Цивилизационные парадигмы российской истории

Но при переходе аграрного общества в индустриальное ситуация кардинально меняется.

В отличие от предыдущих эпох, где хозяйство эволюционировало из одного состояния в другое, здесь мы наблюдаем достаточно уникальную ситуацию. Производство здесь представлено двумя укладами – в недрах традиционного аграрного общества возникает и бурно развивается, фактически, инородная ему экономическая структура – промышленный уклад, представленный самостоятельным субъектом экономического интереса- буржуазией. В итоге в рамках разлагающегося аграрного общества оказываются рядоположенными два экономических уклада и два субъекта экономического интереса. Причем аграрный уклад являет достаточную косность и консервативность, что отражается в политической консервативности землевладельческого класса, промышленный же уклад бурно развивается и наполняет всё большей экономической и политической силой класс буржуазии. В редких случаях подобная рядоположенность относительно «согласованна» и тогда возможны два варианта либо буржуазия оказывается достаточно слабой, чтобы столкнуть класс традиционных землевладельцев, но правящая элита, во избежание революционных эксцессов, сама осуществляет решительные реформы – прусский путь развития капитализма. Либо же интенсивность развития капиталистического сектора столь велика, что она достаточно быстро вовлекает в орбиту капитализма традиционные аграрные структуры – формирование «нового дворянства» в Англии.

Но чаще всего, экономическая и политическая рядоположенность двух укладов и двух субъектов экономического, а значит и политического интереса, оказывается «несогласованной». В итоге окрепшая буржуазия сталкивает с социальной арены одряхлевший класс землевладельцев, разрушает традиционные структуры аграрного общества и достаточно быстро абсорбирует их обломки в капиталистическую структуру.

Именно в силу этих обстоятельств переход аграрного общества в индустриальное чреват великими революциями и социальными потрясениями. Но проецировать этот процесс на всю историю в целом совершенно недопустимо. Еще раз подчеркнем, мы имеем дело, во многом, с исключительной ситуацией.

Становление капитализма есть переход от аграрного производящего хозяйства к индустриальному. Фактически, речь идет о смене стадий в качественном развитии общества. В результате этой смены аграрное общество начинает трансформироваться. Но проблема состоит в том, что эта трансформация лишена линейности и гармоничности. В различных регионах и исторических ситуациях она реализуется весьма своеобразно. В некоторых обществах опережающе формируются элиты, настроенные на модернизацию. Но базис, к несчастью, не соответствует их стремлению. В других обществах мы видим явственное формирование индустриальных структур, но им противостоит гигантский массив архаики. В результате чего, исход конфликта оказывается непредсказуемым. В третьих обществах мы обнаруживаем вторжение химерических идеологий, увлекающих модернизацию в сторону. В иных же случаях общество почти не продвинулось по пути модернизации, но зато прекрасно усвоило стандарты потребления индустриального общества. В результате подобной диффузии общество также накапливает деструктивные моменты и кренится к социальному взрыву.

Таким образом, при анализе эпохи революций необходимо рассматривать два блока проблем.

Во-первых, должно рассмотреть те страны, где капитализм возникает изначально и на собственной основе – это некоторые страны Запада. Здесь мы наблюдаем преимущественно буржуазные революции, хотя на феноменологическом уровне они могут выражаться как религиозный конфликт, национально-освободительное или антиколониальное движение. Их мы рассмотрели выше. Отметим лишь один принципиальный момент. Буржуазная революция становится почти неизбежной в силу того, что новый способ производства оказывается рядоположенным старому способу производства – ситуация исключительная, почти не имеющая аналогов в предыдущей мировой истории. В результате вновь формирующиеся классы индустриального общества вынуждены сосуществовать со старыми аграрными элитами. В какой-то момент конфликт оказывается неизбежным.

Во-вторых, необходимо рассмотреть те страны, которые оказались, вовлечены в модернизацию воздействием на них уже сформировавшегося капиталистического «ядра». Поскольку капитализм по самой своей сути склонен к экспансии и глобализации, постольку все остальные страны оказываются рано или поздно вовлечены в этот вихрь. И здесь необходимо выделить два момента этого вовлечения. Первый- это «давление» внешнего, мирового капитализма на всех «этажах» и уровнях. Второй – это стремление соответствовать «новому», привносимому мировым капитализмом, попытка «выжить» в условиях его экспансии.

