– А что ты делал раньше?
– Что делал я? Я работал в журнале, как и раньше. Жил. Занимался спортом – в рамках строгих рекомендаций врачей.
– Вот и занимайся этим дальше.
– Ника…
– Нет, Вася. Я не хочу больше ничем заниматься. Я не знаю, что ты думаешь, какие у тебя мысли, говорю за себя: я больше не хочу заниматься ничем, кроме сидения дома. Любая деятельность опасна. Везде тебя хотят обмануть и убить. Я не хочу никого приобретать и никого терять. Я к этому не готова, я слабая, толстая женщина. Я не создана для работы.
– И что ты будешь делать дома?
– Умирать. Я буду тихо и спокойно умирать.
– Но это не дело, Ника, ты молода…
– Дима был тоже молод. И умер. И я тоже умру.
– Так не пойдет, Ника.
– Это не тебе решать. Думай за себя.
– Это твой телефон звонит?
– Нет, твой. Мой разряжен.
Вася пошарил в сумке Кристины и достал телефон. Номер не определился, но явно звонок был не из России, он начинался на «079». Вася ответил. Через несколько секунд его лицо озарила улыбка, он сказал по-английски: «Ника со мной сейчас, подожди секунду, я сделаю громкую связь».
Я вопросительно посмотрела на него, он положил телефон на столик и громко сказал:
– Привет, Джо!
Порыв ветра унес ответ Джо, в трубке раздался только странный писк, больше ничего. Любопытство заставило меня наклониться ниже, и я услышала:
– Ника, привет! Это Джо! Я рад, что вы с Васей вместе, потому что у меня есть к вам разговор. В общем, с Брэдли совсем беда. Он сидит дома, ничего не делает, не вылезает из постели. Я пытаюсь ему помочь, расшевелить, но это бесполезно. В общем, у меня опускаются руки. Что делать?
– Опустить их, – громко ответила я. – И оставить человека в покое. Если он хочет валяться в кровати, пусть валяется там.
– Но, Ника, ты же знаешь, это путь в никуда.
– Любой путь в никуда, Джо.
– О, похоже, вы с Брэдли на одной волне?
– Так точно.
– В общем, вот что: послезавтра я прилетаю в Москву, со мной будет Брэдли. Я не знаю, как заставлю его сесть в самолет, но я это сделаю. Мне нужно, чтобы вы собрались вместе, у меня есть к вам предложение.
– Джо, не усердствуй, – ответила я, – ничего собрать в кучу не получится. Все закончилось. Отпусти это.
– Нет, Ника, я не могу.
– Твое дело.
– Ника, я прошу тебя, пожалуйста, просто приедь и выслушай меня.
– Нет, Джо, прости. У меня нет ни желания, ни возможности. У меня сломана рука, она в гипсе, я в депрессии. Я жду не дождусь, когда окажусь в своей квартире на своем диване.
– Ника, пожалуйста!
– Нет.
Вася смотрел на меня умоляюще. Я категорично покачала головой. Я сказала: нет. Что непонятно? Простое слово. Три буквы. Если вы дальше будете приставать ко мне, я заменю буквы, но их число останется тем же.
– Ника, я не хочу на тебя давить, но ты мне должна. Поэтому соберись! Ты должна приехать. Послезавтра. Вася знает, в каком отеле я остановлюсь.
– Ты можешь остановиться у меня, Джо, – сказал Вася.
– Вась, я думаю, будет лучше вернуться в «Красные холмы». Все-таки там началась эта история. Пусть ее новое развитие будет там же. Спасибо за предложение, я обязательно приеду к тебе и Кристине в гости. Ника?
– Да, я буду.
Наверное, кажусь дурой. Во всяком случае, на лице Васи было выражение крайнего удивления. Я знала, что последуют вопросы, но отвечать на них не собиралась. Я действительно должна Джо, и этот долг я никак не перекрою. Никогда.
– Спасибо тебе, я буду вас ждать ближе к вечеру, часам к семи?
– Хорошо, – ответил Вася.
– Да, встретимся в «Красных холмах», – ответила я. – Прости, Джо.
– Пока, – ответил Джо.
Чтобы пресечь вопросы, я сказала Васе, что мне нужно домой. Срочно. Нужно убраться, помыться, купить продуктов и заняться собой. Я говорила почти откровенно: действительно, дел скопилось много, но это ведь не означает, что я буду все это делать. Вася предложил помощь свою и Кристинину, но я вежливо отказалась, понимая, что этим обидела его. Я ничего не могла с собой поделать. Вася был таким уязвимым, что почти невозможно сдержаться. Я не стала дожидаться Кристину, которую Вася, оказывается, отправил пить чай на второй этаж кафе, чтобы не мешать говорить нам, вызвала такси и уехала.
В моем почтовом ящике лежали газеты, целая пачка. Я взяла их и вызвала лифт.
Дома был кошмар. У меня совершенно выпало из головы, как я собиралась, как помогала мне хрупкая девушка фельдшер «Скорой». Мы переворачивали дом вверх дном, чтобы добыть нужные вещи, книги. Шмотки я выбросила в больнице, они были заляпаны гипсом, воняли лекарствами; книги я отдала соседкам по палате. С собой у меня осталась только сумочка с документами и сдохшим телефоном, зарядку к которому я, разумеется, с собой не взяла.
Ванная была залита кровью, над которой уже не летали мухи. Я бросила газеты на пол, следом швырнула сумку. Осторожно сползла по стене и заплакала.
* * *
Рыдала я долго и со вкусом: с трубным стоном, закусыванием губ. Слезы лились ручьями, я не знала, когда они остановятся. Я даже не знала, почему я плачу. Просто потому, что моя жизнь – дерьмо. И это самое дерьмо я оплакивала. Сил не было даже на то, чтобы встать и придумать себе что-нибудь поесть. Я чувствовала себя лужей, что растеклась под ногами и стоит без движения, ждет жаркого солнца, чтобы скончаться в муках, иссохнуть всем на радость.
Последняя газета «РБК» пришла сегодня. Почтальон с трудом втиснул ее в мой ящик, изрядно при этом помял. Я разровняла страницы, поливая слезами, и просмотрела.
Статьи о процессе не было. Я аккуратно сложила газету и взяла другую – за прошлую неделю. Здесь статья о процессе была, но небольшая.
«В Чикаго начался громкий судебный процесс над убийцей певца Джейсона МакКуина.