Фигурка испуганно дрогнула и подалась было назад, в темноту, но Аня, предупреждающе схватив товарища за руку, сказала, – Мы не гнались, мы заблудились. А ты кто?
– Я Юстас. Я тоже заблудился.
– Меня зовут Аня, а это Коля, – она уже успокоилась и только слышалось за старательно-мягким голосом нервное дрожание, – А как ты здесь оказался, Юра?
– Не Юра, а Юстас. Я побежал за цирком.
– За каким еще цирком? – подозрительно спросил Коля.
– По городу шел цирк! Слоны, и клоуны, и музыканты! – с каким-то нездоровым оживлением заговорил Юстас, – И они играли музыку, и я пошел за ними! А потом они все спрыгнули в люк и в темноте я их потерял. И сам потерялся.
Коля шагнул вперед с явным намереньем встряхнуть пару раз Юстаса за шиворот, но передумал.
– Ладно, потом узнаем, что за цирк. Пойдешь с нами.
– А вы кто? – Юстас съежился под недобрым взглядом мальчика, но на вопрос отважился.
– Мы здесь живем. Сами, без взрослых, – ответила Аня.
Юстас моргнул. Мягкие пушистые кудри как будто чуть светились в темноте, широко расставленные зеленые глаза испуганно поблескивали, и весь он походил на бездомного котенка.
– Ладно, пошли, – вздохнула Аня, – Попробуем как-нибудь выйти. Только держитесь за руки.
Она взяла за руку Юстаса и протянула ладонь Коле, но тот встал с другой стороны и крепко ухватил малыша за капюшон.
– Так-то лучше будет.
– Хорош уже.
– Ничего не хорош. Он как леший. Он нас сюда заманил.
И по невидимому в бесконечной черноте бетону они пошли вперед, вправо, назад и влево.
– Ну так как ты здесь оказался…Юстас? – недобрым голосом спросил Коля, когда они наконец расселись, заварили чай и закурили.
Дети долго шли в пустоте, хором выпевая обрывки попсовых песен – целиком ни одну не знали. Пели они большей частью для того, чтобы слышать друг друга, а еще чтобы заполнить бесконечность хотя бы звуками. Они шли и шли, шли и шли, совершенно не уставая (может быть, потому, что усталость – это тоже мерило времени, а никакого времени там не было) и вдруг как-то сразу, безо всякого заметного перехода, будто просто выйдя из темного угла на свет, оказались в знакомых местах – низкий потолок, ржавые металлические опоры, черные квадраты глубоких резервуаров.
До дома – ниши за занавеской для душа – шли радостные, смеялись, болтали и Юстас был словно старый, проверенный друг, свой среди них. А теперь вдруг такой вопрос.
– Я же говорил, я пошел за цирком и, – робея от того, что ему не верят, начал Юстас.
– Хватит врать! – довольно осторожно, но внушительно ударил по столу – два ящика ребром и шахматная доска на них – Коля.
– Я не вру, я…– съежился бедный Юстас и кудри у него встопорщились, как у только что вылупившегося птенца.
– Правду придется сказать, – строго и равнодушно обронила Аня, и от этого предательства (он-то думал, она за него!) Юстас совсем упал духом.
– Я не вру! – уже чуть не плача, крикнул он и Коля угрожающе привстал, а Аня хмыкнула и отвернулась.
– Ну…я…– он шмыгнул носом, – Меня похитили!
– Юстас! – хором крикнули Аня с Колей.
– Правда похитили! Ночью я проснулся оттого, что все звезды собрались и светили в мое окно. И я подошел к этому свету и там была лестница. Я по ней полез, а она вела из моего окна в люк и дальше в темноту, вниз, вниз и вниз, – он замолчал, открыл рот, как бы собираясь что-то добавить, закрыл его и наконец с надеждой улыбнулся.
– Ну и кто ж тебя похитил? Получается, сам сбежал, – рассудительно заметил Коля.
– Ну да, сам, – с готовностью кивнул Юстас.
– Из детдома? Или от родителей? – спросила Аня.
Юстас замялся, отвечать ему явно не хотелось.
– Ну, от родителей. Чего вы допрашиваете!
– Какой-то ты дурак, – резюмировал Коля, – Ну и чего с ним делать будем? В полицию отведем?
– Из дома просто так не сбегают, – ответила Аня.
– Он же дурачок! И родители у него есть!
– У меня тоже были! И сейчас есть.
– Ты – другое дело, – он помолчал немного и повторил, – Ты – другое дело. А этот…Да ты посмотри на него!
– Пусть пока с нами поживет, – примирительно сказала девочка, – Если что, сам домой запросится.
– Ну да, – с сомнением сказал Коля.
И Юстас остался с ними. Вскоре выяснилось, что для всякого дела Юстас бесполезен и даже опасен. Сети он ронял, ронял и улов, крыс боялся и к охоте был негоден, на прятках – «и это с его-то невинной рожей!», как справедливо заметил Коля – умудрился дважды выдать себя и товарищей. Решили было, что ему в самый раз нищенствовать, но и из этого ничего не вышло.
Юстаса посадили у дверей богатого торгового центра, дали в руки табличку: «Помогите, мама очень болеет, кушать нечего!». Юстас только жалобно глядел на них и хлопал ресницами – длинные они у него были.
– Ну, не дрейфь и не тушуйся. Ты – люмпенарий, жертва режима. Тебе стесняться нечего – это им стыдно должно быть, – сказал ему напоследок Коля и ободряюще хлопнул по плечу.
– Сам ты люпенарий, – тихонько буркнул Юстас и уселся у сверкающих на весеннем солнышке стеклянных дверей.
Коля издали наблюдал за ним. Поначалу все шло хорошо: мимо шли нарядные молодые люди, многие подшофе или в легких наркотиках и тусклого звона монет почти и не слышно было – кидали малышу все больше купюры. Мелкие, конечно, но все равно. Сам Юстас тоже держался исправно: табличку не прятал и время от времени тер глаза кулачком – будто плакал.
«Это он хорошо придумал, я сам не догадался», – подумал Коля и собрался уж уходить, как вдруг к Юстасу подошли два ппсника и после непродолжительного диалога повели его куда-то.
Коле в первую минуту подумалось, что оно, пожалуй, для всех, в том числе и для самого Юстаса, к лучшему. Но товарищей, даже таких малохольных, не бросают. Надо было выручать.
«Куда они его? В семьдесят первый должны, больше некуда, – быстро, с нервным упоением предстоящим риском подумал Коля, – Значит, так…»
Он бросился наперерез Юстасу с ппсниками, под тревожное и сердитое блеянье клаксонов перебежал на красный свет, свернул в арку, пронесся по тихому двору, разметав сонную с зимы стайку голубей, и, тяжело дыша, остановился в подворотне у самых дверей 71го отдела полиции.
Отдышавшись, Коля выглянул на улицу. Ага, идут. Юстас совсем уж перепуганный, прижимает к груди табличку и чуть-чуть не плачет. Ппсники, волки, веселые, улыбаются. Один так даже лопоухий – вон как хрящи из-под фуражки выпирают. И кого только в менты не берут!