Радость победы

Стиви нахмурилась:

– Я делала снимки. И хотела узнать результаты. Я должна была знать. – Она взглянула в окно. В ящике на подоконнике цвели нарциссы. – Наверное, я до конца не верила в то, что произошло самое плохое. Я убеждала себя в том, что готова ко всему, но… – Она перевела взгляд на Джадда. – Вы были правы. Я упала в обморок от волнения.

– Вас можно понять.

Джадд с преувеличенным вниманием разглядывал свои руки. Темные волоски на кистях, крепкие ногти, широкие запястья. Руки профессионального бейсболиста. Однако он не бейсболист…

– А эта опухоль, она… м-м-м…

– На матке. И на яичниках. – Стиви снова отвернулась к окну. – В последнее время у меня… были более сильные боли, чем обычно.

Джадд слегка кашлянул. Похоже, во всем, что касается женского тела, у него менталитет пятнадцатилетнего подростка. Ему нравилось смотреть на женщин, прикасаться, заниматься с ними любовью. То, что все они отличались друг от друга, и у каждой были свои, только ей присущие особенности, завораживало его. Джадд привык считать себя тонким ценителем. Ни одной женщине он не был верен, и такое состояние дел его вполне устраивало. Чем вряд ли можно гордиться в эту эпоху безопасного секса.

В первый раз Джадду пришло в голову, что тело женщины – это не просто чудесный инструмент для получения удовольствия. В нем заключается личность. В первый раз он подумал, каково приходится самой женщине, что для нее означает ее тело.

Осознание этого далось Джадду нелегко. Настолько, что ему было бы стыдно сейчас посмотреть самому себе в глаза.

– Мне должны сделать операцию и удалить опухоль, – тихо продолжила Стиви. – Несколько месяцев уйдет на то, чтобы оправиться после хирургического вмешательства и прийти в себя. Это в том случае, если опухоль доброкачественная.

– А что, может такое быть, что она не доброкачественная?

– Может.

Снова повисла пауза. Долгая, тяжелая, ужасная пауза.

– Но шанс, что опухоль не злокачественная, довольно высок, – быстро проговорила Стиви. – И если это действительно так, то операцию можно на какое-то время отложить. В противном случае и матку, и яичники придется удалить.

Джадд вскочил и принялся мерить шагами комнату. Остановившись возле кровати, он сердито посмотрел на Стиви:

– Тогда почему, ради всего святого, вы лежите здесь и ничего не делаете? Почему вы еще не в больнице? Не на операционном столе?

– Но я не могу делать операцию сейчас! – воскликнула она. – До Уимблдона остался всего месяц.

– И что?

Стиви закусила губу. Что за тупоумие, в конце концов!

– Я должна участвовать, вот что.

– Уимблдон никуда не денется. В следующем году поучаствуете.

– Как вы любезно заметили чуть раньше, я не молодею. Сейчас я играю лучше, чем когда бы то ни было, но сколько мне еще осталось? – Она упрямо покачала головой. – Это мой год. Мое время. Я чувствую. Если я не выиграю Большой шлем теперь, другого шанса у меня не будет. Вне зависимости от того, что там обнаружат хирурги во время операции. Будь я на десять лет моложе, я бы смогла вернуться. Восстановительный период займет много месяцев. Может, еще дольше. И я уже никогда не буду в такой форме, как сейчас.

– А если опухоль злокачественная?

– Тогда все сложнее, конечно, – уклонилась от ответа Стиви.

– Что значит сложнее?

Она промолчала.

– Что значит сложнее? – настойчиво повторил Джадд.

– Если опухоль злокачественная, медлить с операцией нельзя ни в коем случае. Это подобно смерти.

Джадд с ужасом уставился на нее:

– Да вы с ума сошли, милая моя.

– Перед вами не стоит такой выбор. Не вам меня судить.

– Что говорит ваш врач?

– Он считает, что операцию нужно делать немедленно. Но пару недель подождать можно.

– Полностью с ним согласен.

– Вы не можете соглашаться с ним или не соглашаться. Это вас не касается.

– А менеджер ваш как считает?

– Он видит обе стороны проблемы. Говорит, что я сама должна решить, но если я собираюсь участвовать в Уимблдоне, то на раздумья у меня не больше двух недель.

– А у вас при этом боли.

– Боль не постоянная. Она то приходит, то уходит. Естественно, он желает мне лучшего.

– Он желает заработать денег.

– Нехорошо так говорить.

– А родители ваши что?

– Они умерли.

– Любовники?

– Вы знаете, как-то не с кем посоветоваться. – Стиви злобно взглянула на него. – Даже со «скандинавским башмачником», которому, кстати, скоро семьдесят и у него куча внуков.

– А этот гологрудый бразилец, который улыбается так, будто пасту зубную рекламирует?

– Ненавижу этого бабника. Тот, кто выдумал, что у нас будто бы роман, обучался, наверное, в той же школе для желтых журналистов, что и вы.

Джадд проигнорировал выпад.

– Значит, вам даже не у кого спросить, как поступить?

– Ну, это до тех пор, пока вы не напечатаете эту историю в своей газете. Тогда у каждого читателя появится свое мнение на этот счет, и все будут жаждать им со мной поделиться.