Барон ВВВ. Небылицы, поведанные одним достойным человеком

Рисует кисть сознанья.
Так пишется портрет теплом,
Теплом и красками свиданья.

Степаныч прислонился к ограде. Неожиданно он поймал себя на мысли, что получает удовольствие от песни, от голоса Вовчика, поскольку всегда пребывал в твёрдой уверенности, что тому медведь на ухо наступил.

А под сводами величественных деревьев парка неслось:

– Пропал безликий серый цвет,
Таинственно, не сразу
На полотне возник портрет,
Возник, затмив собою разум.

Нежно, местами с надрывом, прозвучал припев:

– В парадный холл родного «я»
Я поместил картину.
Девчонка, милая моя,
Буди во мне мужчину.
Девчонка, милая моя…

Слово «мужчину» Вовчик лихо разбил надвое, прорычав второй слог, чем вызвал шквал аплодисментов и свист повеселевшей публики. Последней стало заметно больше. Люди начали подтягиваться к эстраде.

– Своим присутствием буди,
Волнуй игривым взглядом.
Не торопись, не уходи,
Побудь немного рядом.
Не торопись, не уходи…

Зрители хлопали, не дожидаясь последних аккордов. Крики «ещё!» и «давай!» перекрывали звучание инструментов.

У Вовчика закружилась голова. Он пошатнулся. «От успеха, – подумал. – А Степаныч был прав, после трёхсот появилась лёгкость». Он снова почувствовал себя тем двадцатилетним пареньком, играющим в вокально-инструментальном ансамбле на заводской вечеринке.

– Ну, что, старик? – крикнул в ухо подошедший Игорь. – Народу нравится. Давай ещё чего-нибудь вспомним.

– А новое, – возразил Вовчик, – я объясню быстренько.

Он сбегал к барабанщику, подсказал аккорды гитаристу, чтобы тот легче подстроился в процессе исполнения песни, басисту просто махнул рукой. Что-то бросив на ходу Игорю, снова подошёл к микрофону.

– Мужчина, – обратился он к одному из зрителей, судя по внешности, кавказцу, – будьте добры, одолжите Ваш аэродром на три минуты.

Послышался смех. Кавказец, несмотря на жару, был в кепи.

– Да, дорогой, хоть на тридцать три!

Обрадовавшийся южанин пробрался к сцене, протянул Вовчику головной убор и, повернувшись к толпе, крикнул:

– Гиви не жалко аэродрома для артиста.

– Спасибо, Гиви! – усилитель разнёс голос Вовчика по окрестностям. Он выдержал небольшую паузу, затем крикнул в микрофон: – Моника-а-а! В кавказском стиле!

И, нахлобучив кепку на свою небольшую голову, выразительно играя бровью, стал заводить толпу, придавая голосу южный акцент и активно работая руками.

– Меня укусила Натаха,
Меня укусила Натаха,
Я ей говорю:
Вай, вай, вай-вай!
Натаха, ты, блин,
Учись целоваться,
Учись целоваться,
Не надо так сильно кусаться!

Если первые две строки прозвучали под аккомпанемент барабанщика, который бил ладонями по небольшим барабанам, не пользуясь палочками, то следом подключились все музыканты. Специфичные жесты певца, бородка, усы и кепи увели зрителей на склоны гор, к отарам овец, к стоящему одиноко пастуху в бурке.

Надо знать людей с южным темпераментом! Гиви и ещё несколько кавказских ребят уговорили толпу расступиться перед сценой, начав отплясывать в образовавшемся круге национальный танец.

– Меня укусила Обама,
Меня укусила Обама,
Я ей говорю:
Вай, вай, вай-вай!
Мишель, ma belle,
Учись целоваться,
Учись целоваться,
Собаки от жизни кусаться!

К этому моменту вокруг Гиви танцевали не только южане.

– Меня укусила Левински,
Меня укусила Левински,
Я ей говорю:
Вай, вай, вай-вай…

Поскольку Вовчик снизил накал и начал почти шептать, драматически закатывая глаза, музыканты застыли, пытаясь догадаться, что от них требуется. «Певец» прикрыл ладонями причинное место и посмотрел вниз, изобразив гримасу боли. И медленно, слабеющим голосом, продолжил:

– Моника, вай…
Моника, вай…
Вай, вай, вай-вай,
Вай, вай, вай…

Наступила тишина. Вовчик кивнул барабанщику. И тот понял, что надо делать! Начав тихо, и ударяя с каждым разом всё громче и громче, он вывел Вовчика на победное продолжение, от которого толпа завизжала. Вовчик вскинул вверх руки. Музыка вновь загремела.

– Моника, хай!
Моника, хай!
Вай, вай, вай-вай,
Вай, вай, вай.
Моника, хай!
Моника, хай!
Моника, хай!
Вай, вай, вай.