Урожая, чтобы заключить мир между ними. Поэтому Харальд конунг задержался в Сканей. В это время Хатер ярл, правивший в среднем Ютланде, напал на Селунд, убил Лейдольва Серошкурого и разграбил селения. Узнав, что его херсир погиб, а владения разорены, Харальд конунг страшно разгневался. В ярости он обвинил Оттара конунга в сговоре с Хатером ярлом и отослал его послов без мирного договора. Оставив в Сканей сильный гарнизон, Харальд Боевой Зуб с дружиной вышел в море.

Не заходя в Хлейдр, чтобы не видеть руины отчей усадьбы, конунг направил ладьи к землям Хатера ярла. Там его гриди сошли на берег и стали разорять округу так, что их всегда можно было найти по дыму днем и огню ночью. Хатер ярл не остался в своем доме, пока враги пускали его добро на ветер. С грубым лицом, заросшим черными волосами, более похожий на зверя, чем на мужа, он храбро вышел в поле, чтобы испытать судьбу. Но дружина Харальда Боевого Зуба смела ополчение Хатера ярла, и сам он пал в схватке за свой стяг. Конунг велел сложить ему погребальный костер, и с тех пор это место зовется полем Хатера. Вместо тризны по ярлу Харальд конунг велел тем его воинам, кто хотел вступить в его войско, сражаться между собой, остальных – принести в жертву Одину.

L

Харальд конунг и его гриди расхаживали по Ютланду, и весь народ, спасая свои дома и земли, переходил на их сторону. Вскоре они подошли к усадьбе Хатера ярла, что находилась к югу от селения Виборг[103 - Ныне город, представляющий административный центр области Центральная Ютландия.]. При их приходе ворота отворились и выпустили молодую женщину в темном платье, которая держала за руку ребенка. Подойдя к Харальду конунгу, женщина склонила голову и опустилась перед ним на колени. Мальчик же, прикрывая ладошкой глаза, игрался со сверкавшей на солнце кольчугой вождя, пока мать не потянула его вниз. Люди сказали конунгу, что перед ним Ирса, дочь Хальвдана Черного, вдова Хатера ярла.

Не сходя с коня, Харальд конунг вопросил, что нужно этой женщине. Искательно глядя на него, Ирса грудным, низким с хрипотцой голосом сказала:

– Я и мои люди в твоей власти, конунг. Ты волен делать с нами, что пожелаешь. Но как бы велик ни был у тебя гнев на моего мужа, не лишай жизни Виглейка, нашего сына. Станет он верным тебе слугой и отплатит за твою милость.

Конунг перевел колючий взгляд с нее на дитя и с усмешкой ответил:

– Не думай, женщина, что я столь неразумен, чтобы ждать верности от сына врага. И не докучай мне просьбами, так как у этой земли и усадьбы новый владелец. Ступай к нему и моли богов, чтобы он был к тебе менее суров, чем к вендам.

После этих слов, вызвавших громовой смех его гридей, Харальд Боевой Зуб объявил Харальду ярлу, что назначает его здесь своим лендрманом. Сын Хельги поблагодарил конунга за награду и как новый владелец пригласил его с херсирами войти в дом и отдохнуть с дороги. Затем он поднял Ирсу с колен и велел ей следить за тем, чтобы на столы подавали лучшую еду и питье. Весь день Харальд почти не говорил с ней, но обращался так, будто она еще была хозяйкой дома. Видя великодушие ярла, столь непохожего на ее мужа, Ирса старалась во всем угодить человеку, от которого теперь зависели жизнь ее сына и судьба ее самой.

Вскоре столы были накрыты, кушанья поданы, и служанки обходили гостей с чашами меда и рогами пива. Харальд ярл хотел сесть напротив Харальда конунга, но вождь велел ему пить с ним из одной чаши. Тогда новый хозяин усадьбы отвел почетное место вдове и сыну бывшего. Это вызвало недовольство херсиров, желавших быть на виду у конунга. Но когда в палату вошла красивая женщина в облегающем зеленом платье с искусной вышивкой и серебряным обручем на черных до синевы волосах, многие не сводили с нее жадных взглядов. Она же сидела, скромно потупив глаза, и вышла с сыном, когда тот начал дремать. После ее ухода Харальд конунг, выгрызая мясо с бараньей лопатки, спросил сына Хельги:

– Как ты решил поступить с этой вдовой?

– А что бы вы посоветовали мне, конунг? – осведомился у него ярл.

– Я бы уже ночью сделал ее наложницей, – подмигнул ему Харальд конунг, – ибо такие женщины горячи в постели. А когда бы пресытился ею, то избавился бы разом и от суки, и от щенка. Но ты же всегда все делаешь по-своему.

