Немного отдышавшись, она дрожащими пальцами набрала номер Смолева и смогла произнести в трубку лишь:
– Босс, это я! Это я, босс! Очень срочно… Срочно приезжайте! Он мертв. Я боюсь! Он мертв, понимаете? Мне очень, очень страшно!
И, уже не слушая, что взволнованно говорит ей владелец виллы, вдруг громко и безутешно разрыдалась.
Прекрасный день на замечательном острове был испорчен безвозвратно.
Часть третья
– «Не судите опрометчиво», как говорят
Евангелие и господин кардинал, – ответил Атос.
А. Дюма, «Три мушкетера».
Старший инспектор уголовной полиции острова Наксос Теодорос Антонидис в последнее время пребывал в крайне приподнятом настроении.
На осень была назначена свадьба с замечательной женщиной, которой он смог, собравшись с духом, сделать предложение, пусть это и потребовало некоторого времени. Теперь, когда его долгому холостяцкому одиночеству на острове пришел конец, он был безмерно счастлив, оттого и обязанности свои по службе исполнял с еще большим рвением, но к подчиненным своим, по обыкновению, был по-отечески мягок, хоть и требователен.
Хорошее настроение инспектора мало что могло испортить. Даже затишье в работе не действовало на него так угнетающе, как раньше, и не вгоняло в «островную хандру». Он находил, чем себя занять, штудируя уголовное законодательство и материалы завершенных уголовных дел.
Правду сказать, последнее дело, связанное с поиском голубого алмаза Хоупа, похищенного из коллекции Смитсоновского института, далось ему нелегко. Вспоминая о нем, старший инспектор несколько грустнел, стараясь не показывать виду, и впадал в рассеянную задумчивость, подолгу просиживая за письменным столом над внушительным «Сборником уложений уголовного права Греческой республики», раскрытым на одной и той же странице.
Из этого расследования он вышел слегка помятым. Даже не столько физически, сколько морально: пропутешествовать несколько часов в душном багажнике машины злоумышленников с кляпом во рту для представителя власти – всегда психологический удар большой силы.
Для начальника уголовной полиции Наксоса этот факт оказался болезненным еще и оттого, что захватили его, замечтавшегося, врасплох.
Можно сказать, старшего офицера полиции у подчиненных из-под носа увели во время следственных действий, – позорище! Это раз. Пистолет остался в служебном сейфе, а телефон он в нарушение всех инструкций глупейшим образом забыл на своем рабочем столе в полицейском участке – это два. И сам бы он вряд ли выпутался – это три.
Все могло кончиться просто печально. И никакой свадьбы, – ничего!
Антонидис покачал головой и невольно поежился. Надо признать, что был старший инспектор на волосок от гибели.
Это он уже потом осознал, когда его, оглушенного, всего в ссадинах и кровоподтеках, в разодранной одежде, почти задохнувшегося, Смолев и Манн вытащили из багажника угнанного «Мерседеса». Жизнью ради него рисковали в той погоне с перестрелкой!
Ну, и четвертое, самое обидное: разрыдался он тогда, как мальчишка, в присутствии двух кадровых офицеров – двух старших и более опытных товарищей, которых безмерно уважал.
И сейчас при воспоминании об этом злосчастном моменте старшему инспектору, несмотря на хорошее настроение и радужные перспективы скорого семейного счастья, становилось настолько не по себе, что от холодящего спину чувства неловкости и стыда хотелось поджать пальцы на ногах, зажмуриться, а еще лучше – спрятаться под стол.
Тогда он бросал взгляд на своих сержантов, сидевших за столами напротив. Те, поймав взгляд начальника, искренне улыбались ему в ответ, словно еще раз подтверждая, что его авторитет в их глазах нисколько не пострадал от того нелепого происшествия, – и старший инспектор, утирая вспотевший лоб платком, постепенно оттаивал, и настроение его снова улучшалось.