Рассмотрим ситуации второго порядка, то есть страны, оказавшиеся периферией мирового капиталистического ядра и вовлеченные в «догоняющую» модернизацию. К ним, кстати, относится и Россия. Здесь положение вещей крайне запутанно и многообразно.

Мы полагаем, что революции в этом пространстве можно классифицировать таким порядком буржуазные, антиколониальные, национально-освободительные, этнические. В качестве отдельного класса, необходимо выделить ситуации, которые по форме выглядят как социальная революция, но, по сути, являются социальным взрывом с непредсказуемым исходом, одним из вариантов которого может оказаться перманентная анархия или же даже «социорная катастрофа».

Характер революции мы определяем по целям и задачам, по движущим силам и по итогам. Хотя, не всегда здесь присутствует полнота. В ряде случаев, мы обнаруживаем, что, например, небуржуазный социальный слой преследует чисто модернизационные, буржуазные цели. (Классическим примером чего является революция Мэйдзи 1867 г.)

Буржуазные революции – это социальные перевороты, порождающие в итоге индустриальное, капиталистическое общество.

Здесь мы должны подчеркнуть, что для нас модернизация – эквивалент развитого капитализма. С фактической точки зрения такой взгляд не совсем корректен, поскольку в XX столетии модернизация часто осуществляется в рамках индустрополитаризма (фашизм или социализм). Но этот путь тупиковый, ибо он дает временный эффект, который в длительной перспективе оборачивается стагнацией и экономическим коллапсом. Да и результаты этой псевдомодернизации не дотягивают до образцов действительно модернизированного общества.

Таким образом, реальная модернизация может быть осуществлена лишь в рамках развитого капитализма. Именно эта форма в нынешней исторической перспективе оказывается наиболее эффективной, стабильной, перспективной и наиболее гармоничной. Модернизация в рамках индустрополитаризма есть тупик, поскольку он не жизнеспособен как форма современного индустриального общества. Он оказывается лишь гримасой, переходной формой, которая ведет либо к гибели, либо к капиталистической модернизации.

Антиколониальная революция – движение по преодолению колониального статуса.

Национально-освободительная революция связана с борьбой за национальное государство и национальные гражданские институты.

Это движение может включать в себя различные этносы, что и отличает его от этнической революции, ориентированной на экономическую, политическую, социальную идентификацию этноса.

Это лишь абстрактная классификация, поскольку реальные движения часто включают в себя все вышеперечисленные моменты.

Теперь же рассмотрим революции, которые по своей сути являются социальным взрывом. Вопрос этот крайне сложен и запутан, но при этом он является принципиальным для понимания истории XX века.

Социальные взрывы.

Рациональное мышление по определению есть порядок. И оно стремится в изучаемом объекте так же обнаружить порядок. Отсюда проистекает представление социальных теоретиков о линейно прогрессирующем человечестве, законах истории, о социальных революциях, которые созревают, происходят, и завершаются, или не завершаются с тем, чтобы завершиться потом. Здесь много истины, но много и заблуждения, возникающего вследствие неоправданной проекции очевидностей разума на противостоящую ему реальность.

Это замечание уместно и по отношению к рассматриваемой здесь проблеме. Довольно часто процессы модернизации в обществах периферии не обретают законченной формы. Часто накопившиеся деструктивные моменты перевешивают силы порядка, и тогда приходит в движение вся масса продуктов разложения аграрного общества. Процесс, который первоначально мог иметь определенную форму становится неуправляемым и непредсказуемым. Он превращается в социальный взрыв.[8 - По большому счету всякая революция является социальным взрывом. В этом отношении наш термин «социальный взрыв» не совсем корректен. Но, за неимением лучшего мы используем его с тем, чтобы отразить в нем аморфность, непредсказуемость, химеричность процессов подобного типа.] Чаще всего итогом подобного взрыва становится перманентная анархия[9 - Классическими примерами подобного рода могут служить события в ряде африканских стран.], либо же возникновение нового типа общества, которого никто в начале даже и не предполагал.

