В результате, тот же самый номер люкс был оплачен за двое суток, по каталожной, а не коммерческой цене, их портфели возвращены из камеры хранения. Продукты пообещали вернуть на место через пять минут. Последняя бутылка Амаретто перекочевала из портфеля Шурика сначала Королеву, а потом администратору и москвичи направились в свой номер.
Но видно пообедать или поужинать в ресторане гостиницы Октябрьская им сегодня была не судьба. В коридоре не доходя до своего номера, они встретили идущих им навстречу летчиков еще с одним молодым человеком, судя по форменной еще аэрофлотовской фуражке, то же летчиком. Вся компания находилась в тревожном ожидании и явно кого-то искала. Судя по всему именно Горелова с Королевым.
Михаил, увидев своих пассажиров, даже расплылся в добрейшей улыбке, заметив, что давно их ищут, но найти не могут, поэтому уже два часа не знают, что делать – лететь сегодня в Москву или нет. Выяснив, что полет на сегодня отменяется, летчики похлопали по плечу молодого человека в аэрофлотовской фуражке, и представили его Горелову и Королеву:
– А это печально известный Василий, который сегодня хочет про ставиться.
Заметив удивление на лицах банкиров, Михаил пояснил:
– Это он нас позавчера чуть на тот свет не отправил, взлетев без согласования с диспетчером. Ему директор аэропорта строго настрого сказал о необходимости компенсации за доставленные гостям неприятные минуты при посадке самолета. Хотя сам бы уже должен направить официальную бумагу в его авиакомпанию с информацией о происшедшем факте. Однако до сих пор не отправил.
– Вот Василий, как командир корабля, и весь его экипаж просят нас не включать данный инцидент в наш полетный журнал, мол запись переговоров с землей все равно уже давно никто не прослушивает по окончанию полета и никто о данном случае не узнает. Все понимают, что за такие штучки больше не допускают к перевозке пассажиров, а при советской власти завели бы уголовное дело за халатное отношение к своим должностным обязанностям, которые могли принести вред здоровью более сорока граждан страны и потери двух воздушных лайнеров. Мы то вроде уже на него обиду не держим, но объясняем, что везли на борту двух крутых московских банкиров и без их согласия на должностное преступление идти никак не можем.
– Поэтому ждем вашего решения господа, – закончил свою тираду Михаил.
Василий понуро опустил голову в аэрофлотовской фуражке и жалобно посмотрел на москвичей. На вид был он совсем молодым парнем, примерно такого же возраста как Королев и непонятно каким образом он за такой короткий срок дослужиться до командира экипажа.
Семен Семенович весело подмигнул Горелову и сказал:
– Командир давай простим этого пилота, мы же живы и даже синяков себе не набили. Это будет не по-русски, если всех лихих пилотов от самолетов отлучать, кто же летать будет, а?
Горелов в глубине души был убежден, что именно таких пилотов и нельзя, не в коем случае сажать за штурвал, но оставшись в единственном числе, только махнул рукой.
– Ну и славненько, – заключил Михаил, обнимая за плечи Горелова и Королева, – машина ждет у подъезда гостиницы, как говорит Василий, поляна давно накрыта самыми лучшими яствами, осетинская водка уже охладилась. Весь экипаж ждет только нас.
– А сколько человек в вашем экипаже – поинтересовался Королев у Василия?
– Пятеро, три летчика, включая меня, и две бортпроводницы, – ответил до сих пор молчавший пилот.
– Здорово, обрадовался Семен Семенович, с десятого класса мечтаю выпить в компании стюардесс. Пошли командир, посмотрим, чем местные летчики попытаются компенсировать неприятные минуты пережитые нами.
Горелов подумал о завтрашней встречи в центральной конторе Октябрьской нефти и захотел отказаться от второй пьянки на земле Октябрьска, но вспомнив сегодня бездарно прожитый день, решил ничего не говорить и принять приглашение. Тем более, что кроме него никто о завтрашнем дне особенно не думал, да и время было детское – конец рабочего дня.
Московские банкиры, просто оставили выданные им портфели в своем номере и вместе с летчиками вышли из гостиницы, где на стоянке стоял УАЗик, прозванный в народе «буханкой». Все вместе весело заняли места, за руль сел Василий и тронулся в темному.
– Куда едем, – поинтересовался командир московского экипажа у Василия, видя, что УАЗик уже выехал за город. Дома вдоль улицы закончились и в кромешной темноте был виден лишь кусочек не чищенной дороги, освещаемый слабенькими фарами машины.
– На дачу к нашему штурману и его жене, она по совместительству также наша стюардесса. Он развелся со своей первой женой и сошелся с Жанной. С квартиры его выгнули, а Жанна жила в нашей общаге. Вот и пришлось им перебраться на дачу, уже почти год там живут. Да вы не беспокойтесь это недалеко километров пятнадцать от города. – Охотно разговорился местный летчик.
Судя по тому, что было видно из машины, дорога явно не была магистральным шоссе, встречных машин не встречалось, ехали по следу другой машины, который был уже порядком засыпан снегом. Шурику все это не очень нравилось. И он поинтересовался у Василия, как они доедут назад в гостиницу, после банкета.
