Мужские игры

Мужские игры
Семён Данилюк

Мужские игры – это не только карате, бокс и футбол. Это еще и сфера бизнеса. Здесь идут жестокие баталии, конкуренты наносят друг другу невидимые, но очень болезненные хуки, апперкоты и подсечки. А для победы нужна не столько грубая сила, сколько крепкие нервы и изощренный ум аналитика… Алексей Забелин, топ-менеджер банка «Возрождение», получает от руководства секретное задание…

Роман является переработкой романа «Банк», изд. «Вагриусом» в 2000 году

Семен Данилюк

Мужские игры

Пролог

Стоял жаркий январский денек 2004 года. На Сиднейском научно-практическом симпозиуме главным событием заключительного дня стало сообщение представителя России Алексея Забелина «Об информационных технологических новациях в ведущих промышленных отраслях страны».

Выступление вызвало всеобщий скепсис. Если в появление в России эксклюзивных технологий приходилось поверить – в конце концов что-то от могучей советской «оборонки» могло остаться, – то внедрение их в стране, безнадежно списанной в разряд сырьевых, было воспринято как откровенная пропаганда.

Ехидные реплики посыпались одна за другой. Но на все вопросы докладчик – сорокалетний худощавый человек с доброжелательным и одновременно жестким взглядом – отвечал исчерпывающе. Не ограничивался изложением научной концепции, но очень точно отмечал, где, в связи с чем и с какой степенью эффективности та или иная разработка может быть внедрена. В ответах легко угадывался человек, не только безукоризненно владеющий научной стороной вопроса, но явно вхожий в российские элитные бизнес-круги. Тем большее недоумение вызвало упорное нежелание его комментировать вопросы, затрагивавшие многих из присутствующих, – чего все-таки на сегодня ждать от России.

В четырнадцать часов председательствующий объявил о закрытии симпозиума и напомнил, что на пятнадцать часов намечена прогулка по Сиднейскому заливу – само собой, с буфетом.

Едва Забелин поднялся на прогулочный корабль, его окликнули.

– Алеша, дорогой мой мальчик! – с сочным грузинским акцентом пророкотали за его спиной, и Забелин, оглянувшись, едва успел раздвинуть руки навстречу объятиям, с которыми устремился к нему Кахи Кавтадзе – бывший советский гражданин, осевший в Германии и успешно продвинувшийся в бизнесе, – последние годы Кахи представлял интересы Дрезднербанка.

– Позволь порадоваться нежданной встрече. Это судьба решила доставить мне приятное. Не хотел идти. Компаньоны уговорили! – перейдя на английский, Кавтадзе ткнул в двух сдержанно переговаривающихся мужчин. – Прошу знакомиться.

Спутники Кахи оказались англичанином и американцем, с которыми он затеял какой-то австралийский проект.

– Мы тут обменивались мнениями. И – должен признать, твой реформаторский доклад произвел впечатление.

Кахи широким жестом тамады пригласил остальных к шведскому столу, вокруг которого суетились изголодавшиеся гости. Мужчины, не сговариваясь, набрали по полному блюду устриц. Забелин, устриц не терпевший, единственный, положил себе огромного лобстера.

– Между прочим, здесь все собрались потерпевшие от ваших реформ! – с хохотом объявил Кахи, первым усаживаясь за стол. – Один на ГКО завис, другой под Краснодаром заводик купил и…

– Кинули, – вполне по-русски подтвердил англичанин.

– Ну, а со мной знаешь, – за месяц дефолта всё моё дело уничтожили. Просто так, походя! Ты, единственный в банке, кто мне помочь пытался, – Кахи с деланным унынием склонил шею, приподнял налитый официантом бокал вина и, переглянувшись с двумя своими партнерами, вопреки обыкновению, огласил кратко: – Приступим.

Что он имел в виду выяснилось тотчас.

Все трое с одинаковым аппетитом набросились на устриц и – на Забелина.

Устриц поливали лимоном, окунали в подливку и заглатывали, будто склизкие грибочки. В Забелина вгрызались с хрустом, тщательно перемалывая кости.

– Вы утверждаете, что в России идут широкие реформы, – приступил к делу американец.

– Ничего подобного я не утверждал.

– Но это следует из доклада.

– Из доклада следует другое: назрели условия для реформ. Это не одно и то же, – Забелин раздраженно отодрал клешню лобстера.

– Нет у вас таких условий! – не отступился американец. – В России построен обычный бандитский капитализм.

– Ваши Морганы и Рокфеллеры тоже были бандюки не из последних, – огрызнулся Забелин. Обсуждать внутренние проблемы с сытыми, самодовольными иностранцами ему казалось так же неприлично, как перебирать с соседями семейные неурядицы.

– Что так, то так, – американец смачно засмеялся. – Но есть разница. Наши отстреливали друг друга за право столбить бизнес. Ваши – за право разворовывать.

– За то теперь и страдают.

– Страдают! – все трое захохотали, оценив юмор ответа. Но сводить разговор к шуткам им явно не хотелось.

