Лось и лосось. Фантастические истории

9

Я висел в пространстве, обдуваемый жарким воздухом ударной волны. Окно девятого этажа стремительно удалялось от меня, и через секунду я почувствовал спиной сильный удар. Изо рта брызнула кровь, а позвоночник превратился в груду крошек. Я лежал, корчась от боли, на бетонной плите.

Но не умирал. А значит, это тоже было всего лишь иллюзией. И желание докопаться до настоящей реальности было столь сильным, что я усилием воли сдвинул обломки костей, собрал позвоночник в его прежнее состояние, втянул в себя излившуюся кровь. Поднялся.

Лестница на девятый этаж расплывалась в моих глазах, но я все-таки шёл. Вот она кончилась, и я оказался на том самом месте. Следы взрыва были налицо – разбросанные вёдра, разломанные доски, поднятая в воздух цементная пыль.

Не было только людей.

Я стоял и пытался осознать глубину своего одиночества. Взрывал ли я здесь когда-то бомбу вместе с Захаром Довжуком? В какой реальности это было? И кто я сам, если ничего этого вовсе не было?

Я понял, что старею. Мне было уже не четырнадцать. Квартиру постепенно отделали, заполнили мебелью. Вокруг меня и даже сквозь меня, не замечая, ходили люди, таскали вещи, занимались хозяйством, одни жильцы сменялись другими, и так продолжалось, пока я не вернулся в свой теперешний возраст – двадцать три года.

Я стоял посреди обжитой комнаты, на мягком ковре со следами разлитого сока. На столике стояла ваза с букетом цветов. На стене висела фотография – муж с женой и двое улыбающихся детей.

Я тихо подошёл к двери. Вышел из квартиры. Спустился по лестнице. Открыл подъездный замок и очутился на улице, под мелким моросящим дождём. Поднял взгляд на дом.

Девять этажей, панельный, довольно современный. Хорошо здесь жить, наверно. Квартиры не такие малюсенькие, как у меня. Удобные лоджии, скверик вот разбит.

Я пошёл прочь. Мог бы, наверно, и взлететь, но сейчас мне этого не хотелось.

Впереди меня шла светловолосая девушка в лёгком сарафане. Бёдра покачивались, правая рука с наманикюренными ноготками сжимала ручку зонтика. Левая придерживала сумочку на плече. Каблуки цокали медленно, размеренно.

И я почувствовал, как ледяное сердце в моей груди начало редко, но уверенно биться.

9 августа 2008, Мытищи.

Батон

С Константином Дмитриевичем Гварковым мне приходилось встречаться нечасто.

В то время был он уже на пенсии, но и тогда оставался крепок, подтянут и строг. Количество орденских планок на пиджаке доказывало, что Константин Дмитриевич служил государству исправно, и, так сказать, на своём посту не смыкал глаз.

– Да, – говорил он, – и всегда я уважал людей. Не было такого, чтобы кто на меня обиделся. Ежели скажу "да", так руку пожму, ежели "нет", так улыбнусь хотя бы.

А улыбка у Гваркова была поистине замечательная. Ни одного гнилого зуба, ни одного пятнышка от курения (а ведь курил он, и много курил – работа нервная), и весь рот его был словно плотно сколоченный забор из коротеньких, остреньких досок.

Да… Но я, в общем-то, все не о том говорю. А хотел я рассказать одну историю, поведанную мне Константином Дмитриевичем. Признаться, и сейчас я сомневаюсь в её подлинности, хотя сомневаться-то вроде бы грех – авторитет у Гваркова непоколебимый и не поддающийся ни сомнениям, ни кривотолкам. Но уж больно всё это звучит фантастично. Хотя – чего не бывает на свете.

Короче, как-то раз в кабинете у Константина Дмитриевича зазвонил телефон правительственной связи. И сказано было Гваркову примерно следующее:

– Придет к тебе не сегодня – завтра, а может, и вчера, человек. Рындин, генный инженер. Так ты его, значит, строго-настрого ни-ни, потому что он тут ого-го чего… Не пущай, в общем.

Далее следовали приметы Рындина, которые Гварков незамедлительно передал бастиону своих секретарш.

И был твердо уверен, что "Но пасаран!" – в том смысле, что никакие генные инженеры ему более не грозят.

Однако спустя буквально полчаса после высочайшего предупреждения в кабинет зашёл старичок с клюкой и бородой до пола.

– Вы кто? – спросил Гварков.

Старичок содрал с себя бороду, распрямился и клюку под мышку сунул:

– Рындин я. Генный инженер.

– Ах, да-да, – Гварков улыбнулся широко и на кресло кивнул: садитесь, мол, папаша, – мне о вас докладывали.

– В самом деле? – удивился Рындин. – А меня не пускали на входе…

– Видимо, какая-то ошибка, – ещё шире улыбнулся Константин Дмитриевич. – Ну, я им покажу… Но я слушаю вас.

Сел Рындин и на стол перед Гварковым батон положил. Самый обыкновенный.

– Вот, – сказал Рындин, – моя разработка. Отличается от аналогичных существующих тем, что выращен за несколько дней на специальном быстрорастущем дереве. По химическому составу практически идентичен батонам, поставляемым в торговую сеть. Имеется авторское свидетельство и сертификат качества изделия. Можете попробовать.

Гварков отломил кусочек. Батон как батон.

– Позволю себе заметить, – продолжил Рындин, – что экономический эффект ожидается колоссальный. Не требуется ни элеваторов, ни хлебозаводов… Нужна только ваша подпись, и этот батон ознаменует собой…

– Но, – сказал внезапно Гварков, – учтите масштабы хлебобулочной промышленности. Возникает проблема с уборкой. Надо разрабатывать специальные комбайны, которые снимают батоны с деревьев.

Рындин потускнел:

– Понятно. Значит, надо дорабатывать, – и скрылся за дверью.

Гварков вздохнул облегчённо – вроде бы пронесло – и пошел давать секретаршам новый инструктаж. Чтобы впредь блюли более бдительно.

Однако уже на следующий день дверь раскрылась, и в кабинет въехал увешанный шариками трёхколёсный велосипедик. На нём восседал глуповатого вида веснушчатый мальчуган в коротких штанишках и с сопливым носом. Раз – он встал с велосипеда, два – сорвал маску, три – и на ногах непостижимым образом появились брюки, а на теле пиджак.

– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, – сказал Рындин. – Я доработал свое изобретение.

Гварков улыбнулся и снова предложил сесть.

– Вот, – Рындин положил на стол такой же батон, как и в прошлый раз. – Теперь батон вырастает на тонком черенке, который, управляясь по радио, переламывается в нужный момент, и батон падает на землю.

– На землю? – спросил Гварков. – Это же негигиенично.

Рындин спрятал в рукав приготовленный для подписи текст резолюции и кивнул:

– Я всё понял. Я доработаю. До свидания, – и ушел.

Как раз этого самого свидания Гваркову и не хотелось.

В помощь секретаршам были выделены служебные собаки, которые запах Рындина учуяли бы за километр.

Однако на следующий день в кабинет Гваркова вошла развратного вида девица, от которой дико разило духами "Московское утро".

– Там у вас с собачками что-то случилось, – сообщила она, перевоплощаясь в Рындина. – Они надевают противогазы и выпрыгивают в окно…