– Где уж нашему ворону летать, как орлу? – туманно произнес ярл.

После пира сын Хельги предложил конунгу ложе в покоях Хатера ярла. Но Харальд Боевой Зуб не захотел ночевать в постели убитого врага и ему не советовал. Для конунга разбили шатер на холме, поставили возле палатки гридей. А на хозяйское ложе отправился Харальд ярл, вскоре заснувший мертвым сном.

LI

И приснилась Харальду милая Герута, которая предстала перед ним и долго на него смотрела. Потом ярл ощутил, как дочь конунга провела рукой по его щеке и волосам, а затем склонилась над ним, и он уловил ее свежее дыхание вместе с запахом цветущего вереска. Когда же Харальд почуял на губах медовый вкус поцелуя, то понял, что это не сон, и рывком поднялся на ложе. Перед ним стояла женщина, в которой он не сразу узнал Ирсу. Дочь Хальвдана Черного покачивалась в мерцающем лунном свете, и ее нагое тело прикрывали только распущенные волосы, ожерелье на шее и запястья на руках. Она ожидала, что ярл протянет к ней руки и увлечет на свое ложе, но Харальд сидел неподвижно и смотрел на нее пытливо и недоверчиво. Тогда вдова Хатера ярла решила первой заговорить с ним.

– Я пришла по своей воле, Харальд ярл, – сказала она голосом, опьяняющим, как вино, – и готова отдать себя всю без остатка. Не думай, что я так желаю купить жизнь себе и сыну. Твои глаза уже сказали мне, что ты не причинишь нам зла. Я пришла потому, что узнала в тебе кого так долго ждала. Но я бы хотела большего, чем ласкать тебя, когда ты будешь здесь наездом. Женись на мне, Харальд ярл, и, клянусь Фрейей, ты не пожалеешь! У нас будет много сыновей, которые принесут твоему роду власть над Ютландом, а один из внуков может стать даже конунгом. Посмотри, я молода и красива, многие мужи хотели бы теперь быть на твоем месте. Так не отвергай свою удачу, смело возьми ее и владей мною!

Она протянула к нему точеные руки и хотела прижаться высокой грудью, но Харальд ярл отстранил ее и, подавляя в себе пробудившуюся страсть, ответил:

– Твои слова сладки, как мед, а мысли скрыты, как ладьи в тумане. Неужели ты ждала, что твоя нагота ослепит меня, и я не смогу мыслить здраво? Ты сама признала мою власть над собой. Зачем же мне на тебе жениться, когда я волен получить от тебя все, что жены дают своим мужьям? Мне обещана дочь конунга, с которой я продолжу свой род. Ты же для меня – только женщина, хотя и красивая. Я не причиню вреда тебе и твоему сыну. Но со мной ты будешь такой, какой я захочу, и придешь, когда я позову. А теперь покинь меня, ибо я устал и хочу спать.

Ирса, дочь Хальвдана Черного, не стала ему прекословить, только тяжко вздохнула и покинула хозяйские покои так же тихо, как и появилась в них.

«Вот, стало быть, как говорят люди…Может, оно и так, кто же знает наверняка? Но я никогда не видел Ирсу, дочь Хальвдана, такой светящейся, а Харальда, сына Хельги, таким задумчивым, какими они были утром после той ночи».

LII

Утром конунг Харальд Боевой Зуб объявил, что отплывает на Фьон, чтобы завладеть наследством Весета ярла, а затем на Селунд, где он возведет новую усадьбу, выше и краше прежней. Оттуда он станет следить за конунгом Оттаром Урожаем, ибо не верит в мир между ними. Там же он примет ярлов и лендрманов отца, изменивших ему, дабы разобрать вину каждого и назначить наказание. Для этих дел Харальд конунг возьмет с собой всех своих херсиров, гридей и воинов, кроме Харальда ярла и его людей. Сын Хельги останется здесь, пока не наведет порядок в этом краю, после чего может вернуться в земли отца. Там он примет на себя заботу о княжне до срока, когда конунг пришлет за сестрой корабль.

