Комплекс превосходства

И принялся писать.

– На многое не рассчитывайте, – бубнил старик, выводя корявые буквы. – Обычно они не любят распространяться о своих связях.

– Упоминание нежного любовника с серпами убедит их. Не думаю, что вы один наблюдаете за конкурентами.

***

Железный Город Ги покинул за полночь. Лениво поскрипывавшие вертикальные пути доставили его прямиком на проспект, где он снимал комнату. Пара сотен шагов – и он достиг подъезда. Устало помахал рукой консьержке, поднялся на третий этаж, отпер дверь, стащил ботинки и прямо в одежде повалился на кровать. Голова шла кругом. Не слишком ли много ты взвалил на свои плечи, дружище, спросил сам себя Ги. И тут же дал ответ: однозначно нет. Чтобы добиться успеха в столице, нужно сделать работу своей единственной госпожой. Ей должно посвящать все время и ей отдавать все силы. Выполнять поручения и проявлять инициативу. Не допускать ошибок или умело скрывать уже совершенные. Вставать до восхода солнца и ложиться, когда ноги сводит от усталости. Так – и никак иначе, иначе зачем даже пытаться?

Раздевшись, Ги побросал все вещи на пол. Никакого желания развешивать их в шкафу он не обнаружил и решил не мучиться. Глоток бренди из припрятанной под подушкой фляги – и молодой человек растянулся под одеялом, наслаждаясь ласковыми объятиями одеяла. Женщина подошла бы куда лучше, но за ее неимением приходились довольствоваться малым.

Второй год в Лутеции. Девятнадцать месяцев работы на Шедерне. Чего он добился за это время? Многого, если сравнивать с тем, что было в Порт-Анджане: уютный уголок вместо затерянной посередине тростниковых плантаций хижины, стабильная плата за услуги вместо постоянных отговорок и отсрочек жалования, наконец, сносная погода вместо палящего экваториального солнца и сонмищ жужжащих чумных мух. С другой стороны, копить деньги Ги так и не научился, а лакомый для многих пост помощника шефа фирмы по деликатным вопросам уже не приносил удовлетворения. Он застрял на одном месте. Возможно, именно поэтому и решил взяться за самовольное расследование убийства Денн Ларе, или Ласточки-Денн, как кому будет угодно. Шанс обставить полицию и доказать свою незаменимость – вот чем на самом деле было для Ги злодеяние человека в соломенной шляпе.

Он уснул, размышляя о перспективах и трудностях. Эти мысли – частые гости в его мозгу – помогали сосредоточиться и одновременно отключиться. Зная, что тем самым изводит себя, Ги перематывал в воображении бесчисленные сценарии побед и поражений, которые потом повторялись во снах. И так каждую ночь.

3. Рыбий Череп

В штаб-квартире фирмы у Ги был свой стол. За ним он сидел очень редко. Особые поручения шефа редко решались с помощью печатной машинки и аудиографических звонков, так что большую часть дня специалист по щекотливым вопросам проводил вне стен конторы, а на столе у окошка росла и ширилась гора посланий, пневмописем, извещений и прочих папок. Порой их скапливалось так много, что на ближайшем подоконнике начинал расти второй курган.

Офис "Шедерне и партнеров" занимал целое здание. Шеф не любил делиться. Сотрудников в фирме было не так много, поэтому часть кабинетов пустовала. В архивах все выглядело относительно пристойно. Папки хранились по две-три на полку огромного шкафа. Совсем по-другому выглядели залы, в которых работали клерки. Коллеги тащили в штаб-квартиру всякий хлам, который по каким-то причинам не желали хранить дома. В общем, нижние этажи "Шедерне" тонули в бумажном хаосе и представляли собой маленькую преисподнюю аккуратиста. Стоит ли говорить, что важных гостей туда не пускали, а стекла лифта по велению шефа замалевали жизнерадостной лазурной краской.

В свое время Ги отказался от отдельного кабинета. Ему нравилась компания. Мирти и Хилльбренд, младшие делопроизводители "Шедерне и партнеров", с которыми он общался чаще всего, беспорядка не выносили, но с удовольствием подбегали поболтать, выдайся у них минутка свободного времени.

