Те, кто помоложе успели покинуть село до прихода немцев. Правда, далеко они не ушли, а прятались в ближайших лесах. В дальнейшем люди возвращались в свои деревни и села, так как по приказу оккупационных властей лица, обнаруженные в лесах, считались партизанами и подлежали немедленному уничтожению. Немцы проводили специальные операции, прочесывая лесные массивы по выявлению и уничтожению партизан.
Майор Боде обратился к населению, согнанному на площадь. Он предоставил людям десять минут для выдачи убийц немецкого солдата. Михаил переводил слова майора на русский язык. Толпа молча выслушала требование немцев, не понимая, кто мог убить солдата, если кругом одни женщины, малолетние дети, старики и старухи. Наконец вперед выступил сухонький старичок с седой бородкой.
– Дозвольте сказать, пан офицер, так что никто вашего солдата не трогал. У нас тут одни старики да ребятишки малые. А чужих никого не было здесь.
Михаил переводил майору с этого польско-украинского диалекта, который он сумел разобрать.
Боде приказал Китлингу расстрелять каждого десятого взрослого жителя села.
Обер-лейтенант скомандовал, и солдаты принялись выталкивать из толпы стариков, женщин, старух, отсчитывая каждого десятого.
Детей при этом разлучали с матерями. Поднялся громкий плач и крики разлучаемых, но немцы, раздавая удары направо и налево, отделили обреченных на смерть от основной толпы. Затем раздались автоматные очереди. Люди в ужасе замолчали, не веря глазам своим, как родные падают, сраженные выстрелами.
Майор Боде громко объявил, что так будет со всеми, поднявшими руку на немецкого солдата. Михаил переводил машинально, понимая, как просто расстреляли мирных людей за убийство солдата, к которому они были не причастны.
Расстрелы больных и медперсонала он не видел, и вдруг прямо на его глазах… И тут его пронзила мысль, что воюет он не на той стороне, где должен.
– Теперь, Михаэль, мы можем ехать в Ковель, – сказал ему майор Боде. – Вы слышите меня, Михаэль? Что с вами?
– Все в порядке, Райнер. Просто первый раз вижу такое.
– А-а, привыкайте, мой друг. На войне должно быть не до сантиментов. Мы должны показать этим варварам, что Германия – это сила.
Михаил вдруг подумал, что сейчас он легко бы выстрелил в Боде.
* * *
Сергею показалось, что-то в лесу не так, и вдруг он понял: здесь не было слышно птиц. Нет, они были, но такого птичьего гомона и щебетания, как в мирное время, уже не было.
– Здесь трава примята, кто-то проходил, – сказал Плотников.
– Наверное, такие, как мы. Тоже к своим пробираются, – отозвался Клыков.
Через некоторое время раздался оклик:
– Стой! Кто идет?!
– Свои, – ответил Клыков.
Перед ними появилась группа вооруженных солдат Красной армии. Форменная одежда на них была тоже потрепанная и грязная, а лица выражали усталость и напряжение. Сергей боковым зрением увидел, что они окружены. Во главе группы был офицер с майорскими петлицами на грязной и мятой гимнастерке. На вид ему было лет сорок пять, роста выше среднего, худощавый, с заросшим щетиной лицом. На боку у него висела на ремешке полевая сумка, а рука сжимала рукоятку пистолета, направленного на Сергея с товарищами. Рядом с офицером находился штатский в кителе военного образца, без опознавательных знаков. Чуть полноватый, среднего роста, он показался Сергею знакомым. Приглядевшись, он узнал в нем работника Ковельского горкома партии Кочеткова, не раз бывавшего на приеме у него в больнице.
– Товарищ Кочетков, вы? – произнес Сергей.
– А, товарищ Львов. Как вы здесь? Где ваши сотрудники и больные? – Кочетков, узнав Сергея, почувствовал облегчение, что встретились свои, а не переодетые немецкие диверсанты, которыми были полны местные леса.
