В печатные средства массовой информации сведения о беременности обвиняемой не просочились. Но вот у твоих родителей была вторая порция культурного шока…
Только ты и твои друзья "по цеху" знали, что ты сношал Нину Васильевну очень редко. Гораздо реже всех остальных… Не втянулся ты сильно в это дело. Значит, вероятность того, что ребёнок твой, ничтожна.
Но это знают только твои друзья. А та часть общественности, что хоть как-то в курсе, думает совсем иначе. И твои родители тоже…
Они считают тебя отцом, пусть и поневоле.
Вот так вот…
Ты иногда слышишь, как адвокат – спокойный мужчина лет около тридцати с неожиданными шутками чёрного юмора – говорит твоим родителям некоторые странные фразы…
Что-то наподобие: вот если бы ваш Витя был девочкой, а училка – мужиком, давно бы обвинение переквалифицировали в изнасилование… Там и срок побольше…
Или что-то типа: обрюхатилась, зараза… Сложнее теперь будет… Смягчающее обстоятельство, как-никак…
Или: мне тут шепнули, что судье дали указание сверху сделать процесс показательным…Так что, возможно, вердикт нас очень даже устроит…
Ты плохо понимаешь, о чём он твердит. А, судя по тому, что дома родители тоже ничего не могут тебе объяснить, они тоже из его слов ничего не понимают…
А однажды твой адвокат говорит родителям: поскольку в предъявленной обвинением статье есть туманная формулировка, придётся сделать медицинскую экспертизу по определению половой зрелости вашего парня…Надеюсь, у него ноги ещё не волосатые? Хотя… Если судье было распоряжение сверху, то эта экспертиза будет лишь формальностью…
Наверное, экспертиза и была формальностью… Но очень неприятной.
Судмедэксперт внимательно изучил твою историю болезни, расспрашивал о твоих привычках, разглядывал белый пушок под твоим носом, в подмышечных впадинах, на ногах и на лобке… А потом он надел резиновые перчатки и стал тщательно ощупывать твои яички и разглядывать…
Старый врач глядит на тебя снизу, из-под твоего члена, держа твои юношеские яйца в руках, и говорит уставшим голосом: вообще-то, мне нужно тебе и палец в жопу засунуть, чтобы простату прощупать, но не буду я этого делать, пацан… Тебя тут и без меня уже унизили достаточно. Вот тебе лучше две баночки – в одну поссышь, в другую – вздрочнёшь… Знаешь ведь уже, как это делается, верно? Статья УК обязывает… Дальше по коридору сортир, там всё и сделай… Баночки мне обратно принеси… И будем считать, что ты ещё мал, чтобы с бабами спать… Хотя бриться тебе уже пора, пацан…
Наверное, адвокат был прав, и сверху действительно было некое указание сделать процесс показательным. Потому что признали тебя неполовозрелым безо всяких проблем.
Это было необходимо для статьи 119 тогдашнего УК РСФСР, которая обещала уголовную ответственность за "Половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости"… Это только потом исправят формулировку статьи на чёткое указание возраста потерпевшего (-ой) до шестнадцати лет, а в 1987-ом было именно так. Именно "не достигшим половой зрелости".
А бриться ты начал уже через две недели…
Но жизнь продолжает развиваться своим чередом…
Хоть номер школы в газетных публикациях и не упоминается, как не упоминается ни одной фамилии, но в вашей школе все всё знают.
Учителя смотрят на тебя по-разному… Кто-то с сожалением, а кто и со злостью. Но как бы преподавательский состав к тебе ни относился, а каждый из них всё же старается поменьше с тобой иметь дел. Это значит, на уроках тебя почти не спрашивают, а плохих оценок почти не ставят. Даже если ты не особенно стремишься получать хорошие.
Такая малина тебе только по душе. По вечерам ты редко сидишь дома, не учишь уроки, а всё больше шатаешься по улице и пьёшь портвейн с парнями из соседних дворов.
Но и твоей вольной жизни приходит конец. Родители решают, хватит тебе терпеть позор, и переводят тебя в другую школу.
* * *
В августе 1987-го года Силантьева Нина Васильевна признана виновной по статье 119 УК РСФСР " Половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости" и приговорена к отбыванию наказания сроком лишения свободы на полтора года в колонии общего режима.
Никаких смягчающих обстоятельств не было, поскольку медперсоналу удаётся по чьей-то наказке уговорить Нину Васильевну сделать аборт. Ей описывают возможные дефекты плода из-за пагубного воздействия ноксироновой зависимости, и она даёт своё согласие.
Тем самым она подписывает себе более длительный срок…
Сохрани она беременность, и всё могло ограничиться условным заключением.
В сентябре 87-го ты идёшь в десятый класс другой школы.
Нина Васильевна отправляется в лагерь.
Конечно, ты её вспоминал.
Она – главная учительница в твоей жизни. Важнее отца с матерью, которые научили тебя быть одним, а она – совсем другим. Она сдружила тебя со всей районной шпаной и научила таким косвенным образом более-менее налаживать контакт с людьми. Что в нашем современном мире может быть важнее?
Силантьева Нина Васильевна…
Твоя учительница литературы и русского… Лишь на несколько месяцев должная подменить вашу старую Марью Ивановну, которая валялась в больнице после перитонита…
Конечно же, ты её вспоминал.
Да и она наверняка тебя тоже…
11
Ты впервые идёшь на родительское собрание к своему сыну. Впервые за свои тридцать пять лет. И всё там именно так, как ты представлял себе ещё в детстве.
За партами в кабинете собирается чуть более десятка родителей. Все – матери. То есть женщины. Один лишь ты выбиваешься из общего ряда.
Обсуждается всё: от денежных взносов на побелку кабинета до возмутительного поведения двух девочек, которые курят прямо в школе и посылают свою завуч в жопу…
Когда собрание заканчивается, ты подходишь к классной руководительнице твоего сына и выслушиваешь всё о его «успехах»… Обещаешь, что со следующей недели Саня начнёт исправляться. Но больше тебя интересуют его успехи на поприще литературы. Откуда у него такие хорошие оценки только по литературе и русскому?
Ты напрямую спрашиваешь об этом его классную…
Знаете, говорит она, а спросите об этом саму учительницу литературы… Она как раз сейчас должна быть в актовом зале – они там со школьным активом по вечерам последнюю неделю репетируют сценки к юбилею школы, который скоро будет…
Ты идёшь к актовому залу, чтобы глянуть на эту интересную учительницу.
Школа уже совсем пустая. В такой поздний час здесь почти уже нет учеников и учителей. Только техничка, сторож и те, кто пришли на это родительское собрание и молодёжь, участвующая в подготовке сценок…
У актового зала остались лишь две ученицы. Они говорят, что они репетицию закончили, и учительница уже ушла. Минут пять назад… Так что если поторопиться, то ещё можно нагнать.
На первом этаже ты видишь женщину в возрасте, которая идёт к выходу. Она одета, как и описали ученицы – в осенний коричневый плащ и чёрные сапоги.
Ты хочешь её сначала окликнуть, но что-то мешает. Ты выходишь за ней из школы и идёшь следом – по тёмной осенней улице. Идёшь за ней поодаль и почему-то не решаешься приблизиться или хотя бы окликнуть…
Тебя охватывают какие-то странные ощущения… Ты смотришь на маячащую впереди в вечерней темноте спину литераторши среднего возраста, и тобой овладевает нежность.
Подозрения. Сомнения. Тяга…
Ты плетёшься за Саниной литераторшей через тёмные дворы. Плетёшься по блестящему от дождя в свете оранжевых фонарей асфальту.