Консьерж

– Дежурный слушает.

– Сейчас придёт курьер в девяносто пятую квартиру, пропустите, пожалуйста.

– Принято, – ответил старик и посмотрел на часы. До конца его смены оставался час. Ровно в девять приходил сменщик, некий Валентин, толстый мужик лет пятидесяти, с ярко выраженной отдышкой. Родион подозревал, что у него или астма, или ещё того хуже – туберкулёз. У самого старика со здоровьем было более-менее нормально, только в последнее время организм стал подавать сигналы, на которые он старался не обращать внимание. То там кольнёт, то тут заноет, особенно иногда сильно побаливали ноги, но в целом Родиону было грех жаловаться. Другие в его возрасте уже становятся пожизненными инвалидами.

К шлагбауму подъехал велосипедист с большим коробом за плечами – курьер, понял консьерж, и открыл ему проезд. Развозчиками обычно были представители бывших среднеазиатских союзных республик, к которым Родион относился довольно благодушно. Они жили в городе тихо в своих съёмных квартирах, или просто обитали табором прямо на каком-нибудь складе своего земляка, и что самое главное – они не старались привносить свой устав в чужой монастырь. В отличие от кавказцев азиаты плохо говорили по-русски, плохо понимали, что им говорят, но старались, учили язык, и не хамили местным жителям. Нет, конечно, и среди них были элементы, которые плохо относились к аборигенам, но это было, скорее, исключение.

Парень подошёл к парадной и спросил вышедшего ему навстречу консьержа:

– Мне девяносто пятую надо.

– Поднимайся на третий этаж, – подсказал Родион, открывая дверь.

Парень прислонил велосипед к стене дома и бодро стал подниматься по ступенькам, игнорируя лифт. Старик проводил его взглядом, после чего уселся смотреть новости, которые на этот раз передавали по другой программе. Прослушав вести, он не нашёл в них ничего нового, после чего достал журнал дежурств и стал неторопливо его заполнять. Когда он писал последнюю фразу появился курьер, которого старик выпустил, подняв снова шлагбаум. После этого до конца смены ничего не случилось. Ровно в девять появился Валентин. Родион Степанович передал ему ключи, посоветовал держать порох сухим и, повесив на плечо свою небольшую сумку на плечо, покинул придомовую территорию.

Проехав на автобусе пять остановок, Родион Степанович вышел у своего дома, после чего зашёл в парадную и на лифте поднялся на пятый этаж. Открыв дверь квартиры ключом, он переступил порог своего жилища, в котором они с Зинаидой жили уже тридцать лет. Двухкомнатная квартира была небольшая, но уютная, жена любовно ухаживала за цветами, которые в изобилии были разбросаны по всей площади. Увлечение флористикой проявилось у Зинаиды давно, и Родион это только приветствовал, ибо цветы придавали их квартирке необычно живой, и можно даже сказать экзотический вид. Королём цветовой экспансии был, конечно, огромный фикус, похожий на тропическое растение. Он занимал угол около балконной двери, рядом с растением стояло любимое кресло Родиона, в котором он частенько расслаблялся, тем более, что до домашнего бара можно достать рукой не вставая. По стенам висели лианы, которые заканчивались аж у самых дверей, а на подоконниках стояли красивые цветы в горшках, но как они называются Родиону Степановичу было неведомо. Он знал только кактус, и это считал достаточным, остальное было делом Зинаиды. Жены в данный момент дома не было, ибо она уехала на всё лето на свою малую родину в деревню, чтобы подлечить больные суставы, и банда цветов была теперь на попечении супруга. В ящике кухонного буфета лежала тетрадь, где было написано расписание полива – эта обязанность не тяготила Родиона, но относился он к ней очень ответственно, свято соблюдая режим дачи влаги цветкам в определённой последовательности. Он понимал, что это залог сохранения растений, их жизнеспособности в городских условиях.

Родион Степанович переоделся в домашний халат, потом прошёл на кухню, чтобы сделать ревизию холодильнику. Оказалось, что кроме пельменей и куска колбасы в нём ничего не было. Варить пельмени после суточного дежурства было лень, поэтому он поставил чайник на огонь, чтобы только перекусить бутербродами, а потом завалиться спать. Этого распорядка старик придерживался всегда. Каждый раз он, приходя с дежурства, заглядывал в холодильник, каждый раз выбирал между пельменями и бутербродами, и каждый раз выбор выпадал на последние.

