Мужские игры

– Наташка! Какая ты…вся такая же, – выдохнул Максим.

Он вдруг смутился.

– Скажи, пожалуйста, какие новости, – Наталья хмыкнула. – Даже комплименты говорить навострился. Куда наука щагнула. Эдак вскоре и говорящие обезьяны появятся.

– Алешкий! Ущипни меня, – потребовал Максим. – Юрий Игнатьевич! Только честно, без дураков, – сейчас точно девяносто восьмой, а не девяносто первый?

Мельгунов и Наталья переглянулись.

– Сбрендил, – успокоил их Забелин. – Это бывает: бессонный перелет, перемена климата. Месячишко-другой в Кащенко и – будет как новый.

Но шутки, приколы обтекали Максима, не проникая внутрь. Там не было сейчас для них места. Не осталось его для обычных условностей.

– Наташа, можно я тебя сегодня провожу? – тихо, волнуясь, выговорил он.

Натальино веко дернулось, задрожал уголок рта.

– Пожалуй, не стоит, – отказалась она. – Провожатый ты, как выяснилось, стремный. При первой же опасности сиганешь по привычке. А что Алексей Павлович, насчет того, чтоб меня проводить? Хотя Алексей Павлович, должно быть, без охраны теперь шага не делает.

– А Алексей Павлович нам загадки тут загадывает. Вот говорит, что без его банчка институту нашему не подняться, – вернулся к захватившему его разговору Мельгунов.

– Я лишь сказал, что без серьезных гарантий рентабельности денег на восстановление ликвидности ни один российский банк не даст.

– Ликвидность, рентабельность. Гэр-рантии! – Мельгунов с отвращением «пополоскал» во рту ненавистные слова. – Пустой звон. Главное, чтоб человека на это дело найти. Опытного, мозговитого, и чтоб свой до конца.

– А я уж и не свой? – произнес вдруг вернувшийся за столик Флоровский. Все умолкли, изумленные. Задумался Мельгунов, испытующе пригляделась к Максиму Наталья, затаился Забелин, – в его игре внезапная инициатива чумового Макса была вовсе некстати. Но, казалось, больше всех поразился выпаленному сам Максим. Даже выронил на тарелку склизкий грибочек. Впрочем тут же растекся в хитренькой улыбочке: как часто у него бывало, слова выразили то, что еще только формировалось в голове. Со значением посмотрел на Наталью. – Могу взяться, если коллектив попросит. В конце концов для того и вернулся. И насчет опыта… Зря, что ли, Максим Флоровский семь лет западные автобаны топтал? Что, съел, олигарх?

Он задиристо подмигнул недобро сощурившемуся Забелину.

– А пойдешь? – Мельгунов шагнул к Флоровскому, заставив того подняться. – Замом? Хотя платить особо нечем. Ты ж там к другим деньгам привык.

– Сговоримся, сенсэй. Я ведь не за зарплатой приехал, – Максим вновь скосился на Наталью.

– Добрые слова. Если на пользу науке и если институт вытащим, – взволнованный Мельгунов поднял рюмку, – может, и впрямь вместе-то, как теперь говорят, прорвемся.

– И даже в голове не держите, – заверил вошедший в роль благодетеля Флоровский.

– Авантюра, – рубанул Забелин, пораженный более легкомыслием Макса, чем непрактичностью Мельгунова. – Чтоб подняться, нужны деньги. Деньги в банках. И любой банк даст их только под хорошие гарантии либо под пакет акций. На этот раз Мельгунов даже не улыбнулся. Напротив, теперь он не скрываясь, прищурив глаз и поджав губы, разглядывал Забелина.

– Так вот с чем вы здесь. Запах падали почувствовали, нувориши. Смотри, Максим, кого на плечах своих привел. Он желчно жевал губами, как всегда делал перед тем, как сказать что-то неприятное. Щеки его при этом втягивались по рельефу десен. Очевидно, неточно был выточен зубной протез. Исхудавшая шея в свежем, как всегда, воротничке потряхивалась гусиной кожей. И как-то особенно заметно стало то, чего не разглядели они поначалу, – что всесильный прежде Юрий Игнатьевич Мельгунов обратился за эти годы в старика – шумного, задиристого, пытающегося что-то отстоять и, в сущности, беспомощного.

И как же наивны в глазах Забелина выглядели сотни умных, «остепененных» людей, терпеливо ждущих от этого сделавшегося бессильным старика избавления от безысходности.

– Что так недобро? – Забелин попытался обратить сказанное в шутку. – Сами жаловались, что забросили институт. Вот и…

– А то, что не быть здесь вашему банку. Да и другим тоже. Пусть крохоборы в государстве чего хотят делают, а я институт в торги не отдам. И нечего здесь вынюхивать.

