Ночь ведьмы. Книга первая

Я выдавливаю нервный смешок. Schiesse, в этой сырой темной коробке я не ощущаю ничего, кроме усталости, которая просачивается в мой мозг. Я выжила только благодаря решительности, благодаря движению вперед, с одним желанием спасти Лизель. Но здесь и сейчас передо мной открывается бездна горя, зияющая пропасть, от которой я убегала, наконец забирает меня.

Но это даже хорошо. Я с радостью утону в пустоте, если она поможет мне отвлечься от мыслей о том, что я пленница хэксэн-егерей. Что меня везут в Трир, где меня ждет участь похуже той, которая настигла мой ковен.

Меня пробирает дрожь. В горле хрипит, и то ли крик, то ли рыдание вырывается наружу. Нет, нет, нет – я не доставлю охотникам удовольствия увидеть мое горе. Я еще не в тюрьме в Трире, не так ли? Значит, не все потеряно, дорога займет как минимум полдня, и им, скорее всего, придется разбить на ночь лагерь или остановиться, чтобы сменить лошадей. Как только они это сделают, как только меня выпустят из этого ящика – а им придется это сделать, разве нет? – я начну действовать. Сбегу. Или сражусь с ними. Украду оружие. Они забрали мои склянки для зелий, но оставили плащ и шляпу, так что я смогу выжить в лесу, как бы ни было холодно. Все что угодно, лишь бы сбежать.

Лизель рассчитывает на меня.

И я ее не подведу. Не теперь.

Повозка кренится в сторону, так что я слетаю с сиденья, а мои скованные запястья не позволяют мне удержаться за скамейку. Я с грохотом падаю на грубый пол, и крик боли срывается с моих губ.

Повозка останавливается.

Я лежу, уставившись на зарешеченное окошко в двери. Снаружи раздаются шаги. Грубые голоса.

– Тут неподалеку есть место для лагеря, – говорит капитан. Хэксэн-егерь, тяжесть которого я до сих пор ощущаю на своих плечах, хотя полоска крови, оставленная на шее его клинком, уже подсохла. – Проверьте все. Мы останемся здесь на ночь. А вы, трое, рассредоточьтесь. Хильда Эрнст, возможно, все еще где-то в этих лесах. Она не могла пересечь реку – если она сбежала в хаосе, который подняла эта hexe, то может быть где-то поблизости. Вероятность небольшая, но проверить стоит.

– Капитан, а что насчет… – Голос смолкает. Затем тихо добавляет: – Ведьмы?

Я криво улыбаюсь. В словах молодого охотника слышится страх. Он придает мне сил, как веревка, брошенная в изрезанную трещинами пропасть.

– Тебе страшно, Йоханн? – поддразнивает кто-то. – Тогда, может, оставить тебя на страже?

Повисает пауза.

– Если это приказ. – Но, Дева, Мать и Старица, похоже, он в ужасе.

Я упираюсь плечом в стену фургона, отчего вся конструкция раскачивается, и это вызывает у Йоханна испуганный возглас, а затем невнятное бормотание, отчего я наполняюсь радостью.

Один из охотников смеется.

Другой ударяет кулаком по стенке фургона.

– Тихо там! – Это капитан.

– На самом деле я не издала ни единого звука, – язвлю я. Если бы я не была такой измученной, голодной и подавленной, смогла бы мыслить более рационально. Но сейчас единственное, что удерживает меня на плаву: звук отвращения и раздражения, который издает капитан.

– Я останусь на страже, – говорит он своим людям. – А вы идите.

В ответ раздается громкое «Ja, Kapit?n!», а потом звук шагов удаляется от дороги и теряется в лесу. В тот момент, когда я понимаю, что мы одни, я вскакиваю и пинаю дверь.

– Ты собираешься меня выпускать?

Тишина.

Я хватаюсь за прутья – в этом ящике я не могу встать прямо, поэтому, чтобы выглянуть в окно, мне приходится пригнуться, – и тогда я вижу капитана, который стоит ко мне спиной.

Его руки скрещены на груди, спина прямая, как палка, на широкие плечи накинут безупречно чистый черный плащ. Этот плащ, темные волосы и глаза – капитана можно было бы принять за тень, если бы не его бледная кожа. Все в нем говорит, что он полностью контролирует ситуацию. Он выглядит так, словно его отлили из железной формы идеального хэксэн-егеря.

Ярость закипает во мне.

– Эй, я с тобой разговариваю!

Тишина.

Я дергаю за прутья.

– Ты не можешь держать меня здесь всю ночь, j?ger. Где мне, по-твоему, справлять нужду?

Это заставляет его вздрогнуть.

– О, я оскорбила твои представления о том, как должна разговаривать женщина?

Он поворачивает ко мне голову, и я вижу его искаженный яростью профиль.

– Ты не женщина, – говорит он. – Ты ведьма.

– Я человек. – Он избегает встречаться со мной взглядом, но я пристально смотрю на его лицо. – Меня зовут Фридерика…

Он обрывает меня, взмахнув рукой:

– Твое имя не нужно для нашего…

– А мои друзья, кузины, люди, которых я люблю, зовут меня Фрици, вот так, arschloch[16 - Ублюдок (нем.).].

Его челюсть напрягается. Я понимаю, что он запомнил мое имя. Это очеловечивает меня.

Был ли он в составе отряда, напавшего на мой ковен? Там царил хаос: бой и мечущиеся в воздухе заклинания, а затем подвал, огонь, дым…

– Зная имена людей, которых ты убиваешь, становится сложнее обрекать их на смерть? Хорошо. Не перечислить ли мне имена ведьм, которых вы сожгли? Начну с последних, в Бирэсборне, – говорю я, пытаясь найти его больное место.

Он отводит взгляд в сторону.

– Я путешествовал. В том патруле был коммандант Кирх. А имена не помешают хорошему охотнику выполнять свои обязанности.

Имя Кирх звучит во мне, как удар колокола, и эмоции вдруг переполняют меня.

– Ах, да, Кирх, ваш Всемогущий.

– Он не Всемогущий.

– Нет? О, верно, ведь он отчитывается перед архиепископом. Ваш коммандант, неумолимая рука этой чумы, которую вы осмеливаетесь называть святым человеком. Скажи честно, вы, охотники, видите лицо архиепископа, когда закрываете глаза во время молитвы? Или только когда закрываете глаза на его прихоти?

Его лицо багровеет.

– Обдумывай свои слова, hexe. Я не потерплю богохульства.

– Кстати говоря… как там коммандант? Вернулся в Трир? – Я балансирую на грани, но мне нужно знать. Лизель уже в Трире? Или ее все еще везут туда, как и меня? Может, она где-то неподалеку, возможно даже, этот отряд должен соединиться с отрядом комманданта Кирха.