Правду сказать, Смолев и Манн ни единым словом, ни намеком не обмолвились о том эпизоде, да и тогда отнеслись с пониманием: выдали спасенному сочувственно бутылку прохладной воды и отошли в сторонку поговорить, деликатно отвернувшись. Дали взрослому мужчине проплакаться…
Позже, успокоившись, он понял, что они-то уж всякого насмотрелись за свою службу. И то, что мужчины плачут порой, будучи в двух шагах от смерти, такой неожиданной и подлой, – эка невидаль!
Не от страха плачут – от бессилия, ярости и обиды, что ничего изменить не в силах.
Но поди ж ты, объясни теперь! Еще хуже будет выглядеть: как оправдание перед старшими по званию. И он подумал, что приняли его слезы за страх, поэтому и бросился потом в одиночку выслеживать преступника, никому не сказал. Всем доказать хотел, что не боится. И тогда в багажнике не испугался. Доказать хотел делом. Всем: генералу, Смолеву, своим сержантам, афинскому начальству. А больше всех – самому себе. Устал быть и в собственных глазах «инспектором-недотепой», неловким, комплексующим по любому поводу…
Дело завершилось полным успехом: злоумышленник был пойман, алмаз найден и возвращен в музей Смитсоновского института. Но судьба снова отвела Антонидису роль если не статиста, то роль второстепенную, не самую значимую: принять участие в задержании, которое было спланировано без его участия…
Смолев, сумевший в последний момент нагнать старшего инспектора и организовать задержание преступника быстро, профессионально и без потерь, чем снова продемонстрировал высочайший класс, пока недостижимый для Антонидиса, привычно потом отошел в тень и все лавры, полагающиеся за раскрытое громкое дело, великодушно предоставил начальнику уголовной полиции.
Старший инспектор не дурак, он все это понимает.
Но Теодорос Антонидис не только не был дураком, он был еще и честным человеком. Поэтому от поздравительной помпы и поездки в штаб-квартиру Интерпола в Лионе на торжественную встречу с американской стороной скромно, но решительно отказался. Одно соображение грело ему душу: он тоже смог вычислить преступника. Догадался, понял, смог разобраться! Значит, не так уж он и безнадежен. Значит, его лучшее самостоятельное расследование, которое он обязательно проведет с блеском, – еще впереди.
Антонидис, совершенно успокоившись, улыбнулся, достал из кармана льняного костюма очередной свежий платок, вытер им лоб и только собирался предложить сержантам, уже нетерпеливо поглядывавшим на часы, отправиться пообедать в ближайшую к полицейскому участку таверну, у входа которой всегда жемчужной гирляндой на солнце вялились осьминоги, а с гриля аппетитно пахло фаршированными кальмарами, как резкой трелью прозвенел звонок стационарного телефона.
– Теодорос! Рад, что застал вас на месте! – прозвучал в трубке глубокий баритон Смолева. Обычно спокойный, на этот раз владелец виллы «Афродита» был чем-то не на шутку взволнован. – Теодорос, выручайте! У меня на вилле происшествие, а сам я отсутствую. Позвонила Катерина, старшая горничная, сказала, что на вилле кто-то умер. Ничего больше не могу добиться, рыдает и все! Что-то ее сильно напугало. Манн с семьей уехал в горы. Связь плохая, трубку не берет. Мне до виллы минут тридцать, не меньше. Вы же там будете через пять. Сейчас позвоню управляющей, она вас встретит. И, если это убийство, то в любом случае это по вашей части!
– Мы немедленно туда выезжаем! Не волнуйтесь, встретимся на вилле, – проговорил старший инспектор, внутренне испытывая удовлетворение: возможно, вот оно, настоящее дело, теперь он сам во всем разберется!
Сам Смолев просит его о помощи! Что же, обед отменяется! Не до фаршированных кальмаров, тем более что последний месяц старший инспектор стоически худел: планировал выглядеть молодцевато и подтянуто в новом свадебном костюме, который еще следовало сшить. А тут такое происшествие после долгого затишья. Вот и весомый повод пропустить обед!