Когда Ги явился на службу вовремя и чинно уселся за стол, вызвав удивленные взгляды обретавшихся по соседству коллег, его интересовало всего два послания. Одно из них обнаружилось сразу: сине-серое клеймо на пневмопочтовом цилиндре могло быть проставлено только в полицейской канцелярии. Записку от Свена пришлось поискать, но и она нашлась довольно быстро – смятый клочок грязной бумаги, засунутый в треснутый цилиндр.

Свен, как и обычно, писал по делу и без лишних деталей: "Полдень. Четвертые вертикальные. Имя Пеллий". Поистине исчерпывающая информация, способная поставить в тупик любого не знакомого со Свеном получателя, его другом воспринималась отлично. Пеллий так Пеллий. Вертикальные – значит, вертикальные. В том, что он узнает мага, сомнений у Ги не было: думай Свен иначе, он потрудился бы дополнить письмо необходимыми подробностями.

Выбросив в корзину для мусора письмо Свена вместе с пневмоцилиндром, Ги открыл отчет Эйме Карпентье. Красивый бланк, украшенный гербом и прошитый голубой нитью для удостоверения подлинности, был исписан вручную, причем с обеих сторон. Приятно пораженный столь ответственным отношением оперативницы, Ги приступил к изучению документа.

"Гражданин Деламорре, – писала Карпентье, – прежде всего хочу принести извинения от лица полицейского управления (уч. 7 по центральным кварталам ВГ) за неподобающее поведение должностного лица, коим является старший маг-оперативник Галлар. Уведомляю, что согласно моему ходатайству на рассмотрение командующим офицером уч. 7 Д.Д.Лавуарр вынесено предложение о замене ответственного оперативника по делу У98-002 (убийство гражданки Д.Ларе)".

Умная девушка, подумал Ги. Она прекрасно понимала, что с фирмой в лице уполномоченного представителя связываться опасно. Пусть даже Галлар останется при деле (а надеждой на его отстранение Ги себя и не тешил), подобный жест одновременного уважения и покорности производил приятное впечатление.

"По состоянию на вечер дня, предшествующего отправке письма, произведены следующие оперативные процедуры: опрос свидетелей, осмотр места преступления с последующим переносом доказательств в управление, поиск потенциально замешанных лиц. Дальнейшие сведения будут поступать в ваш адрес согласно графику, определенному старшим магом-оперативником. Ассистент-оперативник уч. 7 Э.Карпентье".

На этом заканчивался официальный текст, написанный с одной стороны бланка. С другой крупными буквами, начерканными в явной в спешке, было выведено следующее: "Все не так просто. Требуется содействие. Жду вас с 6 до 9 вечера в холле отеля Трансконтиненталь. ЭК. Письмо уничтожьте. Не имею иной возможности связаться с вами, не вызывая подозрений. Только отчеты не просматриваются".

Да уж, похоже не одного Ги дело Денн задело за живое.

До полудня оставалось четыре с половиной часа, так что Ги поднялся к шефу, чтобы доложить о предстоящей встрече с Пеллием и послании Карпентье. Начальника он застал в беспокойстве. Тот расхаживал по кабинету взад-вперед и остался безучастен, даже когда Ги сказал, что нашел лазейку в тайный игорный клуб магов.

– Ты читал сегодняшний "Petit Lutetien"? – рявкнул шеф, выслушав о подвигах прошедшего дня.

– Я его вообще не читаю. Некогда.

– А зря. По твою шкуру тоже придут, если этот придурок де Валансьен получит большинство в Генеральных Штатах, – Шедерне с остервенением рубанул ладонью воздух. – Социалисты уже подмяли под себя журналистов, а завтра что? Начнут городить баррикады?

Ги подошел к столу шефа и взял газету. На первой полосе, сразу под набранным витиеватым шрифтом названием, красовалось интервью с лидером Партии Справедливости и Равенства Филиппом де Валансьеном. Статья была озаглавлена с присущим "Petit Lutetien" нервнопатриотическим пафосом: "Де Валансьен: если народ обвинит власть, я не выступлю ее адвокатом".