– Да не переживайте, вас отвезет назад Семеныч, это хозяин дачи, наш штурман, он в завязке. Жанка только после того как он закодировался согласилась с ним связаться, – весело рассказал Вася.
Не хрена себе, штурман самолета закодированный алкаш, подумал Горелов, как же он летал до кодировки и посмотрел на Королева. Того наверно посетили те же мысли и он, едва видимый в свете тусклой потолочной лампочки, скорчил Горелову смешливую рожу. Как ни странно, но рассказ местного летчика его московских коллег ни капли не удивил.
Ехать было действительно не долго и через полчаса они подъехали к дому, в котором горел свет. Дом стоял прямо на въезде в садовое товарищество на шести советских сотках. Судя по всему больше в данном месте никто не жил, так как вокруг простиралась такая темень, про которую говорят, хоть глаз выколи. Не видно было ни звезд, ни луны и эту темноту нарушали лишь фары машины, на которой они приехали и свет из окон дома, к которому они подъехали.
От дома к воротам вела расчищенная от снега тропинка и разгоняя первозданную тишину, что то громко гудело. Василий, вылезая из машины вместе с москвичами, радостно сообщил, что Семеныч завел генератор, для дорогих гостей и им не придется сегодня сидеть с керосиновыми лампами и фонарями. У Семеновича отличный генератор, японский, ему его отдали родители, который купили его еще в советское время на сданные сельхозпродукты. А электричество в садоводстве на зиму отключают, что бы бичи не забирались в домики и там не жили в зимний период.
Тем временем из дома вышел здоровенный мужик в тулупе, наброшенном прямо на рубашку, и направился в их сторону.
– Что-то ты долго Василий, мы уже заждались, добрались нормально?
– Да все нормально Семеныч, пришлось немного пассажиров подождать.
Семеныч, посмотрев на компанию из пяти москвичей, два из которых были одеты в осенние плащи, внезапно загоношился и весело махнул рукой зовя всю компанию в дом.
Дом представлял из себя сруб наверно метров шесть на восемь, перегороженный пополам огромной печкой от которой веяло приятным теплом.
Увидев, что москвичи оглядываются, где бы раздеться, подвел их к вешалке, завешенной занавеской, и из под нее извлек целую кучу коротких валенок разных размеров.
– Вот это самая обувь у нас в Сибире зимой, – очень дружелюбно улыбаясь сказал хозяин. – Разбирайте кому какие подойдут. Меня зовут Николай Семенович, я самый старший в нашем экипаже и ребята меня за это уважают и зовут по отчеству. А для тех, кто старше можно просто Николай.
Московские летчики и московские банкиры то же представились и пожали руку хозяину. Горелов знакомясь с Семеновичем рассмотрел его получше и понял, что возраста он как раз такого, про который говорят: «седина в бороду – бес в ребро» и стоя рядом удивился его габаритам. Николай Семенович по своей стати напоминал былинного богатыря, косая сажень в плечах, рост под два метра, кулаки с голову Шурика, аккуратно подстриженная начинающая сидеть борода и по-детски синие глаза.
Со второй половины дома подошли знакомиться остальные члены Октябрьского экипажа. Две милые дамы, одна совсем молоденькая, вторая лет за тридцать, представились как Мила и Жанна, молодой человек примерно такого же возраста как Василий представился как второй пилот Гена. Дамы были высокими и фигуристыми, Гена то же выглядел здоровяком, со здоровым румянцем на лице.
Перезнакомившись, гости и хозяева пошли к уже накрытому во второй половине дома столу, накрытому всевозможными закусками в основном домашнего приготовления. Между ними стояли бутылки с Осетинской водкой. Горелов, уже как то привык, что в Октябрьске пьют только такую водку.
Шурик обратил внимания, что Семен Семенович постарался сесть рядом со стюардессой Милой, которая была на голову выше его. С другой руки у Милы уселся Геннадий. Он и Семеныч открыли водку и разлили ее по граненым стаканам, которые стояли перед всеми участниками застолья, включая женщин. Себе хозяин водки не налил, а произнёс тост со стаканом наполненным чем то красным, как оказалось впоследствии клюквенным морсом, кстати, очень вкусным. Тост был простым и коротким – За знакомство.
Потом пили за безопасность полетов, милых дам и горячее, которое действительно оказалось очень горячим и вкусным. Потом на Шурика накатился жуткий приступ совести. Он представил себе, что не выполнит поручение Борис Ивановича или выполнит не в срок и прощай, даже не начавшись, его хорошая жизнь. Не водку сейчас надо пить, а думать, как оформить обременение акций и молиться, что бы все получилось. Водка сразу показалась противной и он стал только мочить губы при очередном тосте.
Впрочем, кроме него никто из москвичей о ближайшем будущем особенно не задумывался. Семен Семенович лихо опрокидывал стакан за стаканом, хотя в каждый стакан и наливали не более пятидесяти граммов, но их количество заставляло Горелова задуматься каким завтра будет его помощник. Но Королев был в ударе, непрерывно шутил, рассказывал веселые истории о своей московской жизни, где, если его послушать он был завсегдатаем популярных ночных клубов, анекдоты и тосты. Не отставали от Семена Семеновича в части выпивки и летчики, что московские, что октябрьские. Но в части рассказов им до Королева было далеко.