Ровно через пять минут – Смолев оказался прав – пятеро полицейских: сам старший инспектор, бодрый и собранный, два грустных сержанта, оставшихся без обеда, и два невозмутимых эксперта – у них обед был на два часа раньше, и они все успели – уже входили в калитку виллы «Афродита» на улице Апиранто. Их встречала взволнованная управляющая.
– Здравствуйте, София, – несколько неуклюже поклонился Антонидис, утерев лоб и незаметно пряча влажный мятый платок в карман пиджака. – Нас вызвал по срочному делу господин Смолев…
– Да, здравствуйте, Теодорос, – улыбнулась ему Софья. – Мы вас ждем, проходите!
Улыбка, правда, у управляющей вышла неважной.
Она уже успела после разговора со Смолевым разыскать сидевшую на полу у второго номера плачущую Катерину, дать ей две таблетки корвалола из аптечки, выслушать ее сбивчивый рассказ и уложить на кушетку в комнате отдыха для персонала.
Домой Катерина отказалась идти наотрез, сказала, что ей на вилле будет куда спокойнее, особенно, когда вернется Смолев. Софья не возражала. В двух словах она передала Антонидису все, что смогла выяснить у старшей горничной.
– Ясно, – подумав, кивнул старший инспектор, когда они все остановились перед дверью второго номера. – Вы сами в комнату заходили, что-нибудь трогали? Нет? Очень разумно с вашей стороны. Будьте добры, ключ! И оставайтесь, пожалуйста, снаружи, возможно, это будет не самое приятное зрелище. Если понадобится, я вас приглашу.
– Да, конечно, – с облегчением согласилась Софья, передав ключ инспектору и отступая назад. – Я подожду здесь, на галерее. Скоро должен приехать Алекс, он уже звонил с дороги. Я его встречу.
Старший инспектор задумчиво кивнул. Прежде чем вставить ключ в замок, он внимательно осмотрел замочную скважину. Следов взлома или отмычек на первый взгляд не было. Замок был новенький, блестящий. Во всех номерах «Афродиты» их заменили месяц назад. Ни на двери, ни на косяке тоже не было никаких следов взлома.
Затем он вставил ключ и аккуратно повернул вправо на два оборота. Ключ плавно провернулся в смазанном механизме замка.
Полицейский нажал на ручку и медленно потянул дверь на себя. В комнате царил полумрак.
Антонидис повернул выключатель, и яркий свет залил комнату. С минуту он постоял на пороге, внимательно рассматривая полураздетый труп на полу, затем повернулся к подчиненным и что-то скомандовал по-гречески, что именно – Софья не разобрала.
Его помощники вошли в номер и привычно принялись за дело. Дверь инспектор полиции прикрыл изнутри, на прощание кивнув управляющей.
Софья осталась на галерее, погруженная в невеселые мысли.
Веселиться и в самом деле не было причин. Если это убийство, то ближайшая неделя превратится в какой-то кошмар: допросы, расспросы, раздраженные гости, испорченное настроение, загубленный отдых. Люди попросту больше не приедут. Надо бы попросить Алекса, чтобы он переговорил со старшим инспектором. Клиенты ведь ни в чем не виноваты! И вилла тоже. Пойдет дурная слава, – кто потом еще приедет, тем более, что конец туристического сезона на носу, а деньги на бассейн, что запланировали устроить к открытию следующего, еще не заработали.
Какое-то время она была в одиночестве, пока дверь соседнего номера не открылась и не вышла Злата, одетая в легкий шелковый халат и огромные темные очки. Двигалась она несколько скованно, так, словно совсем недавно проснулась, в руках ее был пустой кофейник.
– Здравствуйте, – клиентка поздоровалась первой. Голос ее был хрипловат, словно она и в самом деле только пробудилась ото сна.