– Бред сумасшедшего, – молодой человек пожал плечами. – Партия Справедливости – плоть от плоти системы. Когда она выступала в другой роли?

– Когда у нее было меньше сотни представителей в Штатах, – отрубил шеф. – А сейчас Канкур передает, что после предстоящих выборов социалисты прорвутся в представительское большинство. Мирти по своим каналам вытащил число в четыреста тридцать мест. Это позволит им проводить законы, не оглядываясь на другие партии. Доигрались, идиоты.

– Кто доигрался?

– Все. Его Величество и премьер в первую очередь. Их заставят принимать реформы. А кто от реформ пострадает?

Ги не знал.

– Капитал, вот кто. Я, Канкур, другие наши друзья-соперники. Все. Даже железнодорожники и частные армии. Все, кто кормит государство налогами, начнет кормить еще и армию бездельников с Фиолетовой Реки и разоряющихся фермеров.

– Чем это отличается от банального повышения налогов?

– Всем. Например, нас заставят принимать отребье в качестве сотрудников, отправлять часть заработка на пенсию и заниматься тому подобным бредом, которым только социалисты и завоевывают голоса. Если хочешь, я сведу объяснение к трем словам. Выживут. Не. Все.

Ги не был согласен с шефом, но спорить не стал. Шедерне продолжил бы защищать систему, позволившую выстроить крупнейшую в стране юридическую фирму, его же помощнику, не имевшему при этой системе шансов на схожий успех, грядущие перемены казались временем новых шансов пробиться под солнце славы и богатства. Более того, де Валансьен действовал исключительно грамотно и не боялся выступать против монархистского большинства. Отважный и справедливый политик вызывал симпатию.

– Выступление де Валансьена перед горожанами, – постановил, наконец, Шедерне. – Какие-то дебаты с партией премьера и другими политическими трупами. В четверг на площади Сен-Луи. Будешь там, все выслушаешь, намотаешь на ус и доложишь о настроениях толпы. Любые другие поручения, включая дело ван Рёков, на этот день отложишь.

– Не лучше ли послать Мирти? Или Хилльбренда?

– Я их в задницу скорее пошлю! – взорвался шеф. – Они ни на что, кроме перекладывания бумажек, не способны. Мне нужны зоркие глаза и работающая голова. И тогда, и сейчас. Все, с глаз моих долой!

Жан-Франк Мирти был одним из немногих сотрудников фирмы, вызывавших у Ги подобие уважения. Он обладал собственным взглядом на жизнь, которым не стеснялся и не боялся делиться. Свое мнение он отстаивал до последнего, даже в спорах с шефом. При всем этом он жутко боялся боли, крови, темноты (в чем однажды признался спьяну), бродячих собак и подхватить опухоль в животе. Его худое лицо, наполовину скрытое очками с затемненными линзами, находилось в постоянном нервическом движении. Унять тик мог только алкоголь, и именно с набравшимся Мирти приятнее всего было общаться.

– Что нового?

Оторвавшись от бумаг, Мирти поднял голову, дернул щекой (гримаса, означавшая приятное удивление) и протянул приятелю руку.

– Шеф уже послал тебя шпионить за де Валансьеном?

– Только что. С чего это он так разволновался?

– Ты же его знаешь. От идеи к идее, от одной паранойи к другой.

– А ты еще и провоцируешь. Откуда данные по Штатам?

– Знакомства, – уклончиво ответил Мирти. – Но информация точная. Через месяц с лишним социалисты прорвутся в Штаты, и этого не изменить. Эпоха перемен, старина.

– Понятно. Составишь мне компанию в четверг? Все-таки, ты у нас главный знаток политических веяний.

Мирти покачал головой.

– Другие задачи, старина, уж не обижайся. Не успею к концу недели – шеф голову отвинтит.

– Без обид.

– Вот и здорово, – повеселел Мирти. – Если желаешь, сходим выпить в воскресенье. Расскажу тебе, что думаю о том, что наговорит де Валансьен.