Хорошим примером подобных процессов могут служить движения, основанные на племенной или клановой основе. Здесь налицо очевидные социальные подвижки при отсутствии четко выраженных целей и задач, если, конечно, не считать таковыми властные потребности того или иного племени или клана.

Другим очень распространенным вариантом социального взрыва являются ситуации, когда всеобщее недовольство оказывается оформленным в рамках той или иной химерической идеологии. Именно к этой ситуации следует отнести так называемые религиозные, фашистские и социалистические революции. На последних мы остановимся более подробно, поскольку для истории России эта тема крайне важна.

Деления современных социоров на «ядро» и «периферию» достаточно условно. Социор «ядра» можно определить как общество, полностью завершившее модернизацию,[10 - Завершившаяся индустриализация, тотальное и органичное включение всех элементов общества в рыночную экономику, окончательная институциализация классовой структуры, что в итоге создает социально-экономическую базу для развитой демократии.] и в силу этого, занимающее одно из центральных мест в мировой экономической системе. Дивиденды, которые общество получает в результате этого, позволяют ему успешно решать внутренние проблемы и быть одной из доминирующих сил на мировой арене. Социор «периферии» – это общество, вовлеченное в мировую капиталистическую систему, но в котором модернизация еще не началась, либо же только осуществляется.

Очевидно, что жесткой границы между социорами «ядра» и «периферии» нет. Все социоры находятся в различной степени приближения к ядру, они могут достаточно быстро включаться в него, и внезапно выпадать из него. Соответственно, те закономерности «ядра» и «периферии», которые мы отмечаем, действуют в зависимости от степени удаленности социора от «ядра». Кроме того, отдельные регионы социора могут быть в различном отношении к «ядру». Так, например, Италия первой половины XX века определенно неоднородна Север тяготеет к «ядру», Юг – к «периферии».

Вышеприведенные утверждения являются ключевыми для понимания сущности социалистического движения и социалистических революций.

Мы отталкиваемся от двух очевидных фактов.[11 - Здесь мы предлагаем нашим коммунистическим оппонентам хотя бы на время выйти из контакта с будущим, которое, вне всякого сомнения, явит мировую победоносную пролетарскую революцию, которая и посрамит очевидность наших фактов, и войти, как и положено ученому в контакт с настоящим строить теорию на фактах возможного будущего – ненаучно.] Первый. Социалистическое движение на Западе возникает на ранней стадии капитализма, практически совпадая по времени с промышленной революцией, и идет на убыль, трансформируясь в профсоюзно-реформистское течение, с завершением процесса модернизации. Второй. Все социалистические революции произошли в обществах периферии[12 - Относительно аргумента левых о «подкупе» пролетариата в развитых капиталистических странах мы отметим если получение сверхприбылей есть существенная черта развитого капитализма, то невозможность социалистической революции здесь также существенна. Следовательно, Маркс ошибался, полагая, что капитализм сущностно, неизбежно порождает социалистическую революцию. Социалистическую революцию вероятностно может породить не капитализм, а процесс перехода к нему.] Эти два факта позволяют нам утверждать, что социализм есть феномен становления индустриального, капиталистического общества. Те страны, в которых капитализм возник органично, на собственной основе, переболели этой «болезнью» в той или иной степени. Те же страны, которые были вовлечены в модернизацию извне, либо же, имели существенные структурные дефекты, оказались во многом беззащитны перед социализмом (или же фашизмом, или же религиозным фундаментализмом). Таким образом, социалистическая революция порождается не капитализмом, а процессом перехода к нему.[13 - По сути, здесь мы говорим о капитализме как о стабильной общественной форме, которая раз установившись не склонна к разрушению в силу своей высокой адаптивности. В этом отношении вероятность социалистических революций в развитых капиталистических странах почти исключена. Этот тезис во многом обоснован прошлым и настоящим капитализма. Но мы не рискнули бы рассматривать его как абсолютную истину. Вполне можно представить в будущем ситуацию мощнейшего кризиса капитализма, вызванную самыми различными причинами. В этом случае течения типа фашизма, как предельной формы националистической идеологии, коммунизма, религиозного фундаментализма могут реанимироваться. Смогут ли они победить – это вопрос о степени стабильности и «непотопляемости» капиталистического общества. Эти вопросы – поле футурологии, и мы как ученые не рискуем углубляться в эту область.]Мы склонны рассматривать социалистическую революцию как одну из возможных форм канализации социального взрыва.