Съев пару бутербродов, старик заваливался спать, но почти всегда сон его был недолог – два-три часа от силы. Ночью на дежурстве ему удавалось подремать пару часов и этого было достаточно, чтобы, придя домой поспать совсем немого. И сегодня Родион Степанович не изменил своим привычкам. Он попил чай с бутербродами, после чего прошёл в спальню и лёг на широкую кровать с мягким матрасом.

Через час его разбудил телефонный звонок, причём звонили на стационарный, который стоял в гостиной. Чертыхнувшись про себя, Родион Степанович решил не подходить, он повернулся на другой бок и водрузил на открытое ухо вторую подушку. Звонки, наконец, прекратились, но вдруг ожил мобильник, лежащий на прикроватной тумбочке. На этот раз тирада пожилого человека содержала матерные слова, Родион сел, и, после небольшого колебания, всё же взял телефон. На дисплее высветился номер сына.

– Толя, я же просил не звонить мне сразу после дежурства! – возмущённо воскликнул Родион Степанович.

– Папа, ну извини, я запутался в числах, – ответил виновато Анатолий.

– Ладно, – сменив гнев на милость, ответил старик, – что там у тебя случилось?

– Это не телефонный разговор, можно я к тебе сейчас приеду?

– Приезжай, если тебе невтерпёж, – разрешил старик, тихо вздохнув про себя.

Анатолий был головной болью для пожилого человека. Он уже был дважды женат, и оба раза неудачно, его постоянные прожекты раздражали Родиона Степановича, ибо сын, уже разменявший пятый десяток, так и не определился с профессией. Он так же, как и отец искал себе применение в жизни, но в отличие от отца, за плечами которого было много профессий, не стал специалистом ни в одном деле. Бросив институт на третьем курсе, Анатолий так и не приобрёл специальность, всё время тратя силы на поиск каких-то эфемерных способов обогащения. Родион Степанович понимал, что сын в какой-то степени повторяет его судьбу, но всё же было существенное различие между отцом и сыном: один имел множество специальностей, другой – ни одной. Сейчас Анатолию исполнился сорок один год, и он был одержим идеей разбогатеть при помощи аферы с акциями предприятий. Родион Степанович в этом ничего не понимал так как был продуктом советской системы, но чувствовал, что здесь что-то не так, что очередная затея сына может плохо закончится. Правда, один раз Анатолию повезло, и он удачно вписался в проект строительства жилого комплекса, что позволило ему даже купить квартиру. Тогда Родион ему немного помог с деньгами, лишь бы отпрыск стал жить отдельно, но это было давно, ещё в середине девяностых, когда бардак в стране позволял проворачивать сомнительные, с точки зрения закона, операции. После этой аферы окрылённый удачей Анатолий несколько раз пытался провернуть нечто подобное, но у него мало что получалось. Разбогатеть разом не получалось, но сын раз за разом вписывался в сомнительные прожекты, не оставляя надежды на мгновенное обогащение. Время шло, и неудачливому бизнесмену всё чаще Фортуна показывала свой зад, а однажды дело чуть не дошло до суда. Анатолий тогда обратился к отцу за помощью, и Родион Степанович отдал свои последние накопления, чтобы сына не посадили, но, видимо, та история мало чему научила его, ибо Анатолий по-прежнему пытался вместо того, чтобы честно трудиться, продолжал искать лёгкий путь к мгновенному обогащению.

Сын приехал через полчаса. Родион в это время как раз снимал с плиты кастрюлю с пельменями, чтобы вместе с Анатолием пообедать, но тот отказался. Родион Степанович пожал плечами и сел за стол один, а сын пристроился рядом на кухонном табурете и смотрел, как его отец насыщается, не решаясь нарушить этот священный процесс. Поев, Родион Степанович закурил, посмотрел на своего отпрыска и сказал:

– Чует моё сердце, что ты опять куда-то вляпался. Так?

