Смерть на Кикладах. Сборник детективов №4

– И… И у вас есть доказательства? – тоненько спросила Софья, запинаясь и глядя во все глаза на генерала Интерпола. – Что Пушкин и Дюма – одно и то же лицо? Но как? Почему? Зачем? Кому это было нужно?

В этот момент в дверь постучали. Судя по неуверенному стуку, это был старший инспектор уголовной полиции Наксоса.

– Входите, Теодорос, там открыто! – переходя на английский, громко произнес Смолев и, повернувшись к Софье, сказал снова по-русски: – Рыжая, давай мы так поступим: сначала разберемся с делами, а потом – я обещаю – мы в деталях обсудим с тобой эту гипотезу, идет? А сейчас иди, помоги Катерине. Как она, кстати, пришла в себя?

– Да, – вставая, подтвердила Софья. – Ей уже гораздо лучше. Хорошо, я буду на «мостике», звоните, если что.

И она направилась к выходу.

– Доброе утро, старший инспектор! – по-английски поприветствовала управляющая входившего полицейского. – Завтрак накрыт и ждет вас!

– Спасибо, спасибо большое, – ответил Антонидис, теребя платок в руках. – И огромное спасибо за вашу помощь в качестве переводчицы, надеюсь, я смогу рассчитывать на вас сегодня, ведь нам снова придется…

– Разумеется, – тепло улыбнулась Софья и покинула хозяйскую гостиную.

Генерал и владелец виллы доброжелательно встретили гостя, и Смолев пригласил полицейского за стол.

– Благодарю вас, Алекс, – отказался от еды Антонидис, – я уже позавтракал. С пяти утра на ногах. А вот от кофе, спасибо, не откажусь. Я так понимаю, что София уже рассказала вам о нашей вчерашней беседе со свидетелями?

– Да, – просто ответил генерал Интерпола, не вдаваясь в детали. – Рассказала. Хотелось бы услышать ваши соображения, старший инспектор.

Алекс налил полицейскому дымящийся ароматный кофе в большую кружку и поставил перед ним.

Тот благодарно кивнул и добавил в напиток два кусочка сахара, захватив их щипцами из большой хрустальной сахарницы, стоявшей на столе. Сделал два больших глотка, достал из кармана свежий платок, вытер им повлажневший лоб, и вынув из кармана записную книжку, положил ее перед собой.

Смолев и Манн терпеливо ждали, допивая свой кофе.

– Господа, могу сказать следующее, – начал Антонидис, листая свои записи. – Совершенно очевидно для меня, что это умышленное убийство. Пока у меня есть две рабочих версии, которые я отрабатываю. Первая: юриста «Зодиака» целенаправленно отравили, чтобы заставить его скрыть секретную информацию, которой он располагал в силу своих служебных полномочий. Из показаний госпожи Караваевой мне стало ясно, что единственной причиной его смерти могла стать именно работа, отнимавшая все его время. Ни семьи, ни друзей, – никаких-либо других интересов на стороне у него просто не было. Напрашивается вывод, что убитый незадолго до своей смерти получил в свое распоряжение важную информацию, которой – возможно – захотел воспользоваться в корыстных целях. И ему таким образом заткнули рот!

– Вы подозреваете кого-то конкретно? – поинтересовался Смолев.

– Думаю, что в этом случае, – медленно произнес старший инспектор, подыскивая обтекаемую формулировку, – возникают вопросы к руководителю «Зодиака», и здесь я бы хотел просить вашей помощи, господин генерал. Боюсь, что в беседе со мной он не будет откровенен, а вы сможете найти с ним общий язык, тем более что вы в вашем статусе сможете ему убедительно намекнуть, что заезд может не состояться. Я имею в виду, если он откажется говорить, разумеется…

– Хорошо, – пожал плечами генерал. – В любом случае, этого разговора не избежать. Что-то это дело мне нравится все меньше и меньше… А вторая рабочая версия?

– Вторая рабочая версия, – повторил полицейский, зачем-то шаря в кармане своего пиджака, – вторая версия…

– Ну, не томите, старший инспектор, – пробасил Манн, выбивая пальцами нетерпеливую дробь по столешнице. – Что там у вас?

– Вы нашли пробки? – догадался Смолев по довольному лицу полицейского.

Антонидис наконец достал небольшой сверток или, вернее, комок салфеток, положил на скатерть и развернул.

На столе оказались две небольшие винные пробки со следами от штопора.

– Да, – подтвердил он с сияющим видом, – мне удалось… Вернее, я с самого утра опросил еще раз горничных и выяснил, что в день, когда случилось убийство, убираясь в номерах, горничная Алики только в одном номере не обнаружила бутылок из-под вина, но почему-то нашла в блюдце на столе использованные винные пробки! Причем, свежие. Она положила их в карман передника, а потом просто забыла про них. Сказала, что это вылетело у нее из головы.

– Естественно, вылетело. Ничего удивительного. Бедная девочка. После того, как вы потащили ее зачем-то на допрос в полицейский участок, неудивительно, что она забыла про эти пробки! – хмыкнул Манн, подливая себе еще кофе. – Дальше, старший инспектор.

– Она забыла про них потому, что они были найдены совсем в другом номере, – полуутвердительно поинтересовался Смолев, – так, Теодорос? Не в том, где произошло убийство? Так в каком же номере она обнаружила пробки, но не обнаружила пустых бутылок? Может, вы уже озвучите этот ключевой факт? Мы с генералом в нетерпении.

