– Не получилось, – пожал плечами Степаныч, наливая себе. Теперь ему было проще, знание основ арифметики подсказывало, что бутылку надо опустошать до дна.
Пожевав сыра, они отвалились на ствол могучей липы.
– Нехорошо получилось, – пробормотал Вовка, когда понял, что начинает засыпать.
– Так надо ещё по чуть-чуть, – очень убедительно откликнулся Степаныч. – Бодрость духа приходит после трёхсот.
– Точно знаешь? – усомнился немного потерявший себя в пространстве и ощущениях отпускник.
Дядя Паша хмыкнул:
– Мне ли не знать! Давай свою бутылку.
– Не, нам на встречу ещё.
Покурив на пару со Степанычем, побродив вокруг дерева, Вовчик почувствовал себя энергичнее. Появилась солидарность с дядей Пашей: чуть-чуть не хватает.
– Доставай мою! – скомандовал он.
Вовчик уже отпустил вожжи, наслаждаясь происходящим, а у Степаныча снова получились полные стаканы.
– Тьфу ты! Павел Степаныч, нам ещё на встречу идти!
– А что тут пить-то?
Махнув рукой, Вовка выпил, следуя примеру старшего товарища. Сказал:
– Давай, закусывай хорошенько. Колбаса, хлеб, всё нарезано, – с набитым едой ртом добавил: – Теперь придётся снова в магазин заходить. Вот кто виноват?
Степаныч рассмеялся.
– Да! И что делать?
Вовка с трудом поднялся, опираясь на ствол.
– Пошли.
Он схватил сумку и зашагал к фонтану. Бодрость, в самом деле, пришла. Степаныч еле поспевал, боясь за початую бутылку. Он поднимал на ходу пакет, щупал горлышко, проверяя, не мокро ли.
– Куда мы? – крикнул он вслед.
Вовчик не удостоил вниманием фонтан, а остановился лишь возле эстрады. Несколько взрослых с детьми стояли перед сценой.
В глубине сцены расположилась инструментальная группа. Подошедшая к гитаристу женщина держала за руку девочку лет шести. Молодая мама помогала себе свободной рукой, полагая, что мелькающие перед лицом мужчины пальцы лучше доведут до него смысл сказанного. Музыкант кивнул, вышел к краю сцены и объявил в микрофон:
– Сейчас девочка Маша, – он посмотрел на женщину, та утвердительно кивнула, – споёт песенку «Голубой вагон».
Зрители жидко захлопали.
– А чего мы тут стоим-то? – Степаныч заглянул в свой пакет. – Ни выпить, ни чего…
– Да… хотел в магазин… а тут знакомого увидел на сцене. Пели с ним в группе вместе. Ещё на заводе.
Девочка Маша, подбадриваемая зрителями, старательно пела любимую песенку.
Повесив свою сумку на Степаныча, Вовка направился к ступенькам на левом краю сцены, собираясь подняться наверх после девчушки. То, что музыканты, оставив инструменты, вышли в боковую дверь, его не смутило. Перекур, стало быть. Лишь клавишник, полистав блокнот, начал негромко наигрывать знакомую тему, обозначая небольшой перерыв.
Неожиданно на плечо музыканта легла чья-то рука, заставив обернуться.
– Вовчик! – привстал он. – Сто лет! Ты откуда?
Они ударили по рукам.
– Из Москвы. В отпуске.
– Вот это да! Сто лет!
Мужчина с горбинкой на носу и живыми чёрными глазами улыбался не знающему, что сказать, старому приятелю.
– А ты играть-то не разучился? Может, сбацаешь с нами что-нибудь?
– Так вот сто лет. Вспомнят ли руки?
– Попробуй. Сейчас ребята выйдут, потренькай пока на гитаре. Давай, не робей.
Вовчик взял гитару и сам удивился, насколько легко удаётся ладить с инструментом. Игорь, довольно покачивая головой, вставлял иногда россыпи нот с клавиш.
Появились музыканты, недоумённо поглядывая на незнакомца с гитарой. А тот уже и не думал останавливаться.
Игорь жестом подозвал приятелей и что-то недолго им объяснял. Барабанщик сел за установку, басист начал подыгрывать Вовчику, нехитрый набор аккордов своевременно расцвечивал сидящий за синтезатором Игорь.
– Уловил? – спросил Вовчик вставшего рядом прислушивающегося гитариста.
– Припев ещё раз, – попросил парень.
Вовчик сыграл снова. Отдавая гитару хозяину, добавил:
– Здесь немного необычное построение текста. Три куплета подряд, затем два припева.
Парень кивнул.
Музыкальное сопровождение, не прерываясь, вышло на начало песни. Вовчик уже стоял у микрофона, готовый открыть рот.
– Вот память – холст, на нём мазки:
События, поступки,
Движения её души
И даже ножки, даже губки.
– И «да», и «нет» – одним мазком