Истинная история царевны-лягушки. Часть 2. Дорога в небо. Оптимистический постапокалипсис

– Да погоди ты, – прервал я даму из ковра.– Дай хоть на осла сяду.

– Не возражаю, – ответил навигатор.

– Приятно иметь дело с вежливыми… э… людьми, – улыбнулся я и убрал платок-навигатор в карман.

– Будешь в степи – не расслабляйся! – Наставительно произнёс отец.– А то знаешь, как это бывает. Аромат разнотравья, пение жаворонка… Бац, и тебе в лоб уже дуло ружья смотрит! А такого напарника, как у меня, нет, – он вздохнул и добавил:– Да и никакого нет.

– У меня Ницше есть, – успокоил я батюшку. Царь с сомнением посмотрел на ослика:

– Тот ещё напарничек.

– Этот ушастый последнее время преподносит сюрпризы, – я улыбнулся и погладил своего четвероногого.– А ещё он умеет хранить тайны.

– Да у нас вся конюшня умеет хранить тайны! – хихикнул отец.

Потом он крепко обнял меня на прощанье и пожелал счастливого пути.

Глава 5

Ницше неторопливо пылил копытами по дорожке. Пока указания носового платка соответствовали изгибам единственного пути. На участке, где повороты следовали один за другим на протяжении пары километров, у меня возникло огромное желание отключить навигатор. Уж слишком часто звучали указания. К счастью, потом дорога стала прямой.

Порывшись в кармане, я достал взятую в домике Натали книжонку. Ароз Азорин. Никогда не слышал про такого поэта. Посмотрим.

Любовные грёзы
Как белые козы
Пасутся в овраге уставшей души
В родные просторы
Крадутся как воры
Но дальше им красться ты не разреши

Однако. И Натали такое читала? Я пролистал ещё пару страниц и обнаружил стихи, помеченные красным карандашом.

Ее глаза на фары не похожи,
Нельзя губищи бампером назвать,
И не блестит под цвет «металлик» кожа,
Мочалкой старой вьется прядь.

Я почесал макушку. Что-то мне это напоминало.

С дамасской розой, ссохшейся в гербарий,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело нюхать буду я с фига ли?
То ж не фиалки нежный лепесток.

Вот бедняга Шекспир! Я б на его месте встал из могилы, нашёл автора сего опуса и пожал ему горло. Какой там был номер сонета?

Ты не найдешь в ней завершённых линий,
Полосок жёлтых словно на пчеле.
Не знаю я, как выглядят бикини,
Но вряд ли куртуазно на филе.

А вы б не заперли охальника в подвале,
Когда бы вас коровой обозвали?

Я глупо захихикал. Ницше обернулся и вопросительно поглядел на меня.

– Ну, что ты смотришь? Я просто в восхищении от современной литературы. А если хочешь, чтобы я тебе этот бред почитал вслух, но без выражений, попроси. Я знаю, ты умеешь.

Ослик с укоризной посмотрел на меня.

– Не дави на жалость, – хмыкнул я.– Слышал я, как ты по-немецки шпрехаешь. Так что либо попроси, либо поедем без развлечений.

– Плиз, – сквозь зубы процедил Ницше.

– А по-русски? – ничуть не удивившись, потребовал я.

И тут моего ослика словно прорвало:

– Да что ж такое! Я, честный осёл, должен ещё и просить! Пашешь тут на вас, людей бестолковых, пашешь. А где благодарность? Где благодарность, я тебя спрашиваю? – тут он резко сел, чуть не опрокинув меня на спину.– Да, я молчал. Молчал, сколько мог. Но даже моему ангельскому терпению пришёл конец! Почему я должен носиться по совершенно не нужным мне делам, в то время как на конюшне тепло, сухо, да ещё и обед? И комрад Тишка рядом – есть с кем побеседовать о классической литературе! Пусть он и молчит постоянно, но, уверен, всё понимает. В отличие от вас, людей. Что-то всё бегаете, суетитесь. Хорошо, что хоть стреляете редко. Но это не от большого ума, а из-за отсутствия боеприпасов. Злые вы. На конюшне даже последний мерин ведёт себя гораздо интеллигентнее самого воспитанного царевича!

Я стоял рядом и ждал, когда же этот словесный поток закончится. Но Ницше никак не унимался. Тогда я подошёл и поцеловал его в нос. Ослик замер на полуслове, правый его глаз внезапно увлажнился, и огромная слеза скатилась по щеке.

– Я тебя тоже люблю, – смущённо пробормотал он.

– Что ж ты молчал всё это время? – я обнял Ницше и присел рядом.

– Люди любят, когда ничто в их жизни не выходит за рамки обыденного, – начал мой четвероногий философ.– Стоит появиться чему-то новому, необычному, и вы сразу объявляете охоту. Поймаете, посадите в клетку и будете ходить вокруг, глупо хохоча и тыкая пальцами. Что-то мне такая судьба совершенно не нравится.

– Ты же знаешь, я бы тебя в обиду не дал. Помнишь, как я тебя из Тараканьего леса тащил? Другой бы бросил. А я до дома донёс.

– Глупый поступок, – ослик тряхнул головой.– Я, честно сказать, пришёл в себя уже на выходе из леса.

– Так чего же ты надо мной издевался, притвора ушастая? – я в возмущении щёлкнул его по носу.

– А когда ещё будет такая возможность на человеке прокатиться? Да и стресс у меня был из-за паука.

– Ладно, двинули дальше, – я поднялся и отряхнул одежду.– Пойду пока рядом, а то опять обвинять станешь.

– Почитаешь? – Ницше забежал вперёд и с надеждой уставился мне в глаза.

– Почитаю, – я согласился, но счёл нужным предупредить:– Но ты учти, стихи своеобразные.

– Ничего, посмеёмся вместе.

Я открыл книжку наугад и продекламировал:

Замотался я в шарф голубой,
На меня в помещенье чихали.