Сезон нежных чувств

– Мальчики, можно? – серебристым голосом Красной Шапочки спросила Эля Грамм, осторожно проникая в комнату.

Шихман тут же заскакал вокруг, эквилибрируя картошкой на столе и одновременно двигая свой стул, освобождая место:

– Садитесь с нами кушать, мы счастливы видеть вас в своём кругу!

А сам помог вернуться на место Парилису, предварительно сняв с него шапку. Грамм осторожно присела. Бармин вернул на стол бутылку и стаканы.

– Юрик, нехорошо детей спаивать, – упрекнула Грамм.

– Празднуем их первый день учения и нашу очередную морковную эпопею.

– Я только на минуточку, – Шихман выбежал из комнаты и тотчас вбежал с чистой тарелкой и стаканом, будто в коридоре перед дверью стоял дежурный официант.

– Собственно говоря, зачем я к вам пришла? – спросила недоумённо саму себя Эля Грамм. Глаза её сверлили Бармина, таращась двумя изумрудами, в то время как вопрос оставался без ответа.

– Смеешься? Я к вам захожу каждый божий день. Так почему тебе не зайти для разнообразия?

– Нет, нет, я по делу. Ты уже, наверное, решил те интегралы, которая нам Вера Михайловна задала?

– Эля, когда? Толик, обслужи девушку, ты у нас сегодня хозяин.

– Мне чуть-чуть, – указала миллиметровый зазор пальчиками Грамм. – Хватит, хватит. А не врёшь, Юрик? Поди уж всю тетрадку исписал втихаря на «отлично»?

– И тетрадку ту тебе немедленно отдать?

– Ох, ты… Вот, Бармин, честно тебе скажу: ты всё-таки противный мужикашка, сил моих женских нет на твои ужимки смотреть!

Аккуратно опрокинула водку и бросилась закусывать картошкой.

– На свином сале? – воскликнула она, ширя и без того выпуклые глаза. – Кто жарил?

Толик вмиг возгордился.

– Я.

– Хорошего человека сразу видно, за версту пахнет мамой-Украйной, где Тараса Шевченко папаха лежит. Так, Бармин, чтобы через пятнадцать… нет, десять минут сидел в читальном зале и решал интегралы! Иначе я не знаю, что с тобой сделаю…

– Голодранцы усих краин, гай до кучи! – произнес тост украинец Шихман.

Что касается Грамм, она просто выпила, встала и твёрдо вышла вон с грацией женщины, знающей себе цену, которую в данной комнате ей никто дать не в состоянии.

7. Математический подвиг

Набрав полную сумку учебников, Юрик отправился на второй этаж, в читальный зал. Грамм права – надо делать домашнюю работу, решать интегралы. Как всегда в начале семестра читальный зал практически пуст, лишь прямо у входа за столом сидели две девушки и горячо обсуждали журнал мод, развёрнутый перед ними. Увидев Бармина, они недовольно смолкли. Дверь в комнатку библиотекарши плотно закрыта – рабочий день закончен. Юрик расположился в конце читального зала, сел за последний стол лицом к стене, чтобы никого не видеть и не слышать шушуканья поклонниц моды.

Разложил учебники, прочитал все, что рассказала на первых лекциях бабушка Сахалинская о бесконечных суммах, проштудировал таблицу основных неопределённых интегралов, после чего попробовал решить что-нибудь самостоятельно. Первый пример из задачника получился с лёгким скрипом, а дальше дело встало и ни в какую. Юрик снова взялся за теорию, там всё было замечательно просто и абсолютно понятно, но примеры разбирались совершенно другие. Пропустил неберущийся интеграл, попробовал следующий, с тем же эффектом. Что ни говори, водки выпито достаточно. Какое может быть домашнее задание в пьяном виде? Конечно, он молодец, что хотя бы попробовал, сделал честную попытку, но если не получается ни в какую, стоит ли биться лбом о стену?

Попробовал встать, ноги не слушались. Руки, голова, туловище – всё подчинялось светлому разуму, а ноги бастовали. Просто ерунда какая-то. Сможет ли он уйти сегодня отсюда? А вдруг именно так наступает частичная парализация организма? Вдруг ноги вышли из строя навсегда?

– Ты уже здесь? – плюхнулась рядом Грамм, свалив на стол учебники и тетради.

Она сменила халат. Этот искристо-серого цвета с голубой полоской и запахивается по боку.

– Что-нибудь решил?

– Решил… первый номер.

– Не показывай, я сама, потом сверим ответы.

– Ответы лучше с задачником сверять.

– А зачем тогда вместе садиться? Нет, решать будем независимо друг от друга, но параллельно, сверяясь в конце. Если у одного не получается, другой ему подсказывает и ждёт. Идёт?

– Идёт.

– Ну, поехали. Какой ты там решил?

– Шесть – шестнадцать…

– Сейчас, я в секунду… Ответ… минус единица на икс квадрат минус единица на икс в кубе плюс це?