Сергей рассказал обо всем, что произошло с ним после эвакуации из Ковеля. Правда, о Михаиле он умолчал, как и ранее, при встрече с Клыковым и Плотниковым.
– Присоединяйтесь к нам, товарищ Львов. Опытный врач нам будет кстати. Я здесь по приказу партийного руководства, чтобы собрать из отступающих солдат боеспособный отряд и бить врага в его тылу.
– Партизанское движение, как в войну с Наполеоном?
– Да. Чтобы земля горела под ногами захватчиков.
– А как же оружие, боеприпасы, продовольствие?
– Продовольствием будет помогать население, а оружие и боеприпасы будем добывать в бою. Наш командир отряда – майор Григорьев Николай Иванович, а я – на должности комиссара. Вы будете начальником лазарета.
– Хорошо, товарищ Кочетков. Извините, товарищ комиссар.
Этот недавно образованный партизанский отряд еще не имел своей базы, да и состав его постоянно пополнялся за счет солдат Красной армии, отступавших от государственной границы, но сохранивших оружие и полных решимости драться с врагом.
Отряд был еще слаб, чтобы нападать на колонны вражеских войск, и только мог позволить себе уничтожать мотоциклистов полевой жандармерии, рыскающих по местным дорогам, чтобы снимать с мотоциклов пулеметы, забирать у солдат автоматы с боезапасом. Несмотря на наличие винтовок, патронов у партизан катастрофически не хватало. О радиостанциях тогда, в начале партизанского движения, только мечтали.
* * *
Прибыв к Ковель, майор Боде и Михаил разместились в отведенных для них квартирах. Это было жилье в уцелевших от бомбежки домах, старинных постройках прошлого века, и Михаилу вспомнилась прежняя жизнь в императорской России. «Господи, ну почему всё так внезапно рухнуло?!» – думал он, с ностальгией вспоминая о былом.
Прибыл вестовой от Боде, тот предлагал поужинать совместно. Михаил дал согласие, и вестовой, козырнув, ушел.
«Какое же мне все это чужое. Эти люди, эта армия, эта жизнь», – опять думал Михаил, надевая мундир и вычищенные денщиком сапоги.
Город Ковель представлял собой огромный военный лагерь. Сюда прибывали войсковые соединения для дальнейшего следования на восток. Гражданского населения почти не было видно. Повсюду сновали солдаты и слышалась немецкая речь. Но питейные заведения работали, и владели ими местные жители. В один из таких небольших ресторанчиков и прибыл Михаил. Боде был уже там.
– Михаэль, я вот думаю, а не взять ли в будущем землю в этих краях? Я слышал много о плодородности здешних земель.
– Райнер, решай сам. Я всего лишь врач в мирной жизни, и далек от земляных вопросов.
– А зря, Михаэль. Скоро мы завоюем эту варварскую страну, и каждый немец может получить здесь земли столько, сколько пожелает.
«Не слишком ли ты рано все решил? Кажется, Бисмарк говорил, что с Россией воевать – это самоубийство!» – думал Михаил, а вслух сказал:
– А кто же будет обрабатывать всю эту землю, если местное население мы уничтожим?
– Нет, уничтожать будем только тех, кто не может работать: старых, больных, а остальные будут рабами великой германской нации. Так говорит наш фюрер, – Боде встал и поднял руку в приветствии.
– Хайль Гитлер! – воскликнул Михаил, вскочив и тоже вытянув руку.
После ужина приятели прошлись по городу. Руин было не так уж много, но в воздухе стоял какой-то запах гари.
«Запах войны, как в Гражданскую», – подумал Михаил.
Вот показалась вывеска «Цирюльник».
– О, Михаэль, а не побриться ли нам? Вы как? – спросил Боде.
– Я – за, – ответил Михаил, и они вошли к цирюльнику.
Майору Боде поправили прическу, побрили, и он, довольный, любовался собой, глядя в зеркало.