Руслан Дубов. Повесть о предвосхищениях жизни в измененных состояниях сознания

Руслан всегда с большинством из своих новых друзей и коллег легко переходил на ты, но с Юрием Александровичем такой «переходец» не получался, несмотря на то, что они были знакомы уже несколько лет.

«У старика маска добродушного солдата, может покалечить или убить, улыбаясь», – подумал Руслан.

Побаливала нога, и он присел у очага на скрипучий табурет, сжал колено руками и начал рассказ.

– Был мне несколько лет тому назад образ в полусне. Вижу себя на заснеженном поле, усыпанном небольшими странными холмиками. Свежий снег выпал ночью и накрыл землю чистым покрывалом. Я стою неподвижно один, как черный столб, в рубище и с непокрытой головой. В глаза ударил прожектор с вышки, и я осознаю, что поле окружает забор с колючей проволокой, а на вышке – охранники. За фонарем, словно за стеной, они советуются вполголоса. Решают, что со мной делать. Я стою неподвижно, без страха и надежд. Мне не холодно, нет и чувства веса тела. Во мне уже нет почти никаких чувств. Только одно – есть чувство жизни и ощущение ее вечности, что бы ни произошло. Холмики, что вокруг меня, я знаю, – это умершие и замерзшие длительной ночью люди. Они лежали на голой земле и их присыпал свежий снег. Они больше не встанут. А я стою, стою и живу вопреки здравому смыслу. Пришло утро, но еще достаточно темно. Охрана решила проверить объект, включила свет и удивилась, оробела от увиденного. Стоит один живой и смотрит прямо в прожектор.

Какая сила еще держит его на ногах? И почему он это смеет делать?

Руслан замолчал и приподнял глаза.

Вновь повисла пауза в аромате табачного дыма.

Я стою неподвижно один, как черный столб, в рубище и с непокрытой головой.

– Образы пришли не сами по себе, – продолжал он. – Я знал их смыслы наперед, так как ждал ответа на вопрос, который задал своему подсознанию накануне: что меня ждет через десять лет? Вы знаете, что я тоже в последние годы практикую вхождения в измененные состояния сознания. И, получив такой ответ, я, конечно же, был сильно охлажден в своем намерении форсировать развитие «Рус-Оракула». Да и особенных условий тогда для развития не было. К тому времени я уже организовал две-три встречи экспертов…

– Как ваша жена? – прервал рассказ Юрий Александрович.

– Похоже, что она меня оставила в покое, – глядя в каменный пол, ответил Руслан.

– Похоже, что вас оставили в покое и другие.

Руслан вскинул глаза.

– Вы думаете, что у меня есть время пожить спокойно?

– Я убежден, что да, – глядя на потолок, кивнул Юрий Александрович.

– Чай будете?

– Вы же знаете, что я чай не пью, – постукивая трубкой о выступ очага, подводил итог беседе гость.

Вышли из дома. У темной машины стоял седой водитель.

«Голова белая, но службу не бросает, – подумал Руслан. – Смотрит внимательно и долго, словно желает запомнить».

Вернулся в дом взбодренный. Поставил чайник на огонь, набросил старый полушубок и вышел в сад. Приблизился к двум стоящим рядом деревьям. Остановился и замер, опустил голову и плечи, сник. И вдруг резко высвободил руки из-под тяжелой одежды и пружинно выровнялся, ударил ребрами ладоней по стволам смиренных деревьев. Несколько раз вдохнул плотный воздух, потер руки и направился в дом.

Сел в бывалое кресло у стола. Полностью извлек тяжелый боковой ящик и правой рукой, изловчившись, в глубине открывшейся ниши щелкнул потайной задвижкой и выдвинул средний ящик с дневником.

Словно отдаленный шум сухого камыша, заговорила вода в чайнике. Встал, заварил мяту и вновь пошел к столу, притягиваемый желанием записать следующее:

Жизнь, кажется, налаживается. Старый лис (Ю.А.) был в гостях. Обнадежил. Сколько у меня времени есть, пока они вновь решат меня «нейтрализовать»?

30 декабря 2011 года

Взял горячую чашку в две руки, отхлебнул зеленый ароматный напиток и откинулся на спинку кресла. Почувствовал тепло в желудке, согревающуюся спину и руки.

Монитор погас и уснул, очаг догорал. В доме становилось темно, и только две гипсовые головы белели на фоне кирпичной стены.

В окне ночное небо делилось горизонтально пополам огромным облаком смога, подсвеченным снизу силой мегаполиса. В сорока километрах вызывающе клокотала его жизнь.

Глава 3. Чистая победа

Одиночество никогда не тяготило Руслана. Дневник был его собеседником в кризисы жизни. Вот и сейчас большая глянцевая тетрадь с изображением опушки леса на обложке лежала рядом. Он сидел неподвижно, с остекленевшим взглядом из-под нависающего лба. Большие руки сжимали подлокотники кресла, пытаясь вонзить в них сгибающиеся ногти.

В середине восьмидесятых приехал он в столицу и завалил экзамены на дневное отделение факультета психологии. Сказалась армия и тяжелая работа после нее. Он не смог подготовиться.