В социалистическом движении мы видим три социальных силы интеллигенция, пролетариат и элементы разложения аграрного общества, которые марксисты традиционно обозначают как «мелкая буржуазия» и «люмпен-пролетариат».

Интеллигенция. Этот слой становится массовым в результате развития индустриального общества. При этом большинство интеллигенции фактически оказывается пролетариатом умственного труда и одновременно духовной наследницей ценностей докапиталистического общества. В результате многие ее представители проникаются антибуржуазным духом и пытаются сделать социальную карьеру на основе оппозиции капитализму.

Пролетариат. Наибольшее развитие рабочее движение получило в XIX – первой половине XX века. Это время завершающего этапа формирования индустриального, капиталистического общества Запада. Свершившаяся промышленная революция породила многочисленный класс индустриальных рабочих, что во многом и заставило Маркса констатировать победу капиталистического способа производства. И он был прав. Но, к сожалению, ни буржуазия, ни исторический процесс не приняли это заявление Маркса к сведению. Победа капиталистического способа производства еще не означает, что он представлен в развернутом, сущностном виде. И в частности, появление на сцене пролетариата вовсе не означало, что буржуазия поспешит тотчас предоставить ему его «законное место», то есть место, обусловленное сущностью капиталистического способа производства. Соответственно, за моментом возникновения пролетариата с неизбежностью следует длительный период времени, в течение которого, пролетариат борется и обретает «законное место», обусловленное его местом, ролью в производстве и его численностью. И, действительно, в течении XIX – начала XX века мы видим интенсивную борьбу пролетариата на экономическом и политическом «фронтах». Но это не борьба за социализм, а борьба за лучшие условия труда и возможность получить «политический голос» с тем, чтобы сделать экономическую борьбу более эффективной. Вполне естественно, что в этой ситуации социалистическая идеология оказывается вполне эффективным оружием. Но поскольку пролетариат борется не за социализм, а за лучшее экономическое, социальное, политическое, культурное положение, постольку, как только он достигает этого, его приверженность социалистической идеологии резко ослабевает. Именно это и случилось в конце XIX – начале XX века, и породило многочисленные вопли и сетования социалистических теоретиков и партийных функционеров о «подкупленном» пролетариате, о «рабочей аристократии», обуржуазивании пролетариата. И ныне мы видим, что в развитых капиталистических странах социалистические движения, ставящие своей задачей разрушение буржуазного общества, рекрутируют в свои ряды не столько рабочих, сколько интеллигенцию.

Итак, зрелое капиталистическое общество второй половины XX века («общество всеобщего благоденствия», социальное государство) с окончательно устоявшейся классовой структурой есть плод усилий не только буржуазии, но и пролетариата. В этом отношении он также не заинтересован в разрушении его, как и буржуазия. Все конфликты между пролетариатом и буржуазией есть борьба за перераспределение власти и доходов.

Таким образом, марксизм есть идеология, созданная и поддерживаемая антибуржуазно настроенной интеллигенцией, и временно воспринятая становящимся пролетариатом.[14 - Весьма характерно, что наиболее передовой отряд пролетариата – английские рабочие так никогда и не восприняли марксизм. Здесь вопрос о революции никогда не ставился, при всей интенсивности классовых битв.] Завершение институционального становления пролетариата как полноправного элемента капиталистического общества означает отказ его от данной революционной идеологии. Это не относится к обществам догоняющей модернизации, в которых экономическая борьба пролетариата часто наталкивается на противодействие политического деспотизма, что неизбежно канализирует энергию пролетариата в политическое русло.

Элементы разложения аграрного общества. Под ними мы подразумеваем мелких собственников, не охваченных капиталистическими отношениями сфер общества, и люмпен-пролетариат. Марксисты всегда признавали наличие этих элементов в социалистическом движении и всегда преуменьшали их реальный вес и роль. В различные моменты времени их удельный вес менялся, но всегда был достаточно значительным.