Как ни мечтал Харальд ярл о скором свидании с Герутой, он должен был исполнять приказ конунга. Начал он объезжать окрестные селения и назначать людям подати и работы[104 - В древнем обществе, при переходе от военной демократии к государственным объединениям, отношения между властью и народом основывались на «натуральном обмене». Власть должна была защищать народ от нападений врагов и обеспечивать внутренний порядок, а свободные люди – вносить вклад в содержание власти (уплата податей) и выполнять работы, распределенные между общинами. Правители, объезжавшие свои владения вместе с воинами, пользовались правом на «кормление» во всех селениях по дороге (норвежская «вейцла», русское «полюдье»), что сначала было платой за выполнение ими жреческих и судебных функций. Поселяне также должны были выставлять определенное количество человек для строительства укреплений, прокладывания дорог, вырубки лесов и т.д. Со временем появилась специализация, например, выделились «корабельные селения», жители которых отвечали за содержание, ремонт и хранение в зимнее время одного или нескольких кораблей.]. Там, где хевдинги не спешили признать нового вождя, сын Хельги вызывал на бой каждого, кто посмеет оспорить его власть. Поскольку желающих выйти против него не находилось, Харальд ярл узнавал от хозяев дворов их обязанности и оставлял за ними прежние или назначал новые. Поскольку он не требовал от них невозможного, хевдинги приняли все его условия.

Бондам Харальд ярл пришелся по нраву тем, что сначала рассказывал им, почему Харальд конунг захватил земли их бывшего ярла. Затем он спрашивал жителей селений о том, нет ли у них до него каких дел. После этого выходили главы семей и просили ярла облегчить возложенное на них бремя. Харальд, сын Хельги, разбирал их дела, всякий раз принимая решение, которое многие считали справедливым. Нашлись люди, которые видели его прежде или слышали о нем. Они говорили соседям, что новый ярл в родном краю слывет правителем суровым, но заботливым, а уж лучшей защиты от разбойников им не найти. Когда все дела были улажены, Харальд Суровый к Вендам созвал первых людей к себе на пир.

В эти дни, полные разъездов, он редко виделся с дочерью Хальвдана, хотя она иногда порывалась поговорить с ним. Накануне пира ярл объявил женщине, что возвращает ей все права хозяйки усадьбы. Ирса подождала, не прибавит ли Харальд чего еще, но ярл молчал, и она обещала ему, что никто не уйдет обиженным. На другой день хевдинги края собрались в большой палате нового правителя. Слова привета им говорили Харальд, Ирса и даже малыш Виглейк, сидевший с матерью напротив ярла. Люди были рады видеть прежнюю госпожу в здоровье и почете и осушили не одну чашу, славя хозяйку под ее обильное угощение. Сытые и пьяные уходили они домой, говоря, что пусть Харальд ярл и явился сюда как захватчик, он был справедлив к ним и уважил вдову и сына их бывшего ярла.

Сам же сын Хельги решил, что выполнил волю Харальда конунга и что его больше ничего здесь не держит. Он объявил своим людям, что поведет их в родные земли, а здесь останутся лишь те, кого не ждут жены и дети. Был среди них человек по имени Хамунд, по прозвищу Волчья Пасть. Он служил еще Хельги, отцу ярла, который ценил его за преданность и бережливость. К тому времени Хамунд уже овдовел, и Харальд ярл оставил его с малым сыном смотреть за новой усадьбой, решив, что лучшего домоправителя ему не найти. Только обойдя с ним дом и отдав наказы, вождь зашел проститься с Ирсой, дочерью Хальвдана.

– Наверное, вернусь я не скоро, – сказал ей Харальд. – Если мой конунг затеет большую войну, мне будет не до здешних дел. А вот брат мой Фенгон вряд ли упустит случай сюда наведаться. Можешь испытать свои чары на нем, только знай, что и он умеет опутывать жен. Даже и не знаю, кто кого из вас одурачит.

– Не этих слов я ждала от тебя, – побледнев, ответила Ирса. – Делай, что хочешь, только от униженья меня избавь, ибо оно не принесет тебе славы. Я же никогда не стану твоим врагом, хотя и тяжко мне быть отвергнутой тобою.

Ранним утром, когда солнце спелым яблоком выглянуло из-за зелени уходящей ночи, Харальд ярл повел воинов на север. Они бодро шли по тропе, по которой затем пролегла дорога, известная ныне как «Ратный путь»[105 - «Ратный путь» – торговый путь, проходивший по Ютландии с юга на север и связывавший Данию и Норвегию со странами Европы.]. Харальду ярлу так не терпелось увидеть Геруту, что он задержался только на ночлег. И воины, давно желавшие обнять своих жен и детей, не отставали от него ни на шаг.

LIII

Теперь надо сказать о том, как это время жила Герута, дочь Хрёрека конунга. Целый год она провела в усадьбе родичей Харальда, сына Хельги. Асгерд, мать Харальда, взяла не себя заботу о княжне, чтобы знатная дева ни в чем не знала нужды. Фенге, брат ярла, первое время нечасто бывал в усадьбе. Он отлучался, чтобы следить за порядком в крае после того, как разошлись вести о гибели Хрёрека Метателя Колец. Времена были тревожные, и бонды видели большое несчастье в том, что живут без конунга и должны сами защищать себя.