В одной комнате с другими абитуриентами еще до экзамена понял, что его знания по математике слабоваты. Так и случилось – на экзамене решил только два из пяти заданий, но не уехал домой на Украину, а остался работать на автомобильном заводе. Жил в общежитии, ел в столовой для рабочих, и все свободное время тратил на подготовку. Бывали вечера, когда после работы и подготовительных курсов добирался до общежития и его трясло всем телом от холода, переутомления и злости. Жизнь казалась сильнее, а порой мерещилась суровым зверем.

Она уволокла меня на завод, приковала и держит на уровне квалифицированного рабочего.

На следующий год он вновь не сдал экзамен, но теперь уже по литературе. Математика была побеждена, литература же оказалась бесконечной и со скрытой опасностью для самоуважения.

Однажды, когда его девушка с высшим образованием пригласила к подруге на день рождения, он и не ожидал, что именно его пробелы в знании мировой литературы станут причиной столь неприятного для него события. В разгар застолья его взгляд привлек черно-белый портретик, что одиноко висел на дальней стенке. Пронзительный взгляд исподлобья наискосок седобородого мужчины был направлен на всех захмелевших. Когда он громко спросил о портрете, то подруга незаметно толкнула его локтем. Но он повторил свой вопрос. За столом возникла пауза. Слегка улыбаясь, снисходительным тоном хозяин квартиры сказал: «Это Хемингуэй».

– Не читал, – довел ситуацию до конца Руслан.

Его подруга подхихикнул и принялась есть салат. Другие переглянулись – и всем было понятно, что молодой человек необразован.

Но это только половина истории. Вторая ее часть и главная в том, что хозяйка дома, чей день рождения отмечали, была красивой женщиной и очень понравилась Руслану. Его сознание уже на следующий день связало в один болезненный узел все произошедшее. Событие у подножия портретика Хемингуэя было столь значительным в его душе, что даже сейчас, по прошествии десятков лет оно еще не сгладилось и по-прежнему давило где-то в груди. Он всем своим напряженным сердцем понял, что образование дает пропуск в тот мир, в котором есть такая женщина.

Добился образования, защитил диссертации и получил научные звания, но все обесценилось, когда пришло понимание, что это совершенная лабуда.

Распахнулся железный занавес, исчез идеологический туман на родной земле, и каждый с обнаженными нервами кинулся искать свои смыслы и ориентиры. Отдельные жители болотистых долин в ясную погоду на горизонте уже могли усмотреть высокие вершины мировой психологической мысли, но они казались слишком далеки для хмельных голов.

Отдельные чудаки, такие как Кравцов, ринулись покорять вершины, посвятив восхождению годы и годы своей жизни, но Руслан закрыл на них тогда глаза. Его увлекали деньги, которые шли в руки сами, а он в них особенно нуждался. Жена, ребенок, тесная квартира и скользкий пластик дешевого кухонного стола требовали средств.

Образование стало платным и продавалось. Его покупали те, у кого были деньги. Отоваривались не только высшим образованием, но и учеными степенями.

Руслан с однокашниками, имея друзей и знакомых в ученых советах, не просто писал диссертации на заказ, но и организовывал их беспрепятственные защиты. Таким способом отечественная наука прирастала и расширялась. Мода на ученость метастазами прокралась повсюду, а Руслан Дубов был в центре этой заразы. Он расширял связи в ключевых университетах столицы, а список его клиентов с годами обогащался все более внушительными фигурами государственного управления. Теперь он уже ногой открывал двери таких кабинетов, в которые обычные посетители стояли в очереди безнадежно и бессрочно.

– Профессор Дубов, – улыбалась секретарша и открывала дверь.

Он стремительно входил – и ему были всегда рады, так как с ним влетала столичная образованность, эрудиция, научность, матерость, но попахивало и невежеством.

Возможно, все так бы и шло, но тут в Москве появился Кравцов – квадратный сибиряк лет сорока пяти со своим алюминиевым ноутбуком.

Однокашник Лосев взял его на работу научным сотрудником в свой центр социальных технологий. Здесь Кравцов сам начал писать диссертацию, обтесывая наработанные ранее материалы под требования научного текста. Руслан часто заходил к Лосеву с поводом и без него, желая просто поболтать с другом и что-то выпить. Здесь в холодильнике всегда было что и чем закусить. Чаще всего в соседнем кабинете он видел и широкую спину Кравцова в белой застиранной рубахе. У окна спина его выделялась неподвижным валуном на изумрудном фоне канадского клена, что рос за окном и затенял здесь все.

Однажды летним вечером он зашел к Лосеву, но в холодильнике было пусто, и Руслан решил отправить Кравцова за выпивкой. Лосев попытался было его в этом переубедить, но доктор психологических наук и профессор уже шел в соседнюю комнату к соискателю Кравцову.

Манипулирование и понукание аспирантов – обычное дело для доктора и профессора, ведь он может определить дальнейшую судьбу желающего войти в науку. Так почему бы не насладиться унижением того, кто потом сам будет отыгрывать душевные травмы восхождения на других? Теряя достоинство и с ним лицо в начале пути, может ли человек дальше сказать что-либо в науке, да и в жизни оригинальное?

– Кравцов! Хватит тут сидеть над своей мудростью. Пора и делом заняться, – подходя вплотную к белой спине, уверенно выпалил Руслан.

– Что вы имеете ввиду? – уточнил Кравцов, поворачиваясь и слегка улыбаясь.