Хроники ГСМ. Это больше, чем правда, это – жизнь!

– Что-то он не очень радостен, – констатировал я неожиданный факт.

– Может, забыл что? – предположил гардемарин.

– Ага, или что-нибудь вспомнил.

– Или что-то потерял.

– Или нашёл.

Мы посмотрели друг на друга и одновременно выдохнули:

– Золото!

Но, как потом оказалось, геолог наш ничего не терял и ни о чём не забывал. Дело обстояло так. Мишка, Толик и Сергеич, створившие визирку примерно в километре от нас, снова наткнулись на тот же самый ручей. Он опять пересекал нашу трассу. Мишка свалил ёлку, сделав мостик, но получилось не очень удачно, и ребята не стали переправляться по нему, а отыскали метрах в двадцати перекат. Они уже отошли метров на сто от ручья, когда увидели, что сзади, нагнавший их геолог, отчаянно балансируя, ступает по забракованному мостику. Тогда Мишка, желая помочь, закричал:

– Не ходи по мосту, там, справа, есть брод!

Геолог резко вскинул голову на крик, отчего потерял равновесие и, отбросив в сторону свой бур, быстро-быстро замахал руками, словно пытаясь взлететь. Но долететь он смог только до поверхности ручья и с шумным всплеском нырнул в воду. Через пару минут геолог благополучно выбрался на берег, и все, кто был в радиусе полумили, узнали о себе много нового, а так же получили достоверные сведения о ручье: откуда он взялся, кто его придумал и куда ему теперь необходимо течь!

Когда геолог вытащил из воды свои буровые принадлежности, выяснилось, что вымокли все его документы и сигареты. Настроение его, и так упавшее ниже дна злополучного ручья, всё же опустилось ещё ниже, и наши пацаны услышали из уст профессионала, что не всё в геологии так уж прекрасно и безупречно, а так же узнали, из чего состоят буры и куда их обычно засовывают, когда они становятся в тягость!

После того, как геолог облегчил душу, он стрельнул у ребят курева и пошёл восвояси, справедливо рассудив, что сегодняшний день отработан продуктивно.

Сроки жали, как испанские сапоги, и мы решились на рывок. Объединившись в одну бригаду и вооружившись двумя мощными бензопилами, мы ринулись в бой!

Кокетливые ёлки, коренастые сосны и белотелые пышноволосые берёзки замертво падали направо и налево, безжалостно срезанные острозубыми подружками Мишки и Толика, а те только поддавали газу, да так, что Колян, таскавший рюкзак с маслом и бензином, едва поспевал от одного к другому! Я почти галопом скакал впереди с саблей, подчищая кустарник и выстворяя направление, а так же устанавливая отражатель на забиваемых точках. Женька с Антоном ползли сзади, выполняя профильную съёмку и отрабатывая ход.

Солнце, раскалясь добела, выпаривало животворную влагу из наших скукожившихся телес. Летающие насекомые стервятники плотными облачками пикировали на нас, вырывали куски дымящейся плоти, а вместо них вливали в нас ядовитые соки. Руки и ноги гудели, как набатные колокола, а в глазах прыгали сотни кретинически смеющихся зайчиков. Но мы тупо и упрямо продвигались вперёд, потому что там, у реки Айюва, была конечная точка наших мучений – там нас ждал Огнев! Нет, конечно, Николаич не сидел там, на крутом бережочке, с нетерпением вглядываясь в лесную чащобу и смахивая скупые слёзы предвкушения радостной встречи. Просто где-то там был обтёсан пенёк, а на нём сделана надпись с номером последней точки хода Огневской бригады, и именно на эту точку мы и должны были выйти.

В сумерках, выжатые, как нижнее бельё в центрифуге, но довольные, как Казанова, заслуживший долгожданную импотенцию, мы вырубились к неширокой и мутноводной Айюве. И там, безо всякого удивления, узнали, что вышли южнее трассы Николаича. Удивление вызвало другое: нестыковка составляла… восемьсот метров!

– Ну и как там шеф? – поинтересовался я у Женьки.

– Очень рад! – бросил он спутниковый телефон на кровать. – Сказал, чтоб перезвонил через десять минут.

– И что можно решить за десять минут?

– Что ты, Серёга, шефа не знаешь?! Если он сказал: десять минут, это значит – час!