А студеной зимой нагрянули стаи волков, которые перешли по морскому льду из земель норгов. От голода звери стали такими лютыми, что никого не боялись, забирались во дворы даже днем и вырезали весь скот. Они задрали много коров и овец, а на дорогах и в удаленных местах загрызли до полусотни человек. Но пуще всего волки были охочи до лошадей, которых в ту пору было мало в Ютланде, и они высоко ценились. Люди не один раз устраивали облавы на зверей, только волки уходили от них в леса, погубив при этом немало загонщиков.

Хевдинги и бонды из селений, особенно страдавших от волков, пришли к Фенге, сыну Хельги, надеясь, что он избавит их от этой напасти. Фенге, в отличие от прежнего времени, рьяно взялся за это дело и, созвав многих людей, начал большую облаву. Трупы волков, убитых на охоте, он приказал развесить на деревьях, чтобы устрашить их сородичей. После этого звери сделались осторожнее, но набеги не прекратили. Тогда Фенге объявил людям, что можно покончить с волками, только принеся жертву Одину, который властвует над ними[106 - Волки имели особое значение в культе Одина. Волки Гери («Жадный») и Фреки («Прожорливый») были его спутниками. Волк был подвешен над «дверью закатной» Вальхаллы. Наконец, в последней битве Одину суждено быть убитым чудовищным волком Фенриром.].

Сын Хельги велел им в один день явиться в свою усадьбу, дабы не было недостатка в свидетелях силы его веры. Люди поступили, как он сказал, придя к Вересковой пустоши в великом множестве. На виду у собравшейся толпы Фенге вывел из конюшни белого коня и взошел с ним на вершину холма. Он трижды объявил, что приносит коня в дар Одину[107 - Заклание коня считалось священной жертвой у многих народов мира.], заклиная отца богов избавить свой народ от волков, после чего заколол его жертвенным мечом. Волки вскоре оставили их в покое, а Фенге заслужил большую славу и прозвище Годи Одина[108 - Годи (go?i; от Go? – бог, а также go? – благо) – общинный вождь в древней Скандинавии, выполнявший административные, религиозные и судебные обязанности.].

Фенге хотел, чтобы люди надолго запомнили это событие. Он велел обнести ковшами браги всех мужей, кто пришел к его усадьбе. А на йоль пригласил первых людей края и угощал их отменными яствами и отборными медами. Во время пира Фенге заводил с ними беседы о делах, достойных внимания, и каждый поведал о битвах, местах и чудесах, которые видел сам или слышал о них от людей. Младший сын Хельги так старался всем угодить, что, по словам многих, он еще никогда не был столь гостеприимен и обходителен. Но имеющие мудрость догадывались, что все это было нужно Фенге, чтобы показать свою власть над людьми и прийтись по нраву знатной девице, которая гостила в его доме.

Фенге давно смекнул, что дочь Хрёрека конунга томится в его усадьбе, вдали от родного дома и привычных людей. И он был готов из кожи вылезть, чтобы приобрести доверие девушки и отвести ее думы от тех, кого не было рядом. Вскоре как чутьем, так и разумом Фенге понял, что более всего Герута ценит свою красоту и любит внимать словам о себе. Он подметил, как в праздничные дни княжна радуется восхищенным взглядам гостей. Сам Фенге, сидевший напротив, казалось, не смотрел на Геруту и не говорил с ней. Но во время застолий все его речи подводили к тому, чтобы гости не забывали чествовать дочь конунга.

Тогда мужи дружно поднимали чаши в память об ее отце и матери, во славу ее брата и за ее красоту. Почтение к своему роду Герута принимала как должное, а от здравиц в свою честь розовела, как яблоневый цвет. Она не спешила покинуть палату и после того, как в гостях начинал говорить хмель. Ведь многие мужчины, даже выпив лишнего, продолжали восхвалять ее и заверять в своей преданности. От этих слов княжна забывала о своих горестях и тревогах и будто возвращалась во времена, когда ее отец устраивал знаменитые пиры в Хлейдре.

Вскоре дочь Хрёрека конунга стали нередко видеть с Фенге, сыном Хельги. Если прежде она, как будто, избегала встреч с ним, то после зимнего праздника девушка с улыбкой отвечала на его приветствия и любезности. А Фенге продолжал делать все, чтобы знатная гостья чувствовала себя, как дома. Он велел раздобыть для нее богато украшенные сани, в которых княжна совершала прогулки в погожие дни. Учтивая Герута порой просила Фенге поехать с ней вместо одного из стражей, и радушный хозяин не ждал, когда его позовут дважды.