– Да, – удручённо подтвердил Бармин, раздосадованный скорострельность ю Грамм. Других достижений у него нет. Хуже того, он в тупике, в полном расслаблении, к тому же обездвижен. От позора даже не убежать.

– Какой там следующий?

– Шесть – двадцать один.

Он принялся решать интеграл по новой, краешком глаза следя за авторучкой Грамм. Та мгновенно распотрошила дробь на сумму дробей, а он-то… Вот дурак… Ну, так-то, конечно, просто.

И в этот момент произошло нечто, коренным образом изменившее ход всего последующего вечера и даже семестра. Ни по чьему желанию, ни по чьей злой или доброй воле их колени случайным образом сблизились, натолкнувшись друг на друга. После чего интуитивно отскочили, но через минуту, не найдя другого, более устойчивого положения, вновь незаметно соединились, посчитав данную позу самой удобной из возможных. Ещё сидя в одиночку, Бармин несколько раз пытался распрямить ноги, вытянув их вперед, и лишь натыкался на стену. Теперь хоть правая конечность сама по себе нашла оптимальное расположение.

Грамм чиркала бумагу, только шум стоял.

– Икс в кубе плюс два логарифма натурального модуля икс? – утвердительно спросила она.

– Да и плюс це, – уточнил он.

– Это само собой.

Они бросились наперегонки решать дальше пример за примером. Бармин не понимал, откуда вдруг так радостно заплескалась в висках кровь, вызвав эйфорию, и неведомый прежде, но вполне очевидный подъем мыслительных способностей, а также боевой настрой решать, решать и решать дальше, хоть весь вечер, а хоть всю ночь до утра, пока все заданное Верой Михайловной не будет выполнено, а может, даже и сверх того. «Смотри-ка, – размышлял он рассеянно, в фоновом режиме, – вот ведь какая штука получается, если поддатым интегралы считать и при этом обездвижеть. Никогда бы не поверил, если бы кто сказал. Это, вероятно, оттого происходит, что тут стандартные методики применяются, грамма сообразительности не надо, а потому, по сути говоря, ничего, кроме усидчивости, не требуется, а этого добра у меня сегодня хоть отбавляй».

Меж тем колени напирают друг на друга все сильней, тоже устроив свое соревнование на прочность. Дело дошло до того, что сделалось по-настоящему больно. Он отклонился на спинку стула, бросил взгляд вниз под стол: что там такое происходит? Увидел потрясающей силы обнажённую красоту: нижняя половина халата, завернутая прежде на талию Грамм, с этой талии в пылу борьбы свалилась куда-то вниз. Сверху сей малозаметный факт абсолютно ничего не изменил, однако ниже стола обнажилась гладкого, ровного казахстанского загара сильная женская конечность удивительнейшей формы, одна, но полностью, от самой талии, где видна была ямочка на боку, до самых кончиков пальцев, выглядывавших из желтых пляжных тапочек. Его собственная нога, одетая в спортивные штаны, оказывается давно сориентировалась в обстановке и пошла на контакт, упершись коленом в красивое голое колено. Бармин затаил дыхание, чтобы не спугнуть Грамм, будто та птичка, и сглотнул ком в горле.

Творит же природа иногда совершенство одним мимолетным росчерком невидимого пера! А сколько поколений было зачёркнуто, чтобы в результате тысячелетней работы некто Эльвира Грамм получила в свое распоряжение такое богатство. Это даже как-то и неудобно называть конечностью, это божий промысел, в котором видно всё сразу: и силу, и желание, и потрясающую веру в будущее, веру, которая предвещает обладательнице может быть, не столько личное счастье, сколько общечеловеческий прогресс, благодаря которому все женщины изначально, без решений партии и правительства будут иметь такие вот изумительные бедра, колени, икры, соединенные единым целостным неуловимым сущим, не описанным в курсе диалектического материализма.

Бармин вновь склонился над столом, возобновив решение примерно с тем же восторгом, с каким матрос кидается по трапу на берег к своей подруге, пришедшей его встречать в порт после кругосветного плаванья. Мысль кипела мощной силой провидения, рука приобрела размашистый, лихой почерк, летала по листам с сильным нажимом, быстро и чрезвычайно энергично, едва-едва успевая фиксировать мыслительные выкладки.

Они идут рядом двумя быстроходными глиссерами, нос к носу по небольшой волне, то одновременно ныряя в нее, то столь же парно взмывая в воздух. Десятая, двадцатая, тридцатая задача. Боль в колене сделалась почти непереносимой, однако никто в мире не заставил бы его сдаться – черт с ним, пусть ломается. Грамм приподняла свой стул, переставила ближе, после чего угол касания изменился, и уже не колени, а бедра прикоснулись друг к другу с некоторым стыдом нежности и внешним безразличием, чтобы вскоре прикипеть накрепко – не разлей вода. Соединение сблизило и сроднило их до жизненного неудобства, но они старались не обращать на неудобства внимания. Сила слияния просто потрясающая.