Из Баку с любовью

Из Баку с любовью
Самид Агаев

Действие нового остросюжетного романа С. Агаева разворачивается в двух временных пластах. Москва 80-х и Баку 1918 года. Молодой человек становится предметом пристального интереса красивой девушки на Ленинградском рынке. Знакомство приводит к свиданию, а затем он оказывается у нее в гостях. В квартире на стене висит портрет офицера царской армии, как две капли воды похожего на гостя. Этот человек спас бабушку Анастасии во время азербайджанских погромов в революционном Баку. Заночевав в квартире Анастасии, герой просыпается в другом месте и совсем другом времени.

Самид Агаев

Из Баку с любовью

Роман

– Посмотри, та девушка с тебя глаз не сводит, – сказал цветочник весело, видно радуясь возможности хоть ненадолго сменить тему разговора.

Мурад повел головой, оглядывая широкий проход перед торговыми рядами. Был вечер пятницы, в предверии базарных дней людей на рынке было много, но он сразу заметил темноволосую девушку лет двадцати-двадцати трех. Ее стройная фигура среди потока людей своей неподвижностью и без того привлекала внимание. В самом деле она безотрывно смотрела, если не на него, то в его сторону. На всякий случай оглянулся, но сзади была белая каменная стена. Мурад ткнул пальцем себе в грудь. Немой вопрос. Она не реагировала. Тогда он улыбнулся и помахал ей. После этого девушка исчезла, как будто ее и не было, словно она привиделась. То есть ее заслонил прохожий, а когда прошел, ее не стало.

– Красивая девчонка, – сказал торговец, – я ее здесь часто вижу, молоко покупает, сметану деревенскую, наверное, живет где-то рядом.

– Ты откуда знаешь? – спросил Мурад.

– Заур из молочного отдела сказал. Он давно к ней клеится, но бесполезно. Она видно из порядочных девиц. Почему она так на тебя смотрела непонятно? Может, ты ей понравился?

– Ладно, – сказал Мурад, – вернемся к нашему разговору.

– Вернемся, – со вздохом сказал торговец, но тут же бросился к подошедшему покупателю. – Пожалуйста уважаемый, свежий цветы, все что хочешь. Розы подмосковный, голландский, хризантемы, гвоздики, астромелии, пожалуйста, выбирай все, что душа угодно.

Мурад взглянул на часы, тридцать минут рабочего времени на ветер. Он дождался, когда торговец обслужит покупателя, и спросил:

– Тебя как зовут?

– Саадат, я же тебе говорил, – обиделся торговец.

– Извини. Но все-таки, когда вы вернете мне долг?

– Ай киши[1 - Мужчина. (азерб.)], я же сказал тебе, деньги у Садагата. Он куда-то ушел, когда придет не знаю, может префектуру пошел, а это надолго, там знаешь, какие бюрократы сидят.

– Из кассы дай.

– Из кассы не могу. Не имею право. Садагат ругаться будет.

– Послушай, я уже во второй раз приезжаю зазря. Не ближний свет мне сюда мотаться.

– Зачем неправду говоришь, первый раз ты нас привез сюда и сейчас за деньгами приехал, значит, первый раз получается.

– Ты мне демагогию не разводи.

– Обижаешь ты меня, брат. И почему напрасно? Второй раз земляков видишь. Плохо что ли?

– Ладно, – в сердцах сказал Мурад, – мне надо план делать, поеду, в следующее воскресенье заеду за деньгами. В третий раз. Как раз восьмое марта пройдет, надеюсь, вы заработаете.

– Приезжай брат, – заверил его торговец, – деньги будут тебя ждать.

Мурад вздохнул и выбрался из-за вазонов с цветами.

– Как ты сказал, цветок называется? – спросил он, указывая на бледно-фиолетовые цветы – астролябия?

– Астромелия, – снисходительно улыбаясь, ответил Саадат.

Мурад махнул рукой и направился к выходу. Таксомотор, новую черную «Волгу» – универсал – сарай в просторечии, он припарковал поодаль, чтобы никто не приставал. Тем не менее у машины стояла толпа цыган. С непроницаемым видом Мурад прошел сквозь них, отпер дверцу, но все же услышал:

– Дядя, отвези нас в хорошую столовку.

Мурад сосчитал цыган и сказал:

– Я могу взять только шесть человек, а вас восемь.

– Так нас взрослых шесть как раз, остальные дети. А мы еще рупь сверху дадим, – пообещал старший.

