– Да какие еще тебе призраки?! – Отмахивается Надя, – человека убили, а она…
– Я, кстати, тоже слышала, ну, про убийство. Только про другое. – Говорит Вера, – вчера мама с бабушкой разговаривали, а я случайно подслушала. Короче, недавно убили девушку с Саина*.
– Здеесь?! – Вскидывается Надя.
– Не знаю… Нет, наверное, где-то в городе. И утром мне мама, такая, говорит: не уходи со двора, с незнакомыми не разговаривай, а если увидишь машину с затемненными стеклами, сразу убегай.
– И мне тоже мама так постоянно говорит. И Юльке. Да же, Юльк?
– Ага… А помнишь, Надьк, как ты рассказывала? Ты в школу шла, и увидела машину. Она остановилась недалеко от тебя, а потом одновременно резко раскрылись все четыре дверцы…
– Помню… Только не в школу, а в магазин.
– Реально? – Вера смотрит на нее с испугом в глазах.
– Да. Я даже не помню, как убегала.
– Блин… Страшно…
– Угу… А Юльку один раз со двора чуть конфеткой не сманили. Тетька какая-то.
– Да, да! – Подтверждает Юлька и хорошо удающимся ей приторно-сладким, «лисьим» голосом изображает тетьку, – такая говорит мне: «девочка, хочешь конфетку?» А я ей: «да!» А она мне: «пойдем ко мне домой…» и руку тянет.
– Бррр… А ты? – Спрашивает Вера.
– А я как дам деру, и домой! Только на своем пятом этаже отдышалась.
Надя и Вера с пониманием переглядываются.
– Ну че ты хочешь, – философски, подражая взрослым, говорит подруге Надя, – девочка-то красивенькая, хорошо одета. Как не сцапать?
* проститутку
– Вот-вот, – соглашается Вера, – только странно: раньше цыгане детей воровали, а теперь такие же, как и мы, русские…
– А зачем они детей воруют, не знаешь?
– А фиг их знает.
***
Возле Дома появляется какая-то фигура. К ней присоединяется еще одна, потом еще. Спустя несколько секунд там уже стоит пять человек. О чем-то переговариваясь, они периодически посматривают в сторону Абая-Шаляпина – явно кого-то ждут. Вскоре на горизонте появляются еще две фигуры, мужская и женская. Мужчина идет странно, как бы подволакивая одну ногу. Даже издалека Надя замечает надетые на нем темные очки. Не узнать мужчину невозможно. Это Хромой Алибек. Про него ходят разные слухи, один темнее другого.
Одно Надя знает точно: Хромой Алибек руководит местной бандой. В основном в его банде шпана – пацаны от десяти до шестнадцати лет. Они часто устраивают уличные бои с такой же шпаной из других микрорайонов. Но многие говорят, что за Хромым Алибеком водятся делишки и почище. Катька уверена, что он «держит район» – так сказали ей братья. Что это значит, Надя не поняла, а Катька не дала вразумительного ответа.
Он живет в двадцать первом доме, который находится за полянкой. Надя иногда встречает его, когда гуляет с Томкой. Он не замечает ее, но ей после этих мимолетных встреч почему-то сильно не по себе.
Это человек неопределенного возраста, ему можно дать и восемнадцать лет, и все тридцать. Крошечного роста, он не только сильно хромает, но еще и какой-то кривой – его левое плечо немного выше правого. Лицо бледное и почти уродливое – маленький нос слегка приплюснут, тонкие губы стянуты в синюю ниточку, тяжелая треугольная нижняя челюсть резко выдается вперед. Прямые черные волосы отпущены до плеч. Он всегда одевается в черное и никогда не снимает темных очков.
Рядом с Алибеком высокая стройная блондинка. Подойдя к пятерке парней, Алибек и девушка останавливаются. Один из парней подходит к ним, жмет руку Алибеку, затем достает из заднего кармана сигареты, предлагает одну Алибеку и сам закуривает. Начинается эмоциональный разговор – парень с сигаретой размахивает руками, переходит с русского на казахский и обратно, и громко матерится. Алибек сохраняет ледяное спокойствие, отвечает негромко, мало, точно взвешивает каждое слово на весах. Раз или два он поворачивает голову в сторону шалаша, в котором лежат девочки.
Надя замирает, сердце ее бешено колотится. Рядом, ни живая, ни мертвая, съежилась Юлька.
– Пошли отсюда… – едва слышно шепчет ей, склонившись через Юльку, Вера.
– Нет, увидят… – таким же шепотом откликается Надя, – пусть в Дом зайдут или уйдут, тогда пойдем.