– Впрочем, тут и так всё ясно. Поскольку проектировщики дали нам неверный угол, нужно будет выставлять истинный и перерубать последние пять километров.

– Ага, – Женька снял очки и нервно потёр переносицу, – а это сколько дней?

– Два.

– Это если гнать, как сегодня. Но, во-первых, такой темп нам не выдержать, а, во-вторых, даже и выдержав, мы не уложимся в сроки!

– А сдвинуть сроки…

– Нельзя!

– Тогда есть только один вариант: сшить наши трассы, как есть.

– Между прочим, это очень хороший вариант.

– Ну, ещё бы! Только вот ЛЭП, вместо того, чтобы идти по прямой, что вполне естественно со всех точек зрения, сделает эсесовский зигзаг!

– Какой зигзаг? – Женька посмотрел на меня недоумённо, но тут же лицо его прояснилось: – А что, очень похоже!

Через час шеф сообщил нам то, что мы уже просчитали сами: нужно делать сшивку.

Как мы ни бились, но до темноты закончить не успели. И оставалось-то работы часа на два-три, но природа, зараза, обделила человека ночным зрением, поэтому, увы, в этой ситуации мы оказались бессильны перед нею, как любвеобильная красотка перед натиском супермена!

– Что будем делать, коллеги? – обратился к нам Женька. – Поедем домой, а завтра обратно или…

– Вы как хотите, а я остаюсь, – Мишка огляделся, завёл пилу и пошёл с ней к толстой сухой сосне. Через несколько мгновений массивное дерево уже лежало на земле, распиленное на несколько чурок.

– Ну, и что это ты такое изобразил? – не понял я Мишкиных манипуляций.

– Это – стульчики и стол, – пояснил Мишка. – До рассвета осталось четыре часа, пересидим как-нибудь, а заодно и поужинаем.

– И что же мы будем есть? Грибы жарить? – законно поинтересовался Толик, поскольку припасы у нас, конечно, были, но мы их слопали ещё в обед.

– Да у меня тут несколько крошек завалялось, – оживился Колян и принялся шарить в своём не мелком рюкзачке.

И правда, там кое-что нашлось: несколько суповых пакетов, банка рыбных консервов, полбуханки хлеба и ещё, конечно же, чай и сахар.

– Вот молодец! – обрадовался Женька. – Вы всё ругаете Коляна за то, что он с собой много еды таскает, а как сейчас это к месту!

– Колян, я с тобой дружу! – замурлыкал гардемарин, придвигаясь поближе к продовольствию.

Налопавшиеся, пусть и не до отвала, мы развалились вокруг костра, блаженствуя от внешнего и внутреннего тепла. Колян с Антоном крепко спали, а остальные просто сладко подрёмывали. Но один человек не спал, и вовсе не потому, что страдал бессонницей, нет, ему спать не давали комары. Странное дело, но никого, кроме Толика, комары не доставали! Он уже извёл на себя все имеющиеся у нас запасы реппелентов, но зудящая братия, казалось, задалась целью, несмотря ни на какие угрозы для своих жизней, задолбать нынче этого человека насмерть!

– Да что же это такое! – взвопил наш водитель-вездеходчик. – Почему они ко мне привязались!

Вы все, конечно, люди взрослые и понимаете, что не мог так ласково разговаривать Анатолий с этими кровососущими камикадзе. Но, если бы я привёл здесь хоть малую толику тех определений, глаголов и междометий, кои прозвучали в ту тёплую сиреневую ночь, то от смущения у вас покраснели бы даже те части тела, которые и краснеть-то не умеют! Так и осталось это загадкой: почему комары при таком солидном выборе ограничились лишь одним кандидатом…

Вот и всё. Трасса закончена. Сегодня на поезде уехали Сапоги и Антон. Братья – домой, а гардемарин – к Огневу, он повёз данные нашей работы, чтобы там Николаич соединил их с данными работы своей.

И всё, кажется, хорошо, но нет полного удовлетворения, нет истинной радости. И не в хандре или усталости дело, тут причины иные.

Вчера вечером шеф задушевным голосом сообщил мне «приятную» весть:

– Ну, Серёга, я тебе завидую, ты едешь туда, куда всю жизнь мечтал попасть!

– На Становой хребет?! – вскричал я, не веря своим ушам. – Или на Кубу?!

– При чём тут хребет и Куба? – после малой паузы удивился шеф.