– Да, знаем, кто-то уехал, кто-то сел в тюрьму, – кивнул англичанин. – Ваше правительство объявило это реформами. Новая власть прикармливает новых людей. Отбирает у прежних, раздает верным. Что с этого стране? Нам, наконец?

– Только не говори, что выстраивается вертикаль власти, – предостерег Кахи. – Развели байки: технологические новации, инвестиционный климат! А на деле – полицеский режим. Да ещё с гнильцой.

– Да что вы ломитесь в открытую дверь! – Забелин устал сдерживаться. – Или всерьез думаете, что, начитавшись собственных газет, знаете о положении в России лучше нас? Вы дотронулись до раскаленной сковороды, обожглись и – отскочили. А мы на ней крутимся!

Он расслышал укоризненное цоканье Кавтадзе, заметил озадаченные лица остальных. Извиняясь за горячность, приподнял ладонь. Но уже закусил удила.

– Другой страны у меня не будет. – Забелин в упор посмотрел на Кавтадзе, заставив того отвести взгляд. – Поэтому остается работать. Ростки есть. Должна накопиться некая критическая масса, которая вынудит правительство считаться с ней. Для этого каждый должен делать то, что от него зависит. Группа ученых и бизнесменов, в том числе я, подготовила инновационную программу, которая, по нашему убеждению, способна решительно сдвинуть дело. Собеседники Забелина сокрушенно переглянулись, будто в палате больного, который фонтанирует планами, не подозревая о неизлечимости заболевания.

– Давайте поднимемся наверх, – примирительно предложил англичанин. Принюхался. – Кажется, там кофе разливают.

Они вышли на палубу. Корабль подходил к устью, где Сиднейский залив сливался с Тихим океаном. Гид как раз показывал столпившейся группке на дома, построенные на гористом утесе:

– Самая дорогая земля в Австралии. Вон та желтая вилла – Мэла Гибсона, рядом, с колоннами, – дом Мердока. – Дорогой Алеша, – Кахи примирительно приобнял расстроенного товарища за плечо. – Не хочу тебя обижать. Но даже если твой проект вдруг поддержат, для промышленного внедрения технологий нужны серьезные банки. Серьезные! Но где они? Ты же сам бывший вице-президент «Возрождения». Неужели история собственного банка тебя ничему не научила?

– История «Возрождения» как раз и научила меня, что во всяком деле нужно идти до конца. Успех может придти, может, нет. Но придет он только, если идешь до конца, – Забелин упрямо поджал губы. – До последней точки.

На утесе внезапно зазвонил колокол. Отдыхающие заинтересованно всполошились.

– А! Это… Во-он там, среди эвкалиптов, выглядывает вилла, – гид вытянул палец. – Недавно за бешеные деньги перекупил один российский олигарх. Сбежал из России чуть ли не накануне ареста.

Он напрягся, вспоминая фамилию. Не вспомнил:

– Вот и церквушку отстроил. Говорят, тоскует.

Забелин вслушивался в затухающие звуки, а в ушах у него все сильнее звучал совсем иной перезвон, далекого теперь девяносто восьмого года.

Год 1998

Глава 1

Время новороссов

На заваленной мартовскими сугробами Варварке раззванивался церковный колокол. Озорной, непривычный в этих местах гул раздражал покоящиеся на соседнем, Кремлевском холме гранитные здания, отгороженные от суетного мира знаками «Движение запрещено». Подле веселящейся церковки, по преданиям, поднимавшей Русь на Куликовскую битву, возвышались два прилегающих друг к другу здания. Дети одного отца-архитектора, но с разной судьбой. Слева от церкви стояло обильно потрепанное московскими снегопадами и наледью, в неопрятных желтоватых подтеках, хотя не схваченное еще необратимой разрухой, здание Минтяжмаша. А ближе к Солянке, из переулка, буквально выпирало на Славянскую площадь отдраенное, с золоченой лепниной здание, крышу которого венчала корона из витых букв – «Банк „Возрождение“». Разбогатевшим купцом, неохотно допущенным в высшее общество, нависло оно над церковкой, будто родитель, обхвативший за плечи разыгравшегося малыша, и с вызовом косилось своими тонированными стеклами в сторону кичливых соседей. …«БМВ», обогнув Славянскую площадь, свернул в узенькие переулочки, затерявшиеся, будто ручейки в ущельях, меж могучими сталинскими домами. Привычно славировав, проскочил он под шлагбаум и остановился за церковным двором возле парадного входа в банк, точнехонько вписавшись меж двумя пятисотыми «мерседесами». Курившие у крыльца перед началом рабочего дня сотрудники банка развернулись в сторону вышедшего из-за руля тридцатипятилетнего худощавого человека. Приветливо закивали.

– Пытаемся надышаться перед погружением? – Забелин одним весело-ироничным взглядом охватил всех, и через раздвинувшиеся двери вошел в «шлюз» – прямоугольник, оснащенный металлоискателями и счетчиками для «считывания» пластиковых карт. На стене была прикреплена инструкция «Порядок пропуска сотрудников в помещение банка „Возрождение“». В конце длинного витиеватого текста значилось примечание: «Без предъявления документов пропускаются члены правления. Охранник обязан знать членов правления в лицо».