Как хорошо, что перед шалашом растут высоченные сорняки! Девочкам неплохо видно, что происходит возле Дома. А вот оттуда едва ли заметно, что в шалаше кто-то есть. Это немного успокаивает, но все равно на душе тревожно.
Кажется, Алибек и его товарищи, действительно, собираются войти в Дом. И Наде, несмотря на страх, даже любопытно становится: как-то Дом примет их? Не похоже, чтобы они его боялись – вон, как вальяжно ведут себя, смеются, плюются…
Наконец один из парней подходит к окну, подпрыгивает, подтягивается на руках и переваливается внутрь. Надя невольно ахает. Остальные следуют его примеру. Наконец на улице остаются только Хромой Алибек и блондинка. Он подводит ее к окну, откуда раскрытыми ладонями вверх высовываются чьи-то руки. Но девушке, по всему видать, страшно. Она вдруг как-то съеживается, деревенеет, пытается протестовать. Но Алибек говорит ей негромко пару слов, затем подсаживает ее в окно, и девушка исчезает во чреве Дома. Алибек докуривает сигарету, циркает слюной сквозь зубы и, несмотря на хромоту, ловко, точно кошка, тоже прыгает в черное окно.
– Пошли? – Спрашивает уже погромче также наблюдавшая за действом Вера.
– Щас, давай подождем еще пять сек, – говорит Надя. Голос ее звучит немного хрипло – видимо, потому что горло от страха сдавило. Проходит еще немного времени, но ничье лицо так и не показывается ни в одном из окон. Дом хранит зловещее молчание.
– Пошли! – Командует Надя, – Только быстро, и не шуметь! Юлька, давай руку… да не наступай же на ветки, слышно же там все! Быстро, валим на Шаляпина!
Стараясь двигаться бесшумно и быстро, то и дело оглядываясь, девочки минуют опасную территорию и, не оглядываясь на Дом, припускают бегом к АХБК, куда Надя вместе с бабушкой когда-то ходила на ИЗО, училась рисовать красками и тушью. Там сегодня, как и всегда по субботам и воскресеньям, людно. Оказавшись в толпе взрослых и детей, Надя успокаивается, но руку непривычно тихой сестренки выпускать не хочет. Она лежит в ее ладони, маленькая и беззащитная.
Во дворе АХБК шумит большой фонтан. Когда на город опускается слишком сильная жара, местная детвора плавает в нем вместе с головастиками. А за АХБК – Шаляпина… Надя с детства боится этой улицы. Движение здесь сумасшедшее – здесь и перекресток, и трамвайная линия, и автобусы с троллейбусами ходят один за другим, и машины шмычутся по обеим сторонам дороги, как ненормальные… Разумеется, играет роль и страшное воспоминание.
Как-то зимой они с мамой ехали на такси в детскую больницу. На одном из участков Шаляпина водитель вдруг притормозил. Сбавили скорость и другие машины. Надя, посмотрев из окна, увидела, как рядом с остановкой собираются люди, кричат… А на дороге лежит что-то бесформенное и страшное… Мама тогда резко вскрикнула и закрыла Наде глаза ладошкой. Но Надя все равно успела увидеть прилипший к асфальту и пытающийся взмыть в небо большой раздувшийся оранжевый «рыночный» пакет…
В другой раз, возвращаясь с мамой поздним вечером из гостей по той же улице, они увидели, как одиноким и торжественным факелом горит чья-то машина.
Одна через Шаляпина Надя никогда не переходит. Даже с мамой и бабушкой ей страшно. В школе все смеются, но она никак не может справиться с паникой, которая охватывает ее, когда она подходит к ревущему, неистовому Шаляпина.
***
– Куда теперь? – Спрашивает Вера.
Надя вдруг чувствует сильную усталость. Да и Юлька, все еще вцепившаяся в ее руку, еле-еле переставляет ноги.
– Домой, наверное, – говорит она.
– Я тоже так думаю, – откликается Вера.
Почти до самого дома Наде кажется, что за ними кто-то идет. От одной только мысли, что вот сейчас из-за какого-нибудь угла или дерева покажется Хромой Алибек, к горлу подкатывает тошнота, сильно потеют ладошки. Успокаивается она только у своего подъезда. Попрощавшись с Верой, она поворачивается к Юльке и строго говорит:
– Дома никому ни слова.
– Почему? – Удивляется все еще немного напуганная Юлька.
– Нас гулять же не выпустят завтра, дурында! И мне влетит за то, что увела тебя так далеко.
– А, ну хорошо, не скажу! – Беспечно говорит Юлька.