При переходе от аграрного к индустриальному обществу наблюдается тенденция к радикализации мелких собственников, поскольку процесс ассимиляции их капитализмом весьма болезненен. Их массовое разорение поставляет всё новые ряды для люмпен-пролетариата, который также в это время становится весьма многочисленным и беспокойным. В результате эти слои оказываются неисчерпаемым источником, как для коммунизма, так и для фашизма.

Соответственно, завершившийся процесс модернизации ассимилировал эти слои или, по крайней мере, создал механизмы их адаптации. Это другая причина спада социалистического движения.

Социалистические революции.

Как мы уже отмечали, модернизация и становление капитализма в обществах периферии имели внешне-принудительный характер. Иными словами, модернизация и капитализм не были итогом естественного внутреннего развития, но были спровоцированы различными внешними факторами, а именно 1. вовлечение национального хозяйства в международный рынок; 2. военно-политическое давление со стороны капиталистических стран; 3. потребность выжить в мире, где доминируют эти страны; 4. экспорт идей, людей, структур, потребностей.

Соответственно, капитализм здесь оказывается незрелым, он не имеет всеобщего распространения, а существует как инородно-инкорпорированное тело, в результате чего он оказывается либо компрадорским, либо же искусственным инструментом в руках местных архаических элит. В итоге, привнесенный извне капитализм оказывается не в силах переработать всю массу местной архаики, он не только не решает проблемы разлагающегося аграрного общества, но и значительно усугубляет их. При этом как включение чужеродное и новое, он концентрирует на себе общественное внимание и выступает в мифах массового сознания как главный источник всех социальных бед. В этой ситуации социалистическая идеология (также, кстати, импортированная извне) может выступить как фактор, оформляющий и канализирующий всеобщее недовольство. Отсюда многочисленные теории местных интеллектуалов о возможности избежать капитализма посредством прыжка через него прямо в лоно будущей сверхсовременной социалистической цивилизации, о крестьянстве, как движущей силы социалистической революции.

Более того, весьма характерным является то, что социализм привился в обществах, имеющих древнюю политарную традицию, и как неоднократно было замечено, здесь он оказывался идеологией, освящающей иллюзию осуществления модернизации политарными методами, методами тотального государства.

Таким образом, социализм на периферии был идеологией, иллюзорно выражающей все трудности и противоречия разлагающегося аграрного общества. Соответственно, и социалистические революции здесь не были движением к некоему обществу будущего, а оказывались одной из форм «социального взрыва» с последующими попытками преодолеть его посредством создания индустрополитаризма. Ниже, в разделе, посвященному русской истории, мы рассмотрим эти процессы более детально. Здесь же в итоге отметим, что в отличие от Запада потенциал социалистической идеологии в обществах периферии отнюдь не исчерпан. На данный момент эта идея дискредитирована катастрофическим крахом уже созданных так называемых социалистических государств. Но по прошествии некоторого времени коммунистическая идеология может вновь оказаться привлекательной, поскольку еще множество стран находятся лишь на пути к индустриальному обществу. Если кого-то подобная перспектива может воодушевить и наполнить энтузиазмом, то мы можем искренне пожелать ему оказаться подданным страны «победившего социализма».[15 - Наша ирония тщетна, поскольку в случае исполнения этого пожелания маловероятно чтобы коммунист, оказавшись в обществе всеобщего дефицита, тотального насилия власти над умом и телом человека, всеобщего угодничества и лицемерия, хлопнул себя по лбу и воскликнул «Ведь предупреждали меня умные люди!». Нет, эта публика непробиваема! Ситуация воспроизводилась бесконечное множество раз, и всегда коммунист, оказавшийся в застенках коммунистической тайной полиции, сетовал не на безумие своих идей, а на то, что буржуазные агенты снова проникли в ряды и извратили великое движение.]

Подводя итог нашему социальному анализу социалистического движения, мы, отчасти резюмируя, а, отчасти, дополняя, хотели бы отметить следующее. Индустриальное общество и капитализм порождают три мощнейшие силы массы, интеллигенция, «современное» государство.