Анатолий тоже закурил, не решаясь начать разговор, потом через минуту сказал:

– Верно, батя, но не так чтобы… но может быть и…

– Не тяни кота за одно место, Толя! Рассказывай!

– Ну… в общем… пап, ты, наверное, прав. – Анатолий опустил голову, что-то рассматривая на полу.

– Фу, детский сад, в самом деле! – воскликнул с досадой Родион Степанович. – Говори или уходи!

Анатолий собрался с духом и выпалил:

– Папа, мне надо пятьсот тысяч отдать через неделю, а я не знаю где их взять.

– Где же я тебе пятьсот тысяч возьму? – спокойно ответил отец, туша окурок в пепельнице. – Я же последние тебе отдал тогда, помнишь?

– Ну, поспрашивай у знакомых, я потом отдам, слово даю! – воскликнул Анатолий, прижимая мало натруженные свои руки к груди.

– Был бы жив Петя Сохнин, я бы к нему обратился, а он уже второй год, как лежит на Южном кладбище, а других богатых друзей у меня нет, – ответил старик, горестно покачивая головой. – Эх, хороший был мужик! Послушай, а твои друзья не могут разве тебя выручить?

– Ни у кого нет таких денег, папа, – поморщился Анатолий.

– Возьми кредит в банке, – посоветовал отец, – я знаю многих, которые берут у банков ссуду.

– Да кто ж мне даст такую огромную сумму! – чуть не заорал Анатолий.

– А чего там такого? Подумаешь, пятьсот тысяч! Да банкам это тьфу!

– Папа, я не рублей пятьсот тысяч должен, а баксов! – заорал Анатолий, сообразив, что отец его не так понял.

– Не ори! – в свою очередь повысил голос Родион Степанович. – Долларов, значит? Да как ты умудрился, дурак?!

– Долго рассказывать… ну, хотели мы с Вовкой провернуть операцию, но не сложилось, а деньги были чужие, понимаешь?

– Идиоты! – в сердцах воскликнул отец и правда схватился за левую сторону груди. – Сколько же это будет в рублях?

– Около тридцати пяти миллионов, папа.

– Сколько?! – Родиону почудилось, что он ослышался.

– Да, около того, папа.

Старик хотел заглянуть в глаза сыну, но это сделать ему не удалось. Анатолий явно не хотел встречаться взглядом с отцом. Родион Степанович встал и пошёл в гостиную, чтобы сесть в своё любимое кресло – в нём он чувствовал себя как-то уверенней и спокойней. Поколебавшись секунду, за ним последовали и Анатолий. Минут пять Родион Степанович молчал, глядя на сына, который уселся напротив него на диван, потом сказал:

– Даже если продать всё, что у нас есть, таких денег мы не наберём. Дача, примерно, полтора миллиона, твоя квартира миллиона четыре, наша – миллионов пять. Это всё. Ты чем думал, когда всё это затевал, Толик? – тихо спросил отец.

Анатолий сопел, смотрел всё так же в пол и молчал, потом тоже тихо произнёс:

– Они убьют меня, папа.

– Да, за такую сумму могут, – согласился Родион Степанович. – Кто орудует такими деньжищами, тот запросто даст команду тебя ликвидировать, – безжалостно констатировал старик.

– Но что делать, папа?!! – завопил Анатолий, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. – О-о, что же делать?

– А нельзя обратно эту твою аферу прокрутить? – спросил с надеждой отец.

– Не-ет! – простонал Анатолий и из его глаз потекли горькие слёзы.

Родион Степанович с ужасом смотрел на своего сына в душе понимая, что перед ним сидит он сам, только в молодости. Он так же искал себя, меняя работы, ища лёгкий заработок, но в отличие от сына он при этом работал, не разгибая спины, а Анатолий был продуктом не советской, а буржуазной среды, где законы совсем другие, более жёсткие и бесчеловечные. Окажись Родион на его месте, то неизвестно, как бы он вёл себя в нынешних условиях. Эти мысли вихрем пронеслись в голове отца, он уже другими глазами стал смотреть на сына, жалея его, а не ругая. Опять же: всё познаётся в сравнении. Надо, конечно, искать какой-то выход, а выход только один – достать из плиты замурованные там доллары, иначе сына он просто потеряет.