свет гасить, позабыв ключи,
ибо смысла ни в чём не осталось.
человек человеку, но ты -
сам себе и собой же не узнан,
как и все; семена темноты
прорастают из красных арбузов.
жди зимы и не плачь о тепле,
что мельчает дворовою лужей,
ведь рыдает банши по тебе
и как голубь ковчеговый кружит.
ВИГВАМ
лето, как девка, изменчиво сгинет, молча помашет руками,
снова наполнятся улицы города белыми ходоками,
это отвратное гнусное лето в преддверии тяжкой зимы,
словно бы стены воздвигли меж нами от облаков до земли.
кто-то воскреснет, по-прежнему молод, кто-то вернется домой,
и, так по-еврейски картавящий, ворон, уставши кружить надо мной, каркнет, как плюнет плебею под ноги, скрывшись куда-то во мглу, и все, что я знал и чувствовал, станет кучею хлама в углу.
и сам я не первой свежести стану – время своё берёт,
жизнь пролетит, и останется только глядеть на драконий полёт.
судьба, как старлетка, всем улыбается, только не здесь и не мне, и некуда деться, будто солдату, что выжил на страшной войне.
вечность ведь тоже как время в году, но хуже тюрьмы или плена, и совы ведут меня в чёрный вигвам по наводке немого полена.
ЭТО И ЕСТЬ
развлекатель – разрыхлитель -
потребитель – повелитель -
патимейкер – птеродактиль -
пубертатный суперклейстер …
этот список всячины в моем кармане
лежит лишний как новая многоэтажка
на пустыре где я не живу
88
у меня нет прописки
но есть моё имя прописью
в паспорте детским почерком
хотя меня тоже нет
я отошёл ненадолго от дел
и засел в декретный отпуск
как кенгуру в боливийском словаре
ненормативной лексики
там щетина небрежность и какой-то запах
заросли кругом ларьки с шаурмой
завернутой в протоколы тайных собраний
комитета по потолочным связям
с несущественной вещественностью
я подползаю как краб
к подоконнику грядущих возбуждений
и вижу в окно -
машина несется на полном ходу
потом стоит во дворе
и неслышно рычит
кто-то ездит на ней