Я опомнился и начал произносить слова молитвы.
После молитвы все раскланялись друг с другом и потянулись к выходу. Последним выходил Фивий.
– Брат Фивий, я бы хотел переговорить с вами, – окликнул его я.
Он обернулся:
– Да, конечно, давайте поговорим.
Я спустился с престола и сел в кресло в центре зала, жестом пригласил его сесть рядом. Он степенно уселся, важно расправил складки одежды.
– Я хотел поговорить с вами о молодом монахе, который сегодня на площади избивал себя плетью.
Фивий недовольно поджал губы.
– Ведь это по вашему распоряжению?
– Я ничего такого не приказывал.
– Разве? Егорий сам, ни с того, ни с сего начал себя в кровь избивать? А вы даже не в курсе случившегося?
– Я в курсе всего, что происходит в монастыре. Послушник Егорий на исповеди покаялся в своих грехах. И в искупление их…
Я перебил его:
– И во искупление их он должен был изувечить себя? Что за дикость! Вы знали и допустили подобное безобразие! – кровь бросилась мне в лицо, я едва сдерживался, чтобы не закричать. – Вы хладнокровно допустили увечье человека, для которого были духовным наставником. Если вы не можете благотворно воздействовать на душу человека, а заставляете испытывать физические муки, я серьёзно сомневаюсь в вашей компетенции, как духовного наставника. А может быть, вам это доставляет удовольствие?
Фивий резко поднялся:
– Что вы такое говорите! – с негодованием воскликнул он, но взял себя в руки и медленно с достоинством продолжал. – Вы знаете, брат Олаф, мои взгляды на паству и монашескую жизнь, – он помолчал, словно собираясь с мыслями, – я не отрицаю великого значения научных открытий отца Окимия и ваши, – он чуть поклонился в мою сторону, – но должен сказать откровенно, что считаю ошибочным претворения их в жизнь сегодня. Возможно, когда-нибудь, в будущем, когда человек, поборет хотя бы самые страшные свои грехи, он приблизится к порогу их введения, но не теперь. Поверьте! Я вас очень хорошо понимаю, вы искренне хотите сделать как лучше, подвигнуть человечество в его развитии вверх, к Богу. Но уверяю вас, сегодня это никак невозможно! И желание ваше идёт скорее от идеалистической мечтательности, чему, как учёный, был подвержен и отец Окимий, и потому от недопонимания сути человеческой. Простой человек очень далёк от того, чтобы понять свою греховность мыслью. Для него понятны только физические инстинкты, только физическое чувствование, что хорошо, а что плохо. И только страх, что, поощряя свои греховные наклонности, он может быть физически наказан, попасть в ад, может удержать его от гибели.
– Вы не правы! – воскликнул я, тоже вставая, но Фивий перебил меня:
– Я не намного старше вас, но жизнь видел с несколько, мягко говоря, с иной стороны, чем вы. Я хорошо знаю, о чём говорю.
Я молчал. Да и что я мог возразить человеку, который не верил в людей. Как мы можем с ним работать вместе?
– В любом случае, брат Фивий, я запрещаю физические истязания в нашем монастыре. Если подобное повторится, то я не только лишу вас должности своего заместителя, но и буду ходатайствовать о переводе вас в другую обитель.
Фивий склонил голову:
– Воля ваша, брат Олаф.
– Вы можете идти.
Он повернулся и пошёл к двери. У порога остановился и обернулся:
– Знаете, я хочу, если можно так выразиться, открыть вам глаза.
Я удивлённо поднял брови.
– Да, да! Вот вы считаете, что уже хорошо знаете монахов и поселенцев. Ведь так?
– Ну не всех, конечно, особенно поселенцев. Но в общем, да.
– Тогда я вам предлагаю экскурсию.
– Какую экскурсию? – недоумённо спросил я.
– Я предлагаю переодеться и тайно посетить места, которые как вы убедитесь, очень хорошо характеризуют людей, которых вы так идеализируете. Думаю, вам будет это на пользу. Согласны?
– А почему нет? Когда и куда мы пойдём?
– Да хотя бы сегодня вечером. Оденьтесь как поселенец и набросьте тёмный плащ с капюшоном. Вечера уже холодные, никто на нас не обратит внимания. Я буду вас ждать в десять вечера у гостевого домика. Договорились?
– Договорились, – ответил я, хотя сердцем чувствовал, что влезаю в какую-то опасную авантюру, что нельзя доверять Фивию. А с другой стороны, что мне может угрожать? Надо решить наш с Фивием спор раз и навсегда. Может быть, это нас сблизит. Всё-таки нам вместе работать.
Глава 5
Часы на колокольне отзвонили девять раз. Через час встреча с Фивием, а я всё ещё стоял перед открытым шкафом и перебирал одежду. Ну, ничего похожего на одежду поселенцев, только монашеские одеяния. Есть, конечно, кальсоны, уж в таких тут все ходят, но не пойду же я в одних кальсонах! Заказать по интернету? Вряд ли сегодня успеют с доставкой, теперь только назавтра. И дед Анисим не уходит к себе, возится на кухне.
Послышался грохот.
– Дед Анисим! – крикнул я в открытую дверь спальни.
Через минуту он заглянул ко мне:
–Ась? – и подозрительно покосился на вещи, разложенные на кровати.
– Ты чего там гремишь? Десятый час уже. Иди спать.
– Как же я пойду, коли настоятель ещё на ногах? – поразился дед.
– А если я совсем не лягу, ты что, всю ночь будешь рядом сидеть? Может, у меня бессонница? И, кстати, ты где, спать-то будешь?
– Как это где? – дед Анисим вытаращил глаза, – знамо где, у себя.
Я посмотрел на него:
– Это где у себя?
Дед пожал плечами:
– За кухней же! Там испокон веку моя каморка. Когда отец Окимий жил в монастыре, я завсегда тама и находился.
– Так, там…, – хотел сказать, что там и нет никакой двери, но вдруг вспомнил, что действительно видел на кухне дверь, но она была закрыта, и я не стал искать ключ, подумал, что там кладовка для продуктов, а потом забыл, – она была закрыта, я подумал кладовка.
– Сам ты кладовка, – обиделся Анисим, – очень даже уютная комнатка, а закрыта, так ключ-то у меня.