– Пробки были найдены в пятом номере, – сверившись с записями, сказал старший инспектор. – Там проживают супруги Истомины.

Какое-то время Смолев и Манн молча «переваривали» новость.

Первым молчание нарушил владелец виллы.

– Поздравляю, старший инспектор! Что касается проживающих в пятом номере, если быть до конца точным, не совсем так, – сообщил Смолев. – Ирина Астафьева официально не жена Петру Истомину. Гражданский брак. Любовница, сожительница. Называйте, как хотите.

– Вы считаете, это может быть важно? – удивленно посмотрел старший инспектор на Смолева, достал ручку и что-то пометил в своем блокноте.

Смолеву был знаком этот взгляд: так Антонидис иногда смотрел на того, кто дальше продвинулся в расследовании по делу, – удивленно, с долей ревности и восхищения.

– Все может быть, все может быть, – задумчиво подтвердил генерал. – Что же в таком случае мы имеем? Получается, это из пятого номера после ужина вышел юрист, держа в каждой руке по бутылке вина и столкнулся на галерее с Караваевыми? Они живут в шестом и седьмом, убитый проживал во втором. Встретились они где-то посередине галереи. Все складывается. Как Истомин объясняет этот факт? Или вы с ним еще сегодня не общались? Ах, да! – вспомнил что-то генерал, взглянув на часы, показывавшие половину восьмого утра. – Он же вчера был в стельку… Думаю, раньше обеда не придет в себя.

– К сожалению, – подтвердил старший инспектор. – А госпожа Астафьева должна прийти ко мне на беседу к одиннадцати утра, боюсь, она тоже все еще спит, и я не решился их беспокоить, тем более что еще нет заключения экспертизы по пробкам. Я уже вызвал экспертов в лабораторию и сам отправлюсь туда же. Думаю, что к разговору с Астафьевой у меня уже будет заключение. И тогда я смогу точнее сформулировать вторую рабочую версию.

– Отлично, – кивнул генерал. – Не забудьте, как будет готово заключение экспертов, прислать мне его по электронной почте. Будем ждать с нетерпением.

Антонидис уже десять минут как ушел, а Смолев с Манном все сидели за столом, погрузившись в размышления.

Наконец генерал нарушил затянувшуюся паузу:

– Что ты обо всем этом думаешь, Саша, в свете последней находки нашего общего друга?

– Сам знаешь, – пожал плечами Алекс. – Все скажет экспертиза. Если пробки чисты, то яд скорее всего попал в вино уже после того, как бутылки были открыты. Если в пробках найдут следы анилина, то, значит, вино было отравлено до того, как его откупорили. А из этого следует, что кто-то каким-то образом проткнул пробки и ввел яд заранее. Сделать это можно с помощью медицинского шприца, с достаточно длинной и прочной иглой.

– Сомнительно мне что-то… – покачал головой генерал.

– Сложновато, согласен, – пробки достаточно плотные – трудно, но можно. Просто навыки обращения со шприцами для этого требуются. Хотя бы минимальные. Иначе можно с непривычки сломать иглу, разлить содержимое шприца, – да мало ли! И даже пораниться.

– Согласен, – мотнул головой Манн. – Минимальные навыки… Как, например, у медсестры-недоучки. Что там сказала Караваева про Астафьеву? Незаконченное медицинское училище в Пензе?

– Какой смысл ей травить юриста? – покачав головой, после паузы заметил Смолев. – Нет, тут что-то другое. Травить своего сожителя, Истомина, ей тоже нет никакого резона: он ее содержит и закрывает регулярно глаза на ее загулы. Истомин ей не муж, умерев, наследства не оставит. И она прекрасно знает, что именно из спиртного пьет, а чего не пьет ее сожитель. Думаю, отсюда и слова убитого, сказанные им незадолго перед смертью. Про халяву. Думаю, что Истомин под хмельком широким жестом просто-напросто отдал бутылки с вином юристу. Подарил. Мол, все равно я это не пью. Сам-то он, как я помню из разговора в таверне, пьет исключительно виски и коньяк, предпочтительно коллекционные.

– Губа не дура у бывшего простого инженера СМУ… Ясно. Будем ждать экспертизы и того момента, когда Истомин придет в себя настолько, что сможет дать показания, – подытожил Манн. – Кстати, по происхождению яда, ты же собирался переговорить с механиками. Сложилось?

– Вчера не успел, – отрицательно покачал головой Смолев. – А сегодня даже рад этому. С кем-то из них Астафьева водит шашни. Пока все не ясно до конца, – не спугнуть бы. Если убийца, зная об этой связи, решил их подставить, – это одно, а если механик действительно причастен, – совсем другое.

– Добро! – сказал генерал, поднимаясь из-за стола и потягиваясь. – Засиделись мы с тобой. Может, на море? Окунемся? Мои все равно еще часик точно будут спать. Давай? А то вернусь в Афины и буду локти кусать!

Только Смолев собирался сказать генералу, что готов отправиться с ним на пляж, как в этот момент в дверь требовательно постучали.

Манн вопросительно посмотрел на Алекса. Тот недоуменно пожал плечами.

Из-за двери были слышны голоса. Особенно выделялся женский: «Толя, ты только не нервничай, не нервничай, мы сейчас все скажем!»

Смолев вздохнул: «Караваева!»