Массы. Индустриальное общество создает объективные условия для мощнейшего «демографического взрыва» урбанизация, гигантское товарное производство, поставляющее средства для существования масс, улучшение условий жизни, востребованность масс индустриальным производством. Если капиталистическое общество развито и стабильно, то массы оказываются здесь институализированным элементом данного социального порядка. Но неразвитость или кризисное состояние капитализма резко ухудшают положение масс и в итоге революционизируют их. В этом состоянии массы оказываются крайне восприимчивы к тоталитарным идеологиям типа социализма, фашизма или религиозного фундаментализма. Эта восприимчивость оказывается тем большей, поскольку тот же капитализм создает предпосылки всеобщего образования – массы оказываются способными воспринять и реализовать абстрактные идеи радикальных идеологий.

Интеллигенция. В индустриальном обществе интеллигенция становится таким же самостоятельным классом, как пролетариат и буржуазия. Она занимает четко определенное место в общественном разделении труда – производство информации; она лишена собственности на средства производства – не обладает капиталом; её доля в общественном богатстве выше, чем доля пролетариата, но существенно меньше, чем доля буржуазии. Все эти три фактора потенциально революционизируют интеллигенцию идеи волнуют, отсутствие капитала провоцирует, доля – раздражает. По этому поводу очень точно высказался Р. Пайпс «Интеллигенция может процветать только в обществах, освободившихся от сословных привилегий, с равноправным гражданством, таких, как образовавшиеся в новейшее время на Западе, но именно эти общества ставят интеллигентов в двусмысленное положение. Пользуясь огромным влиянием на общественное мнение, социально они стоят на обочине, не обладая ни богатством, ни политической властью. Добрая часть их составляет интеллектуальный пролетариат, который едва сводит концы с концами даже самые удачливые из них не имеют веса в экономическом и политическом смысле и часто вынуждены играть роль наемных ораторов правящей элиты. В таком унизительном положении вдвойне обидно находиться тем, кто считает себя заслуживающими всех прерогатив власти более, чем те, кто ими пользуется в действительности – по праву рождения или богатства…. в каком-то смысле интеллигенции было проще приспособиться к прежнему обществу, где её социальный статус был прочно закреплен традицией и законом, чем к изменчивому миру капитала и демократии новейших времен, где, за неимением денег и общественного положения, они ощущают свою униженность».[16 - Пайпс Р. «Русская революция», М., РОССПЭН 1994. С. 150–151] Даже в стабильном капиталистическом обществе интеллигенция – неисчерпаемый источник для радикальных политических движений. Во время же кризиса она – одна из главных движущих сил политической активности. В этот момент революционизированные массы и интеллигенция находят друг друга. Марксизм – это одна из интеллигентских идеологий, созданная для организации и управления массами.

Высшим пиком организации и управления массами является политизированное, тоталитарное государство.

«Современное» государство. Государство – древнейший институт. Но лишь индустриальное общество создает новый тип государства. Для него характерна суперцентрализация, обслуживаемая массой служащих, обеспечивающая повсеместное присутствие государства, наличие постоянного, регулярного аппарата принуждения, развитая система образования, разветвленная система коммуникаций. В итоге этот тип государства способен осуществлять масштабные проекты по социальной инженерии. Соответственно, для интеллигенции, овладевшей массами, государство оказывается главным средством реализации своих радикальных идей.

Марксизм – это одна из интеллигентских идеологий, созданная для организации и управления массами в рамках тотального государства.

Таким образом, поскольку все три силы постоянно присутствуют в индустриальных или становящихся индустриальных обществах, постольку время от времени в моменты кризиса все эти три элемента соединяются во взрывоопасную смесь, которая часто порождает тоталитарные общества социалистического, фашистского или религиозно-фундаменталистского типа.

Выше мы писали, что социализм есть не болезнь капитализма, а болезнь перехода к капитализму. Это справедливо, если воспринимать капитализм как стабильное общество. Основания к этому есть, поскольку развитые капиталистические страны в последние несколько столетий являют удивительную способность творчески разрешать все возникающие в них кризисные проблемы. Но у нас нет возможности абсолютно твердо утверждать, что эта способность есть существенная черта, а не следствие счастливого стечения обстоятельств. В этом отношении, если развитой капитализм не есть синоним стабильного общества, то тогда можно предположить, что он хронически чреват тоталитарными катастрофами, поскольку силы, реализующие эти катастрофы, всегда латентно присутствуют в нем.

§ 3. Становление Современности