Как обратил внимание Горелов, Николай Семенович спиртное не пил, обе дамы присутствующие за столом пили очень умеренно. Но самое главное было то, что Семен Семенович, очевидно, положил глаз на младшую стюардессу и теперь, изрядно выпив, распустил перья как павлин желая понравиться своей соседке по столу, что ей явно льстило.
Курить, по просьбе хозяйки, выходили на крылечко дома, которое освещалось из одного из окон. Погода стояла отличная, падал редкий снежок, был небольшой морозец. В туалет тоже бегали на улицу к отдельно стоящей будке, прихватив с собой электрический фонарик, который им выдал хозяин.
Что-бы не вступать в конфликт со своей совестью, и не выпить больше положенного, Шурик стал чаще выходить на крылечко покурить. Кроме того, сигареты были его любимые Мальборо, которые они с Королевым купили к первой пьянке с летчиками. Шурик на всякий случай заныкал одну пачку и сейчас с удовольствием их курил со всех сторон кроме одной, объятый темнотой.
Здесь к нему присоединился хозяин дома и рассказал, что в свое время летал с отцами Васьки и Генки, а теперь летает с их сыновьями и следит за их поведением по просьбе родителей, которые сейчас на пенсии и перебрались на большую землю. Заметив удивленный взгляд Шурика, он пояснил, что здесь под большой землей подразумевается вся европейская часть бывшего Советского Союза южнее полярного круга.
Его бывшие члены экипажа, еще в бытность Горбачевской перестройки, видно так намерзлись здесь на севере, что получили себе жилье на юге Украины, о чем сейчас страшно жалеют и даже подумывают вернуться назад в Октябрьск, в Россию, где и пенсия лучше и порядка все-таки больше чем в Хохляндии.
А пока Семенович, присматривает за ребятами. С Васькой особых проблем нет, ведет себя как вся Октябрьская молодежь, которая худо-бедно зарабатывает деньги. Постоянной девушки пока нет. Приударяет за всеми девчонками, что попадаются на пути, пьет в меру, на работу с похмелья не ходит, хотя сейчас и никакого контроля за этим нет, не то, что в советское время. Старается в приключения не ввязываться, тусуется только в своей компании с ребятами знакомыми еще по школе.
С Генкой сложнее. Он влюблен в Милу, которая относится к нему только как к коллеге по работе. Мила поздний ребенок из очень хорошей семьи, ее родителей знает весь Октябрьск. Папа начальник РОНО уже лет пять, а до этого был директором лучшей школы во всем городе. Ее заканчивало все руководство города и Октябрьской нефти. Мама у Милы начальник отдела кадров Октябрьской нефти, как сейчас модно говорить градообразующего предприятия.
Мила бредит большим небом, мечтает летать стюардессой на международных авиалиниях, закончила филологический факультет пединститута, отлично знает английский язык. Но где в Октябрьске найдешь такую работу? Что бы ее удержать дома, ее полгода назад устроили на работу в нашу авиакомпанию. Но мы же летаем только до областного центра и обратно. Естественно девочка мечтает о большем, а ее родители уже предпенсионного возраста не хотят отпускать ее одну в большой город при современном бардаке, но пообещали что-нибудь придумать в течение года. Сама Куприянова будто уже договорилась пристроить ее в Питере на международные линии. Вот она и мается у нас в глубинке, ждет, когда пройдет обещанный год. А тут наш Генка ей проходу не дает, надоедает ей жутко, то ноет, то обещает золотые горы. Я с Жанной едва уговорил Милу сегодня присутствовать на нашем банкете.
Про Куприянову Шурик уже слышал. Он хорошо помнил, что в центральной конторе Октябрьской нефти им сказали, что она в отпуске по уходу за ребенком. Какое отношение финансовый директор Октябрьской нефти имела к Питеру, Горелов не знал, да и сейчас его это не особенно интересовало. Хотя в голове промелькнула мысль, про самолеты, на покупку которых его банк выдал кредит и международные полеты.
Вернувшись после очередного перекура в дом, Шурик увидел, что уже изрядно пьяный Генка ведет такого же пьяного Семен Семеновича на улицу со словами «ты меня обидел, сейчас пойдем биться, по-нашему по сибирски». Впрочем, что такое биться по «сибирски», Шурик так и не узнал, так как идущий за ним Николай Семенович за шиворот оттащил Геннадия от Королева и повел назад к столу.
А Шурик, взяв едва стоящего на ногах Семен Семеновича вышел с ним покурить на крыльцо, где тот рассказал о его неземной любви к стюардессе Миле и о козле Генке, который им всячески мешает, несмотря на то, что Мила любит только его Королева, уважаемого московского банкира.
Шурик понял, что пора заканчивать пьянку и возвращаться в гостиницу, не то окончание банкета грозило перейти в банальную потасовку. Да и завтра, судя по всему, от Королева будет немного пользы.