– Да он же не от банка вовсе говорил, – попытался вступиться Максим. Он не мог понять, с чего вдруг вспылил Мельгунов. – Мы с ним как раз по дороге обсуждали, чтоб помочь.

– Молчи, молчи, Максим. Тебе наших дел сразу не понять. И не заблуждайся, все они в одной банке. В паучьей банке. – Глаза старика, довольного удачным каламбуром, загорелись торжествующей злостью, как у человека, перешедшего некий психологический рубеж.

– Полагаю, что после этого пламенного спича мне следует удалиться, – догадался Забелин.

– Юрий Игнатьевич, да что ж так-то? – На этот раз не выдержала Наталья. – Это ж не чужой. Это Алешка наш.

– Ваш?! – подозрительно вскинулся старик. – Даже Иуде дважды предать не удалось. Так вот для всех…

– Не надо для всех, – успокоительно тронул его за рукав Забелин. – Просто будем считать, что возвращение в родные пенаты не состоялось.

– Вот-вот, именно будем считать. К вящему, так сказать, – добившись цели, Мельгунов чуть смягчился. – И не обижайтесь, Алексей Павлович, но по разные мы теперь стороны баррикад. Размежевались. И как не быть власти под руку с пиитом, так и нам, ученым, не к лицу лебезить перед всякими олигарфренами. Так своему Второву распрекрасному и передайте. Вылазка-де не удалась, старик раскусил и передал, что, покуда жив, не пировать вашей братии в институте. Ничего, что так? Он испытующе разглядывал насупившегося ученика, вызывая его на открытую драчку.

– Ничего. – Забелин придержал изготовившегося к страстной защите Максима. – От вас ничего – умоюсь. Только смею предположить, Юрий Игнатьевич, что какие бы наипрекраснейшие фанта… планы вы тут ни строили, но без денег ничего не составится.

– Но не с вашими ворованными. Вот так-то!

– Как хотите. Других в стране нет.

– Ан найдутся! Обойдемся без субчиков. Как, Максим, найдутся?

– Найдем, найдем, Юрий Игнатьевич, – успокоил его Флоровский, отвечая на отчаянные Натальины жесты из-за спины Мельгунова. Она уж не в первый раз ожесточенно постучала себя пальцем по сердцу.

– И не в кабалу! А исключительно в заем. С отдачей. А уж отдать у нас есть чем. Накопили, слава богу, потенциалец! – накидывался Мельгунов. – И чтоб родине на пользу! Помните еще слово-то такое? Или где красть сподручней, там и родина? Как там у вас шутят?!

Всякую фразу Мельгунов начинал произносить осторожно, вполтона, но, едва начав, распалялся и заканчивал крикливым фальцетом.

– Ну что ж. – Забелину ничего не оставалось, как откланяться. – Похоже, не судьба мне тебя сегодня проводить, Наталья. Придется Максом удовольствоваться. Но в ближайшие же дни я у твоих ног. А с тобой, Макс, завтра же созвонимся. – Он успокаивающе пожал локоть взволнованному другу. – Юрий Игнатьевич, и все-таки если какая помощь…

– Прощайте, Алексей Павлович.

– Алеша! Куда же? У меня как раз чай. – Из кухни на крики выбежала Майя Павловна. – Юра! Что же это? Снова за свое!

Быстро поцеловав ее в щечку, Забелин вышел.

– Смотри, не обмани опять лет на десять! – стараясь выглядеть веселой, крикнула вслед Наталья.

Максим и Наталья неспешно шли по морозной ночной Профсоюзной. Было скользко, и он поддерживал ее за локоть, но больше потому, что хотелось непрерывно ощущать ее присутствие. Что-то весело врал, искательно заглядывая в глаза. А она отвечала слабой, углубленной в себя улыбкой, изредка разражаясь неестественным смехом.

– Холодно, – у метро «Академическая» Наталья остановилась. Будто ненароком, глянула на часы.

– Пренепременно надо согреться! – Максим сделал вид, что не понял намека. – Пристрастий не поменяла?.. Тогда, само собой, «Алиготе».

Не дав возразить, он заскочил в застекленный магазинчик и вышел с бутылкой сухого вина, пробку из которой успел выдрать, и плиточкой шоколада.

– Что, прямо на улице? – усмехнулась Наталья. – Надеялась, что ты посолиднел.

– По счастью, нет, – Максим протянул ей бутылку. – Ну, как в прежние времена, – за нас, молодых, красивых. – За вас, за вас, – убедившись, что рядом никого нет, Наталья сделала несколько быстрых глотков.

– Шоколадочку, шоколадочку вдогонку, – захлопотал Флоровский. – Ну, и мы следком. Он раскрутил бутылку, закинул голову, и сухое, пенясь бурлящим водоворотом, устремилось в подставленную глотку.