– Загружайтесь, – разрешил Мурад.

Поскольку смена подходила к концу, надо было двигаться в сторону таксопарка. Он довез цыган до ближайшей на пути его следования столовой. Там взял других пассажиров. Им было не совсем по пути, но вектор был правильный. В отличие от большинства таксистов, берущих в конце смены пассажиров строго в направлении парка и в итоге возвращавшихся порожняком или, как говорили таксисты, – конем. Мурад двигался, как средневековый арабский капитан парусного судна – галсами. Он недавно вычитал, что именно арабские мореплаватели изобрели способ плыть против ветра. С последним клиентом повезло, ему надо было на Мытную, то есть совсем рядом с таксопарком. Высадив его, он доехал до улицы Павлова, повернул направо, еще раз направо и по улице Люсиновской, названной так в честь армянской девушки большевички, погнал в сторону Автозаводской. Налево с моста, еще раз налево, он проехал мимо гастронома на террасе, которого стояли таксисты и лимитчики с завода имени Лихачева, утоляя экзистенциальную жажду пивом и водкой. Пиво пили не таясь, а беленькую прятали, хотя ментов поблизости не наблюдалось. Мурад отметил среди них знакомые лица. В следующем здании, мимо которого он проехал, находилась Дирекция таксомоторного парка. Гараж находился рядом, под Автозаводским мостом. Между гаражом и Дирекцией теснилась автозаправка, что было очень удобно, выехал из гаража, заправился и вперед, бомбить улицы Москвы. Значение этого слова нашему герою было не совсем ясно, то есть он его знал, но считал неудачным.

Мурад въехал в ворота и притормозил, протягивая в окошко путевку, прижимая к ней пальцем двугривенный. В таксопарке словечки из дореволюционной жизни были в ходу. Контролер, пробивающий время возвращения таксомотора, протягивал руку лодочкой, словно скрюченный параличом и цепко подбирал деньги. Кто давал одной монетой, а кто-то россыпью. Неудобно понимаешь, если рассыплется, зазвенит, хотя вряд ли это кого бы удивило, но ухмылки вызвало. Отбив время, Мурад проехал дальше, стал в хвост автомобильной очереди на мойку и не тратя попусту время, стал заполнять путевку, подсчитывать выручку.

В начале месяца ему позвонил армейский товарищ, живущий в Ленкорани, и попросил встретить на Курском вокзале родственника, который вез в Москву партию цветов. Дело происходило в начале марта. Все это представлялось занятием довольно хлопотным и сомнительным в отношении выгоды, но отказаться Мурад не смог. Хотя и попытался объяснить товарищу, что Москва не провинция, где таксист – хозяин-барин своей машины. В Москве довольно жесткий график, почасовой план, что он потеряет время, которое ему придется потом наверстывать.

– О чем ты говоришь? – возразил товарищ. – Они все оплатят, каждый твой час. Они спекулянты, ты заработаешь, а им еще дешево выйдет. Я им про тебя ляпнул, они теперь насели на меня, неудобно отказывать, родня дальняя.

С первым Мурад согласился, вокзальщики, то есть таксисты, неформально причисленные к определенному вокзалу, драли с барыг три шкуры. Второй довод у него понимания не вызвал, тем не менее, в назначенный день, он заезжал на привокзальную площадь. Включил счетчик и поставил автомашину на стоянку, чтобы обезопасить себя от контролеров. Затем пошел встречать бакинский поезд.

Их было трое, спекулянтов; багаж – десять коробок набитых цветами. Вместительный автомобиль забили под завязку.

– Слушай, брат, а счетчик зачем работает? – удивился тот, кто сел рядом с водителем.

Его звали Садагат, видимо он был старшим. Замечание Мураду не понравилось.

– Как зачем? – холодно сказал он. – Я же ждал вас.

– Да конечно, конечно. – согласился Садагат. – Я вижу, что ты прямой человек. Только зачем государству лишнее отдавать, мы и так заплатим, сколько скажешь, мы цены знаем.

Одно с другим не вязалось, но Мурад не стал раньше времени говорить о деньгах.

Выяснилось, что везти товар надо на Ленинградский рынок. Там простояли еще минут сорок, пока Садагат решал вопросы с администрацией рынка. Когда все было кончено, на счетчике пробило семь рублей.

– Сколько с меня? – спросил Садагат.

– Десять рублей.

Торговец бросил взгляд на счетчик и улыбнулся:

– Без проблем брат, трешник сверху, это по-божески.