Одиссея

Колдунья вышла, во дворе был слышен поросячий визг,

Затем в покои ворвалось свиное стадо, но человечья суть

Все ж в них осталась, и катились слезы градом вниз

На плиты пола, растопить, пытаясь, хладный мрамор.

Сосуд широкий принесли по указанию богини,

И руку, погрузив в него, пахучего зеленого бальзама

Немного зачерпнув, помазала животным спины.

И в тот же миг свиная спала жесткая щетина,

И приняли товарищи вновь человечий вид.

В объятья бросились вождя, но пахли так овином,

Что отшатнулся царь невольно, тут не до обид.

Цирцея к Одиссею подошла и все отпряли,

Взяв ласково вождя за руки, предложила:

«Не медли царь, чтобы друзья твои воспряли,

Иди на берег и скажи, что всех я пригласила

В мой дом, и буду рада оказать гостеприимство.

Уж солнце опустилось за деревья, когда вышел

Вождь из лесу, и к берегу тотчас же устремился,

Навстречу кинулись товарищи, шаги его услышав.

Велел им царь корабль оттащить от берега подальше,

А все богатства со снастями схоронить в сухой пещере.

Затем идти за ним к Цирцее, чтобы сесть за стол пораньше,

И пировать с друзьями вместе, позабыв о всех потерях.

Такая весть пришла всем по душе, и только Эврилох

Отговорить пытался их, и за одежду, трогая, кричал:

«Безумные, куда спешите, перешагнете только вы порог,

Как облик потеряете людской, забыли, как друзей загнал

Безумный Одиссей в пещеру к злому великану,

Погибнете вы все по прихоти вождя, но я не стану».

Больное место Одиссея Эврилох сумел задеть,

Сюжет был раной незажившей и слова, как плеть

Ударили по ней, и, вытащив свой меч, пронзить хотел

Он болтуна, но итакийцы удержали, сказав, что пожалеет,

Но если Эврилох идти не хочет, то пусть себе сидит без дел,

Они же Одиссею верят и все последуют за ним к Цирцее.

И, вытащив корабль подальше на песок,

Перенеся весь груз его в пещеру,

Команда вся за Одиссеем чрез лесок,

Вслед устремилась с радостью и верой.

За ними все же увязался Эврилох,

На берегу один он не хотел остаться

И в отдаленье вел негромкий монолог,

Стараясь пред собою оправдаться.

Товарищи же те, что ожидали у Цирцеи,

Давно омылись и, приняв достойный вид,

В одеждах чистых за столом вели без цели

Пустые речи, вспоминая дом и мирный быт.

Прекрасное пурпурное вино и яств обилье

Позволили забыть невольный плен и стыд,