– Крепи! – кинулся Павел в другое место, где ставили туры, на место разбитых. Насыпали в них землю. Только сапёры поставили все туры, накидали сверху мешков с песком, как несколько крупных ядер разворотили всю их работу.
Кинулись вновь восстанавливать.
Капитан-лейтенант Попов с ужасом наблюдал, как адмирал Корнилов бесстрашно подходит то к одному орудию, то к другому, выглядывает спокойно в амбразуры, советует наводчикам, как лучше ставить угол.
– Владимир Алексеевич, – взмолился Попов. – Отправляйтесь в город. Все донесения с обороны вам в штаб доставят. Я сам осмотрю позиции.
– Никуда я не уйду! – решительно ответил Корнилов. – Ведите меня на пятый бастион.
– Кречен, за мной! – позвал подполковник Тотлебен. – Без тебя справятся. А ты мне нужен.
Они с Тотлебеным пошли вслед за Корниловым. По дороге адмирал увидел солдат Московского полка, располагавшихся в траншеях. Осколки гранат со зловещим шуршанием проносились над их головами. Солдаты жались к земле.
– Зачем вы здесь стоите? – крикнул Корнилов офицеру.
– Приказано, – ответил тот.
– Сколько выбыло?
– Двенадцать человек.
– Немедленно отведите своих людей к лазаретным казармам. Здесь оставьте наблюдателей.
***
Пятый бастион окутало дымом, будто вулкан. Нахимов командовал огнём. Он стоял уверенно в центре бастиона на крыше порохового погреба, словно на мостике корабля. Парадный сюртук с золотыми эполетами забрызган кровью. Он утирал кровь с лица большим белым платком, но только ещё больше размазал алые пятна по щекам.
– Без доклада! – остановил его Корнилов, когда Нахимов, заметил командующего флотом. – Сам все вижу. Вы ранены?
– Ерунда! – Нахимов спрыгнул с крыши погреба.
– Осколком?
– Камнем. Насыпь турами не укреплена, когда ядро попадает, галька разлетаются не хуже картечи.
– Не учли, – кивнул с сожалением Тотлебен.
Корнилов смело вскочил на банкету к стрелкам, Нахимов за ним. Капитан-лейтенант Ильинский, закричал:
– Куда вы! Немедленно сойдите!
– Не мешайте! – строго сказал ему Корнилов. – Мой долг – видеть всех.
Тотлебен, тем временем, с Павлом осмотрели оборонительную казарму. Она к тому времени представляла из себя груду кирпичей вперемежку с чугуном. Батарея из пяти орудий, что стояла за казармой молчала. Все пушки сброшены со станков, прислуга перебита. Подошла рота солдат из прикрытия. Принялись убирать тела и разгребать завалы.
– Почему не подвозят орудия из резерва? – строго спросил Нахимов у Ильинского.
– Невозможно, – ответил тот. – Дорога простреливается. Четыре пары лошадей убило.
– Но что-то надо делать? – требовал Нахимов. – Отправьте команду осмотреть сбитые орудия. Надо хотя бы одно отремонтировать.
– Я – на шестой, – сказал Корнилов и велел подать лошадь.
***
Оборонительная казарма шестого бастиона достойно выдержала обстрел, но местами дала трещины – руку можно просунуть. Внутри от порохового дыма – не продохнуть. Капитан Зарин командовал артиллеристами: то смело взбирался на верхний фас, то слетал вниз, к тяжёлым орудиями и давал указания наводчикам.
Завидев Корнилова, матросы грянули «Ура!» и вновь принялись за свою работу у пушек.
– Как дело идёт? – чуть ли не в ухо крикнул Корнилов Зарину.
– Плохо! – недовольно ответил капитан. – Ещё пару часов такого обстрела, и стена валиться начнёт.
– Почему? – вмешался Тотлебен.
– Сложена абы как. Раствор негодный. Я бы, Владимир Алексеевич, инженеров, кто эту стену возводил, посадил бы сюда вот, прямо сейчас, да пусть они отчёт о расходах пишут: куда столько денег угробили? А стена-то – дрянь!
– Когда уж тут, Апполинарий Александрович? Придёт время – ответят, – заверил его Корнилов.
– Ничего! Выстою! – успокоил адмирала капитан Зарин. – А вы бы шли отсюда. Тут такой аврал – головы не высунуть.
– Главнокомандующий в городе, – доложил Корнилову адъютант.
Адмиралу подвели гнедую лошадь со светлой гривой, и он поскакал вниз по дороге.
– Слава Богу, ушёл! – перекрестил его в спину каперенг Зарин. – Вечно Владимир Алексеевич в пекло лезет.
***
В городе творилось что-то невообразимое. К набережной спешили испуганные горожане. Несли с собой всё, что успели захватить. У пристани толкотня. Переполненные лодки отчаливали к Северной стороне. Бабы с узлами. Мужики с корзинами и мешками. Плачущие дети. Собаки, обезумив от грохота и суеты, путались под ногами, лаяли, выли….
Корнилов встретил князя Меньшикова у своего дома. Главнокомандующий был весь в пыли. Лошадь его испуганно фыркала. Её пробивала мелкая дрожь при каждом близком пушечном выстреле.
– Ну, ну, тихо! – успокаивал лошадь светлейший, сам пытался оттереть грязь с лица платком. Свита из нескольких адъютантов и десятка казаков выглядели не лучше: как будто на них обрушилась песчаная буря.
– Чуть не убило, – усмехнулся князь. – Представляете, в двух шагах от меня бомба в кучу земли врезалась, да как бабахнет! Вот, видите что сотворила? Правым ухом ничего не слышу. Хорошо, осколками никого не задело. Давненько я такого страху не терпел. А вы как? Держитесь?
– Так точно, держимся! Разрешите доложить подробно, ваша светлость?
– Не стоит. Мне одной вашей уверенности – достаточно. У меня расставлены наблюдатели на высотах. Как только французы и англичане пойдут на приступ, я тут же двину в город помощь. Каждой колонне дано точное направление. Но прошу вас, Владимир Алексеевич, не сдавайте ни метра, пока не подоспеют войска!
– Не сдам! – заверил князя адмирал.
– С богом! Я обратно, к армии.
– Прощайте!
***