Из Баку с любовью

– Живу, чем он вам не нравится?

– Он мне нравится, но знаете, готов поклясться, что я раньше его видел.

– Это не удивительно, если учесть, что вы работаете в этом районе. Живете, наверное, неподалеку. По этому проспекту, наверное, проезжаете.

– Я живу на Коломенской, – сказал Мурад, – но по проспекту езжу даже чаще, чем хотелось бы. Но дело не в этом. Время от времени, нечасто, но я вижу ваш дом во сне. Вы не поверите, но это чистая правда.

– Вы шутите? – внимательно глядя на Мурада, спросила девушка.

Это сообщение почему-то впечатлило ее. Тем не менее, она стала прощаться.

– Может быть постоим еще, поболтаем? – заметил Мурад.

– Мне надо покормить бабушку.

– А я подожду.

– Не надо.

– Жаль, а может быть, мы еще встретимся? Мы даже толком не поговорили. Как вам кстати фильм?

– Не надо ждать, – неожиданно сказала Анастасия, – вы можете пойти со мной. Я вас тоже покормлю. Одним бутербродом сыт не будешь, верно?

– Какая вы хорошая, – заметил Мурад, – участливая. О бабушке заботитесь. И обо мне вот, сироте, подумали.

– Это вы язвите? – Анастасия подозрительно глянула на него.

– Ну что вы, как я смею. А родители не заругают?

– Не заругают.

– Да и рано мне с ними знакомиться. Я не готов еще к серьезным отношениям… Это я сейчас пошутил, – поспешил добавить Мурад.

– Я догадалась. Тяжеловатый однако у вас юмор. Пошли, могли бы сообразить, что раз я должна кормить бабушку, значит, родителей дома нет. Но имейте в виду, что они в любой момент могут вернуться.

– Не беспокойтесь, я буду вести себя прилично. А чем вы будете бабушку кормить? – спросил Мурад, следуя за девушкой.

– Бабушку – кашей. А вас – бутербродом с колбасой, докторской. Могу яичницу приготовить.

Квартира находилась на последнем этаже. Оказавшись в прихожей, Мурад увидел прямо перед собой раскрытую дверь в кухню, а направо виднелись двери комнат. Одна, другая и далее в конце коридора виднелось еще что-то, комната или чулан. В этих сталинских домах встречались самые разные планировки.

– Проходите в комнату, туда, в следующую. Там гостиная. Я покормлю бабушку, а потом займусь вами, – сказала Анастасия.

Мурад прошел в указанном направлении, минуя комнату с приоткрытой дверью, краем глаза заметив фигуру старой, седовласой женщины, лежащей на кровати. Гостиная была уставлена массивной мебелью. Здесь был старинный буфет красного дерева, обеденный стол, витые венские стулья и огромный черный кожаный диван с высокой деревянной спинкой.

– Побудьте здесь, – произнесла из-за спины Анастасия.

Мурад обернулся, но девушка уже скрылась в кухне. Ступив в комнату, он сразу же подошел к окну. Вопреки ожиданию оно не выходило на проспект, внизу был большой зеленый двор, где стояли несколько автомобилей. Он опустился на диван, щелкнул тумблером настольной лампы, стоявшей рядом на журнальном столике. Лампа была тоже старой, с большим зеленым плафоном. Верно за ней когда-то работал революционер- ленинец. В этом районе, в таких домах простым людям квартиры не давали. Если в той комнате спит бабушка, (интересно, сколько ей лет?), то значит девушка спит на этом диване! Мурад погладил черную кожу. «Надеюсь, что он раскладывается. Вдвоем будет тесновато. Меня же за этим сюда привели. Во всяком случае я на это очень надеюсь. А иначе зачем я ей»? Однако, несмотря на ход своих мыслей, никакого вожделения он не чувствовал. Как-то ему было неуютно в этой комнате и на этом диване. Кожа была холодной. Мурад встал, подошел к двери и спросил в коридор, откуда доносились разные звуки:

– Может быть, вам помочь, Анастасия?

– Нет спасибо, я сама управлюсь. Зажгите там свет, что вы в темноте сидите?

– Да я не в темноте, я лампу включил. К тому же темнота – друг молодежи.

– Что-что вы сказали?

– Ничего, это просто поговорка, – буркнул в ответ Мурад.

Он вернулся в комнату и вдруг заметил на стене репродукцию какой-то картины. Мурад подошел поближе. Это был фотографический снимок, очень старый, возможно начала века, помещенный в рамку под стекло. И на нем были запечатлены нефтяные вышки. Мурад был готов поклясться в том, что это был Бакинский нефтепромысел. У него в квартире долгое время пылился журнал, где был подобный снимок с нефтяными качалками. На другой стене, когда он повернулся, ища другие снимки, он вдруг увидел портрет. Странно, что он его сразу не заметил. Это был портрет молодого офицера с залихватскими усами в форме царской армии. Мурад не силен был в различиях воинских знаков того времени. Определенно он был кавказец. Может быть, даже азербайджанец. И в его лице было что-то очень знакомое. «Где я мог его видеть? – попытался вспомнить Мурад, – наверное, кто-то из героев гражданской войны. Может быть, Якир или Тухачевский. Хотя на еврея он не похож. Даром, что чернявый».

Вошла Анастасия, в руках у нее был поднос. Чайник, чашки, варенье, розетки. Все это она расставила на столе, налила чай в чашки.

– Прошу вас, угощайтесь.

– Спасибо. Как бабуля?

– Хорошо. Только прошу без фамильярности, ее зовут Елизавета Петровна. Поела, теперь спит. Хотела с вами пообщаться, но я не пустила.

– А она еще говорит? Извините, мне просто показалось, что ей лет сто.

– Не преувеличивайте, только восемьдесят три.

– А зачем я ей понадобился?

– Она любит новых людей. Хотя здоровье позволяет ей это делать очень редко, чаще она пребывает в забытьи. Она частично парализована, после инсульта.

– Вообще-то я избегаю общения со старыми людьми. Извините за прямоту.

– Не зарекайтесь. Когда-нибудь сами таким станете.

– Ни за что. Я постараюсь не дожить до глубокой старости.

– Типун вам на язык. Поговорим о фильме.

– Поговорим, – согласился Мурад, – только, может, уже перейдем на «ты»?

– Можем, но зачем? Что это изменит? К тому же брудершафт мы не пили.

– Как не пили? А в кинотеатре?

– Это был не брудершафт. Там полагается еще поцеловаться. А у нас к этому ничего не предполагает.

– Жаль, а я надеялся.

– Оставь надежды, всяк сюда входящий. Впрочем, если хотите, можете говорить мне ты. Вы же старше меня.

– Ладно, а то я чувствую себя как в школе. Сколько тебе лет?